We began it all

– Ох, детка, – выдохнула Норма коротко, быстро прижимая его к себе. – Он злой, глупый ребёнок. Его не нужно слушать.

– Я знаю, мама.

Он кивал, куда-то в её живот, обхватив маму за талию обеими руками, крепко-крепко. Норман не собирался слушать злых, глупых детей. С ними не следовало церемониться.

– Но, малыш, тебе надо постараться быть…тише, – с определённым значением, добавила Норма затем, складывая тёплую ладошку на затылок сына. – Привлекать меньше внимания. И… обещай не срываться больше в присутствии целого стада, хорошо?.. Но ты, ты главное не переживай, родной. Я всё улажу. Я обязательно всё улажу.

И она отлично справилась, надо отдать ей должное. Ведь это было непросто, учитывая несговорчивость переполошённых родителей пострадавшего мальчишки, и позицию школьного совета. Нашлось место и уговорам, и подкупу, и – можно предположить – угрозам. Но в конечном итоге, всё утихло. Одноклассник Нормана отделался всего лишь ушибом – даже до сотрясения дело не дошло, и его родители не стали притязать на большее, чем скромная денежная компенсация; директор школы обыграл уход младшего Бэйтса в новое учебное заведение, как добровольный перевод.

Теперь, они начали всё, в определённом смысле, заново (любимая тенденция семейства). И довольно долго всё шло просто прекрасно.

Норман напряжённо, до покалывания в ладонях, ожидал, когда же кончится затишье.

хХхХх

Разумеется, стоило этому произойти, Сэм Бэйтс оказался напрямую замешан во всём том колоссальном бардаке, что неотвратимо случился.

Как. Чёрт возьми. Ожидаемо.

хХхХх

Норману следовало заранее увидеть, что за грандиозная катастрофа готовилась случиться.

Потому что, ладно. Его отец был незамысловатым, но, по сути, славным человеком. Конечно, далеко не идеальным. Очень, очень далеко. Каков уж есть: мастер скоропалительных решений, бранных слов, затрещин с замахом и вечернего ничегонеделания (кроме, опять-таки, всё той же обычной занятости – выпивки и распускания рук)…

Окей, окей, поймали. Славным ‘по сути’ Сэма Бэйтса было никак не назвать.

Но Норман всё равно любил его.

По-своему.

Возможно.

(Вряд ли).

В этом не было вины Нормана!

Просто Сэм был из тех людей, которых чрезвычайно сложно искренне любить, по крайней мере, продолжительное время. Но он всё же был его отцом, так что Норман отчаянно старался.

И, совершенно точно, он никогда не коротал ночи, скажем, детально продумывая планы убийства отца так, чтобы избежать наказания. Этого не было. Господь свидетель. Норма терпела ревность, ворчливость, нетерпимость и агрессию, исходящие от мужа, и Норман просто следовал её примеру, пока хватало сил и выдержки.

Пока – бэээээмс! – не прекратил ужасные папины нападки на Норму единственным доступным способом. И это стало очередной тайной, объединяющей Нормана с матерью, и тайной был уже сам факт того, что они хранили какой-то секрет, в принципе.

Дилан к тому времени давным-давно уже патетично ушёл в закат, бросив их на произвол судьбы, поэтому Норману не было дела, что тот мог бы подумать об их потере.

Сэма похоронили скромно и быстро, Норма со всей мягкостью поддерживала в сыне его безутешный траур, даже не ставя под сомнение его невменяемость в пиковый момент и, соответственно, его невиновность, а Норман…просто следовал её примеру. И верил в те же истины, что и она. Так было лучше всего – для всех.

хХхХх

Когда они только-только переехали в Орегон, в очередной раз ‘начиная жизнь с чистого листа’ с неугасимой надеждой подлинных шизофреников, Норман почти готов был принять тот факт, что нынче – нынче у них действительно получилось.

У них появился их собственный дом, с мотелем, обещающим какой-никакой стабильный достаток; новая школа встретила Нормана весьма гостеприимно – другие дети улыбались ему в холлах и классах, учителя находили его разумным и прилежным, более того, у него появился настоящий друг и, в перспективе, девочка, на которую он возлагал большие романтические надежды. И мама, о, она казалась свободной, спокойной, уверенной в себе. Это был восхитительный образ, столь отличный от всегдашнего настороженного, запуганного, вечно оглядывающегося за спину, готового лгать и поддельно улыбаться, чтобы убедить всех вокруг в том, что всё просто прекрасно. Теперь мама словно освободилась от оков своего прошлого, и Норман с удовольствием подмечал мелкие перемены в её обычном поведении.

Череда событий, что, одно за другим – след в след – утомительной вереницей, произошли с ними практически сразу же, как они обосновались на новом месте, словно изначально была задумана Всевышним, чтобы разрушить всё то хорошее, что Бэйтсы с таким огромным трудом и столь неизмеримыми жертвами выстроили в своей жизни.

хХхХх

Даже самые большие радости обернулись для Нормана огромными разочарованиями.

Домой, словно почувствовав издали обещание тепла и уюта, моментально подтянулся Дилан Массетт. Ему не присылали приглашений, ему даже адреса не оставили, но он всё равно умудрился найти их и, естественно, никогда не страдая от скромности, подселиться к ним. Дилан оправдывал свой переезд тем, что он был частью семьи. Норман не купился. Ха, ни за что.

В новой школе, равно так же, как и в предыдущих, у Нормана завелись недоброжелатели. То есть, большинство детей продолжало безразлично улыбаться ему при случайных встречах в коридорах, но среди них появились личности, которые не отказались бы устроить ему взбучку, по их мнению, заслуженную. Норман не видел за собой никакой вины перед ними, он абсолютно не мог понять, чем ухитрился вызвать такой гнев. Возможно, дело было элементарно лишь в том, что злых, глупых ребят хватало повсюду. И им не нужен был большой повод для того, чтобы изводить кого-то.

Хотя вот, было исключение. У Ричарда, этого озлобленного и самодовольного «золотого мальчика» был, можно сказать, довольно-таки стоящий повод. И пусть Норман не считал себя человеком, который действительно взял и злонамеренно увёл его девушку, он всё-таки мог разглядеть какую-то хромую, но вполне себе легитимную логику в ходе мыслей парня. Когда-нибудь, Норман надеялся, когда-нибудь придёт день, когда он отплатит ему. За каждое оскорбление. За разбитый нос. За все несправедливые нападки. Это будет только честно.

Особенно, учитывая, что Брэдли Мартин, как показало время, даже не стоила всего того шума, что Ричард поднял в связи с её королевской персоной. Поначалу, надо признать, Норман обожал эту девочку. Боготворил даже. Она была светловолосой, и эффектной, и её речь была своеобразно приятна. Брэдли навевала ему чувство вспоминания и – привлекала невероятно сильно. Но затем, всё больше раскрываясь перед Норманом, допуская всё больше ошибок, Брэдли сделала буквально всё, чтобы доказать: что бы он о ней ни думал, всё это было неверно. В ней не было силы воли – была наносная, упрямая заносчивость, подпитывающая её гордыню. В ней не было подлинной красоты – лишь более-менее успешное притворство. Кого бы она ни напоминала Норману, оригиналу она нисколько не соответствовала.