Я их всех убил

Грубо приклеенная куском прозрачного скотча к кубику Рубика, хорошо знакомая фотография заставила его содрогнуться.

На глянцевой бумаге с улыбкой позировали Анри Саже и его мать; стоящему справа Максиму было всего несколько лет. Три слова, небрежно написанные черным фломастером, нокаутировали, как хук в печень.

«Мама и дядя?»

Комната закрутилась вокруг него, лицо исказилось в жуткой гримасе. Кровь стучала в висках, в ушах стоял грохот барабанов. Тело затряслось с удвоенной силой, и он не смог удержать крик, разорвавший относительную тишину.

С налитыми кровью глазами он вскочил, схватил монитор и швырнул его через все рабочее помещение. Тот с диким лязгом разбился между столами, пролетев буквально в нескольких сантиметрах от головы одного из коллег.

Раздались возгласы протеста и удивления, но задыхающийся Максим с судорожно сведенными мускулами на этом не остановился.

Как пробудившийся после долгого бездействия вулкан, он выплескивал свою ярость на близлежащие предметы, сметая их одним взмахом руки. Тяжелый стол от пинка с грохотом опрокинулся. Эмма горестно кричала, умоляя друга остановиться, но Максим ее не слышал. Он был похож на дикого зверя, вырвавшегося из клетки, где его держали долгие месяцы.

Рванув один из ящиков, он запустил им в стену у себя за спиной, оставив зияющую дыру в гипсокартоне.

– Прекрати! – заорал Борис.

Максим застыл, сжал кулаки и злобно уставился на напарника.

Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, и, когда Максим шагнул вперед, Павловски бросился на него.

Мощная подсечка лишила молодого человека равновесия, и он рухнул на пол. Не успел он перевести дух, как русский всем своим внушительным весом навалился на него. Отработанным за множество тренировок движением Борис сжал правое запястье противника и, с силой толкнув его в плечо, перевернул на живот; в одно мгновение тот уткнулся лицом в пол.

Павловски завел руку Максима чуть выше между лопаток, и тот, обездвиженный захватом, взвыл от боли.

Русский склонился над ним и прошептал:

– Готово дело, старина. Для тебя здесь все кончено.

Двери распахнулись, в помещение бригады ворвалась Ассия и устремилась к ним.

– Это еще что за бардак?! – взорвалась она.

Она окинула взглядом помещение, оценивая нанесенный ущерб.

Максим валялся на полу среди осколков. Все это напоминало взрыв гранаты.

В долю секунды она поняла, что произошло.

– Павловски, Монсо, ко мне в кабинет! Немедленно!

Она стремительно покинула комнату. Почувствовав, что Максим успокоился, Борис ослабил хватку.

Они поднялись на ноги, и русский крепко ухватил Максима сзади за шею:

– Будешь вести себя смирно?

Тот яростно встряхнулся, высвобождаясь. Присутствующим показалось, что он опять впадет в исступление; но его гнев прошел. Пылающий в нем огонь, конечно, не погас, вовсе нет, но неодолимая потребность выплеснуть ярость существенно ослабла.

Он сделал несколько глубоких вдохов и бросил огорченный взгляд на Эмму. В глубине души ему было стыдно, что она снова увидела его в таком состоянии. Он провел рукой по волосам и заметил, что пальцы в крови. Он вытер ладонь о бедро и направился в кабинет Ассии. Борис последовал за ним.

Сложив руки на груди, разгневанная Ассия раскачивалась на стуле. Нахмуренные брови придавали ей суровый вид. Максим никогда прежде не видел ее такой. Ассия выдержала долгую паузу, буравя взглядом подчиненных, потом не выдержала и прошипела:

– Вы решили, что моя бригада зоопарк, или что?

Павловски удивился, что отповедь адресована им обоим, но напомнил себе, что она не видела, что происходило в нескольких метрах от ее кабинета.

– Борис, объясни, в чем дело! – прогремела она.

Русский откашлялся и начал:

– Я вернулся от Моллена, и аджюдан Монсо в грубой форме поинтересовался, где наш задержанный. Я ответил, что его отпустили. Тогда Монсо ударил кулаком по столу. Думаю, что он…

– Я не нуждаюсь в ваших комментариях, – сухо прервала его Ассия. – Излагайте только факты.

Он принял удар и продолжил:

– Затем Монсо дошел до своего рабочего места и там в ярости принялся расшвыривать все подряд, а заодно перевернул стол.

Молодая женщина вздохнула:

– А как дошло до той сцены, которую я только что застала?

– Увидев, что он не успокаивается, скорее наоборот, я решил вмешаться и усмирил его, прижав к полу.

– Максим, все именно так и произошло? – спросила она.

Тот хмуро кивнул. Он чувствовал тяжесть устремленного на него взгляда, но не решался встретиться с ней глазами.

У него еще тлела робкая надежда, что все не так скверно, поскольку ни Ассия, ни Павловски не присутствовали при первом его срыве, из-за которого он и был отправлен в долгосрочный отпуск.

Ассия развернулась в кресле лицом к дальней стене – привычка, которой она обзавелась в своем старом кабинете, где была возможность подойти к окну и на несколько мгновений отвлечься от дел. И по сей день, когда требовалось принять важное решение, она прибегала к этому ритуалу. И чувствовала себя почти смешной, утыкаясь взглядом в голую стену, которую так и не успела чем-нибудь украсить. Гнев вскипел в ней еще сильнее.

Она повернулась и бросила Павловски:

– Спасибо, Борис, свободен.

Русский с шумом отодвинул свой стул и вышел. Ему не удастся присутствовать при оргвыводах, что здорово его разочаровало. А ведь так хотелось поглядеть на расстроенную физиономию Монсо, когда она объявит ему плохую новость, – на его взгляд, существовал только один способ исчерпать этот инцидент.

Когда за ним закрылась дверь, Ассия пересела в кресло напротив Максима.

– Что на тебя нашло? – спросила она его сравнительно мягко, хотя в ее голосе чувствовался подспудный гнев.

Жандарм продолжал молчать, не поднимая глаз от пола и все еще прерывисто дыша.

– Ты знаешь, что тебе грозит, Максим? Ты же не оставил мне выбора.

Он поднял лицо, и его карие глаза встретили взгляд красавицы-мулатки.

– Делай, что должна, – почти неслышно выдохнул он.

Новый вздох.

– Твою мать, Максим, – прошептала она, качая головой.

Повисло тяжелое молчание, а затем приговор упал, как нож гильотины.

– Ладно, – со вздохом заключила она, – с этого момента ты отстранен до принятия решения дисциплинарным советом, который я соберу в ближайшие дни. Перед уходом сдай мне свое удостоверение и табельное оружие.