Я в любовь нашу верю...

Поднявшись на цыпочки, Серенити легко побежала по настилу из опавшей хвои и мелких сучьев, пристально вглядываясь в темноту и срывающимся голосом окликая подругу. Серебристый лунный свет, пропивающийся сквозь переплетение ветвей над головой принцессы, служил ей помощником.

Наконец, девушка услышала сдавленные всхлипы, перемежающиеся с судорожными рыданиями. В нерешительности Серенити остановилась, прижав руку к груди.

— Минория? — нерешительно позвала дочь Серены, ощущая, как отчаянно колотится под ладонью ее сердце.

Ответа не последовало. Тогда, осторожно ступая, лунная принцесса пошла на звук плача. Тревога проникла в ее душу, и Серенити остро ощутила душевную боль подруги, точно свою собственную.

Минория плакала за кустом шиповника, закрыв лицо ладонями и сжавшись в комочек. Расстроенная, она не сразу заметила, что ее одиночество нарушено.

— Минория! — лунная принцесса бросилась к подруге, обняв ее за плечи. — Что случилось?

Шмыгнув носом, дочь Астарты захлопала ресницами, смаргивая слезы:

— Ничего, — попыталась придать своему голосу беспечность девушка, но хриплый голос все равно выдавал ее с головой. — Так, пустяки.

— Из-за пустяков не плачут, — возразила Серенити, заставляя Минорию посмотреть на нее. В лунном свете слезы, застывшие в глазах принцессы Венеры, казались осколками горного хрусталя. — Расскажи мне, что стряслось.

Лунная принцесса успокаивающе поглаживала подругу по опущенным плечам, и этот знак поддержки заставил девушку разреветься пуще прежнего. Серенити же молча прижала Минорию к себе, позволяя той выплакаться. И все-таки это было странно — видеть слезы дочери Астарты. Принцесса Венеры была словно соткана из солнечных лучей, радости и какого-то по-детски наивного счастья, и этот ее плач в изрядной степени расстроил Серенити.

Наконец, выплакавшись, Минория, чуть запинаясь и всхлипывая, поделилась с лунной принцессой своими переживаниями, сознательно умолчав о том, что произошло на празднестве между ней и Эндимионом. Из-за упущения этой детали картина происходящего выходила неполной, но Серенити не искала истину в деталях. Чуть нахмурившись, она слушала исповедь подруги, сочувственно сжимая ее руку. Лунная принцесса была недовольна Адонисом; более того, она была глубоко поражена его недостойным поведением. И Серенити тут же приняла решение рассказать обо всем Эндимиону — как-никак, принц мог оказывать на венерианца существенное влияние.

— Знаешь, что самое ужасное? — вдруг произнесла принцесса Венеры, посмотрев прямо в глаза Серенити. Ее зрачки были расширены, словно у безумной. — Адонис ведь прав!

Лунная принцесса пришла в ужас от такого самобичевания:

— Ты что?! Даже не думай об этом!

— Нет, ты не понимаешь, — покачала головой Минория и отвернулась. — И, надеюсь, никогда не поймешь. Я знаю, о чем говорю, и оттого мне так плохо.

— Ты самая лучшая, — уверила подругу Серенити, ни разу не покривив душой. — Я люблю тебя, как сестру. И что бы ты ни совершила, я не отрекусь от тебя. Знай об этом. Никогда в жизни…

Принцесса Венеры растрогалась, услышав эти слова, и вновь ощутила, как в душе поднимается мутная, горячая волна немого укора. Ох, Серенити-Серенити… Чистая душа. Самый близкий человек. Как же гнусно хранить от тебя секреты!..

Наконец, Минория успокоилась. Однако на совести все еще лежал тяжкий груз — принцесса никак не могла найти в себе силы рассказать Серенити о том, что чувствует к ее жениху. Это была тайна за семью печатями, сладчайшее табу, и Венера все же понимала, что не стоит сваливать на чувствительную подругу еще и это. Проще позволить всему идти своим чередом.

«В конце концов, — горько рассудила дочь Астарты, двигаясь с Серенити к выходу из леса, — этот поцелуй ничего не меняет. Всего лишь дань традициям. Всего лишь обычай…»

На празднество принцессы не вернулись. Сопровождаемые королевской охраной, они вернулись во дворец и разбрелись по покоям. Впрочем, лунная принцесса, как и в детстве, пришла к Минории, словно чувствуя, что той все еще нужна поддержка. Пока принцесса Венеры засыпала, Серенити, глядя широко распахнутыми глазами во тьму, размышляла над тем, что же она завтра расскажет своему принцу.

На следующее утро Серенити пришла к жениху и поведала ему все без утайки. Ее тревога и обостренное чувство справедливости дали свои плоды. Речь ее была быстрой и горячей, словно от того, насколько подробно и ясно она расскажет Эндимиону о произошедшем, зависела дальнейшая судьба подруги.

— Минория ничего не должна знать, Эндимион, — произнесла напоследок Серенити, нервно сжимая в ладонях серебристо-белую ткань платья. — Я пошла против ее воли, рассказав тебе эту неприятную историю. Но выходка Адониса не должна остаться безнаказанной. Просто пойми меня правильно.

— Она и впрямь была вся в слезах? — глухо уточнил наследник Иллюзиона.

— Да.

Принц стоял к Серенити спиной, задумчиво потирая подбородок, и смотрел в окно на открывающийся перед ним пейзаж. На зеленой лужайке перед дворцом, среди разбитых клумб, стлались седые клочья тумана, не успевшие растаять под солнечными лучами. Звонко пели птицы; под окном, расправив хвосты, важно прохаживались два павлина.

Однако Эндимион словно не замечал красот раннего утра. Все его мысли были поглощены историей, поведанной его невестой. Она касалась Минории, и Серенити просила у возлюбленного помощи в этом запутанном для нее деле. Подобно лунной принцессе, принц был возмущен поведением Адониса на празднестве; более того, он принял сложившуюся ситуацию близко к сердцу. Хоть дочь Астарты и не просила заступничества, Эндимион с большой охотой предоставит его. И не только ради просьбы Серенити. Просто так, справедливости ради.

— Хорошо, я займусь этим вопросом, — ответил наконец принц, и девушка облегченно вздохнула, приближаясь к нему. Эндимион без лишних вопросов заключил ее в свои объятия, трепетно прижимая к себе хрупкую принцессу.

Перед его мысленным взором отчего-то встало заплаканное лицо Минории. Принц никогда не видел принцессу Венеры плачущей, и эта картина пришлась ему не по нраву. И Эндимион твердо решил разобраться с Адонисом как можно скорее и наказать его по всей строгости. Ведь он попрал честь офицера, ни больше ни меньше.

Когда Серенити ушла, Эндимион тут же послал за Адонисом. Венерианец прибыл довольно быстро — одетый с иголочки и причесанный смоченным в воде гребнем — ни дать ни взять образец для подражания. Только покрасневшие глаза и чуть припухшее лицо красноречиво свидетельствовали о том, что прошлая ночка была бурной. О да, земной принц знал, насколько!

Спокойно, стараясь не срываться на повышение голоса, но в то же время строго, Эндимион начал:

— Сегодня я совершенно случайно узнал пренеприятнейшую новость, Адонис, и был возмущен ею до предела. Не далее как вчера вечером, вы посмели нанести оскорбление принцессе Венеры; оскорбление настолько сильное, что вы довели Минорию до слез. Что скажете на это? Чем сможете оправдать свое недостойное поведение?