Я в любовь нашу верю...

А в квартире у Мамору было сухо, тепло и уютно. Это и отметила Усаги, едва переступив порог дома Чибы. Она держала в руках полупрозрачный зонт, с которого стекала вода, образуя на полу лужицу, и тряслась от холода. Мамору даже показалось, что кончик носа Цукино посинел от холода, и он тут же, не терпя возражений, отправил Усаги в ванную, подкрепляя свои слова легким шлепком по попе девушки. Она хихикнула и скрылась за дверью, а через несколько минут раздался шум бегущей воды.

А Мамору тем временем принялся искать для Усаги сменную сухую одежду. Ясное дело, домой он ее сегодня отпускать не собирался — в такую погоду хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Переночует у него, пока бушует ненастье, а с утра отправятся на учебу. Словно в подтверждение его слов, порыв ветра швырнул в оконное стекло сноп дождевых брызг, и Мамору, словно очнувшись, открыл шкаф и принялся перебирать вещи.

Среди стопок аккуратно сложенных рубах и футболок Чиба обнаружил что-то гладкое, приятно скользящее в пальцах. Подцепив вещь, Мамору вытащил на свет персикового цвета ночнушку, сплошь состоящую из кружев и искусственного шелка — вещь Минако. Сразу же нахлынули непрошенные воспоминания — как и при каких обстоятельствах этот предмет одежды оказался у него, и Чиба сжал ночнушку в руке, сминая нежную ткань. Он-то забрал свои вещи из ее квартиры, а сама Минако не торопилась сделать то же самое. И этот дух, незримый мираж ее присутствия, до сих пор витал в этой квартире.

Мамору с решительным видом подошел к другому шкафу, достал оттуда пакет и сунул туда злополучную ночную рубашку Айно. Вскоре туда же последовали два ее банта — голубой и черный, а также кое-какая бижутерия и зубная щетка. Некоторое время в задумчивости посмотрев на пакет, что, как казалось Чибе, выглядит укоризненно и как-то сиротливо, парень сунул его в дальний угол шкафа, намереваясь при удобной возможности передать вещи хозяйке. Однако его мысли уже находились в неком сумбуре от воспоминаний, связанных с Минако, и Мамору, приказав себе успокоиться, достал одну из своих рубашек и отнес ее Усаги.

Когда в спальню, шлепая босыми ногами, вошла Усаги, парень уже лежал на кровати, заложив под голову руку. Рассеянный свет от торшера с зеленым абажуром падал на книгу, которую читал Мамору, создавая уютную атмосферу. Рядом, на прикроватном столике, стояли две чашки с чаем сенча. От них легкими струйками подымался ароматный пар, и Цукино, тут же взобравшись на кровать, села по-турецки и взяла в руки одну из чашек.

— М-м-м, какой аромат! — восхитилась она. — Спасибо.

— Не за что. Пей горячим, — произнес Мамору, опуская книгу и улыбаясь. — Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Усаги тут же чихнула, и Чиба нахмурился.

— Ну, вот, — проворчал он. — Все-таки простыла.

Цукино беспечно махнула свободой рукой и пригубила чай:

— Ерунда.

— И чего, собственно, ты вышла из дома в такую погоду? — продолжал Мамору свою речь. — Сидела бы дома, лопала шоколадки да листала мангу.

— Но я соскучилась, — состроила жалобную гримаску Усаги, вновь прихлебнув чай. Парень тоже взял свою чашку и сделал глоток. — Ты не рад? — тут же надула губки девушка, подозрительно косясь на Чибу.

— Нет, что ты… — тут же ответил Мамору. — Просто уже так поздно… Твой приход был для меня неожиданным.

— Я хотела сделать сюрприз, — просто ответила Цукино, лукаво сверкнув глазами.

Чиба тепло улыбнулся, глядя на Усаги с невыразимой любовью:

— Он определенно удался. А теперь допивай свой чай и будем ложиться спать. Мне завтра с утра на работу, да и тебе на учебу подниматься.

Цукино выразительно зевнула, прикрывая рот ладошкой:

— Что верно — то верно. Но та-а-ак лень…

— Уж кто бы сомневался, — снисходительно ухмыльнулся Мамору, отставляя чашку с недопитым чаем. В такие моменты он казался самому себе старше собственного возраста, точно Усаги была его маленькой дочкой. Кто бы мог подумать, что вот эта девушка с хвостиками-оданго в его розовой рубашке — одна из защитниц этого бренного мира. — А теперь — спать!

С этими словами Мамору, потянувшись, отложил книгу на прикроватный столик и выключил свет, а Усаги, отставив чашку, удобно примостилась рядом, положив голову на плечо парня. Чиба нашел в темноте ее ладонь и некрепко сжал.

— Доброй ночи! — прошептал он и поцеловал Цукино в висок. В ответ донеслось невнятное бормотание, а затем и легкое, сонное дыхание возлюбленной. Девушка заснула мгновенно, а Мамору еще некоторое время лежал, вглядываясь в темноту и слушая шум дождя за окном.

Вся эта идиллия казалась ему затишьем перед бурей, и Чиба каким-то шестым чувством ощущал ее приближение. Чувствовала ли это Усаги? Скорее всего, нет — иначе она не была столь безмятежна и спокойна. Но чувство тревоги пожирало Мамору изнутри и по ночам лишь усиливалось. Однако близость любимой, ее теплое сонное дыхание на его щеке сделали свое дело, и к Чибе, наконец, пришел сон.

В это же время, на другом конце Токио, другая пара только собиралась подниматься с постели. Точнее сказать, только девушка собиралась, оставляя мужчину нежиться в объятиях темно-синего шелка. Она спустила ноги на пол и тряхнула головой, потягиваясь. Рыжевато-каштановые волосы волной упали на ее обнаженную спину, и пламя свечей засияло в них, точно жидкий огонь. Не без сожаления вздохнув, красавица потянулась за шелковым халатом и, поднявшись с постели, накинула его на молочно-белые плечи.

Мужчина, не сводя взгляда с жены, поначалу наблюдал за ней, словно сытый кот, объевшийся сливок, а затем произнес с капризными нотками в голосе:

— Нару, вернись в постель.

— Не могу, милый. Мне нужно работать, и ты прекрасно это знаешь, — ответила она, оборачиваясь к Нефриту и запахивая халат.

Санджойн приподнялся на локте:

— Все никак не можешь выбросить эту идею из головы? Брось! Есть множество других способов заполучить человеческую энергию. Или попросту займись этим с утра.

Аквамарин лишь закатила глаза:

— Кажется, мы это уже обсуждали. Во-первых, кто, как не ты, учил меня, что все темные дела стоит вершить под покровом ночи? Во-вторых, эта идея — дело принципа, ни больше ни меньше. Когда я стала твоей мистресс, у меня не было ни свадебного платья, ни, уж тем более, свадебной церемонии. Так почему же у других все это должно быть?

— О, да в тебе говорит зависть, — вздернул брови Нефрит. — А ты подумай иначе. Ты получила то, что хотела — меня. Тут уж без вариантов. Свадьба и прочие глупые штучки не про мою честь.