Я. Ты. Мы.Они

Я стою у окна, на улице уже начинает темнеть. Интересно, кто-нибудь догадался загнать собаку домой? И заказали ли дети пиццу?

– Сань, – опять шепчет Сашка. Боже, как же я любила когда-то его голос.

Но я не оборачиваюсь, всё ещё смотрю в окно и пытаюсь сосредоточиться на своих жалких мыслях о собаке и пицце. Понимаю, что это трусость, и сама себя ненавижу за это. Сашка ещё какое-то время стоит у двери, а потом всё же решается подойти ко мне. Стоит за моей спиной и почти не дышит, по крайней мере я не слышу. Потом осторожно касается моего плеча, но я отлетаю от него в другой конец комнаты:

– Никогда … не… трогай… больше … меня! – тщательно выговариваю я каждое слово.

Его руки сжимаются в кулаки, но скорее от непонимания, куда их сейчас деть, чем от злости.

– Сань, я виноват, понимаю. Но, давай попробуем поговорить.

Я упрямо вздергиваю подбородок, и видимо качаю головой, потому, что Сашка тут же добавляет:

– Нам это нужно, ты же понимаешь, – он выглядит таким рассудительным, что у меня зарождается ощущение, что это я сегодня что-то натворила. И от этого становится так обидно.

– Не понимаю… ничего не понимаю, вообще. Боже мой, какая же я дура наивная. Я же сегодня весь день металась по Москве, искала тебя, переживала как там Сашенька с его работой, делами… А он… Хорошо хоть провёл время, а?

Сашка кусает губы и виновато отводит глаза, видимо не выдержав моего безумного взгляда. Я нервно откидываю волосы назад и продолжаю свою гневную тираду, сама не замечая того, как перехожу на крик:

– Хотя нет, не отвечай, не хочу знать! Чёрт, Чернов, что же ты натворил!

Дышу тяжело и почему-то хрипло.

– Натворил, да… С радостью бы сказал, что не понимаю, как всё случилось, что всё это была случайность…

– И мне от этого легче должно стать?!

– Нет, не должно… Но, Сань, это всё такая ошибка, клянусь…

– Ошибка?! – мне тошно от того, что он говорит шаблонами, мне противно от того, что я отвечаю ему тем же. Но как разговаривать иначе, я не представляю. – Ошибка – это то, что я целыми днями сижу и жду, что ты сегодня осчастливишь нас своим присутствием. Ошибка – это то, что я верю, что ты несчастный впахиваешь целыми днями. Ошибка – это то, что я на прошлой неделе тебе в квартиру шторы выбирала! Гениальное решение, сплавить семью за город, а самому купить квартиру и таскать туда баб! Как давно тебе всё равно на нас стало?! Это кем надо быть…, – меня несёт, и я кричу обо всем, что идёт в голову. Первые предвестники надвигающейся истерики, но Сашка обрывает меня своим жёстким «стоп». Почему-то тоже начинает злиться:

– Какие бабы?! Одна женщина, одна… никого больше, за все эти годы…, – но я не хочу слушать его объяснения, хватаю первые попавшиеся вещи, пытаюсь зашвырнуть в него подушкой. Сашка перепрыгивает через кровать, хватает меня за руки, пытается прижать к себе. Я отбрыкиваюсь, но все движения уходят в никуда. Чем сильнее я дёргаюсь, тем сильнее он держит меня. Потом я замираю, и в один момент просто повисаю у него на руках. И мы молчим, никогда не думала, что тишина может доставлять столько боли.

Утыкается носом мне в макушку и опять шепчет:

– Сань, ты, правда, веришь в то, что говоришь? Ты, правда, думаешь, что я такой? Что я сплавил вас? Что мне всё равно на тебя или детей?

Ничего не отвечаю. Считаю ли я действительно так? Видимо он воспринимает моё молчание как шаг на встречу, поэтому даже трётся щекой об мои волосы. Он него пахнет свежестью и хвоей, и немного горьким апельсином. Такой знакомый запах, вот только какая жалость, что душ он сегодня принимал с другой. Я не выдерживаю, и со всего размаха даю ему пощечину. Сашка от неожиданности ослабляет хватку, и я вновь отталкиваю его:

– Сказала же, не трогай меня!

– Ладно, ладно! – он тоже раздражён, но пока ещё сдерживает себя. И в доказательство своих слов даже выставляет руки перед собой, как бы успокаивая меня.

– Саш, уходи, уезжай, прошу тебя. Уйди, пожалуйста, исчезни, – почти молю его я.

Он не отвечает. Только напрягается весь, становится каким-то жёстким и каменным.

– Хорошо… – наконец-то, зло соглашается он и выносит свой вердикт. – Нам нужно остыть, иначе мы с тобой договоримся. Только, Саш, это ещё не конец.

– Тогда что, скажи мне, что это? Не уже ли ты думаешь, что я прощу? Наше «мы» умерло сегодня в жалких судорогах… Пфффф… салют… прах… похоронный марш… Уважаемые дамы и господа, приготовьте ваши платочки.

– Не говори так… Тебе плохо, знаю, я подвёл тебя. Но мы с тобой справимся, обязательно справимся. Как справлялись со всем остальным. Только скажи мне, что ты веришь мне. Что не будешь принимать поспешных решений.

– А что тут решать, и так понятно, что это конец…

– Нет! Не говори так, – выкрикивает Сашка. А потом устало добавляет. – С тобой сейчас невозможно разговаривать.

Я лишь морщусь. Значит это со мной невозможно разговаривать, а с ним можно?

– Чёрт, я не это хотел сказать, – правильно он понимает моё выражение лица. – Давай, просто успокоимся, хорошо? Возьмём тайм-аут. Я сейчас уйду, но вернусь обязательно, слышишь? Мы обязательно вернемся к этому разговору. Просто знай, это не конец… я не позволю.

Глава 11.

– Мда… хреново, – просто тянет Анюта. – А дети в курсе?

– Наверное… Понимаешь, я им ничего не говорила, просто с места подорвалась. Но они же не глухие. А мы тогда орали будь здоров, да, и… я потом в анабиоз впала, они же не могут не делать выводов. По крайней мере пацаны. А знаешь, что мне вчера Стас сказал? Что он велел Сашке не возвращаться.

Вот я и рассказала всю нашу историю, и, если честно, мне даже легче стало – извиняться и ныть больше не хотелось. А ведь до этого просто не могла представить, как я кому-то смогу рассказать про измену мужа, даже Кудяковой, а обычно с Ленкой я делитесь всем. Не зря же к ней поехала в своих сомнениях. Но тогда были мои домыслы, а тут… А тут уже ничем неприкрытый факт измены и блондинка, завёрнутая в полотенце. Этого уже никуда не скроешь, не отболтаешься, не сделаешь вид, что этого не видела. А ведь через неделю надо будет что-то рассказывать родителям, да и дети всё-таки заслужили каких-никаких объяснений.

Анюта допивает вино из своего бокала и спрашивает:

– А что Сашка, так с тех пор и не звонил?

– Не звонил… Может детям и пытался, но они мне не говорили. А что мне звонить то? Если он меня хоть сколько-нибудь знает, должен понимать, что я не отвечу.

– И что, тебе даже не хочется, чтобы он даже попытался?

Я упрямо трясу головой:

– Нет…

– Совсем-совсем? Чтобы названивал, сообщениями закидывал? Я бы так не смогла, – с неподдельным восхищением в голосе сообщает она. – Вот если б мой Олег… тьфу-тьфу-тьфу, – мы вместе на автомате стучим о столешницу. И нас обоих пробирает смех.