Янтарь и Лазурит
Шрифт:
Ничего не поделаешь, Кохаку пришлось ответить:
— Король ходит в красном, но с золотым узором. — Однако этого было мало, она по-прежнему ощущала разочарование, поэтому решила говорить дальше, чтобы занять чем-то мысли: — А, и если остальные носят более тёмный золотой, то лишь у наследного принца он самый чистый и светлый, потому что он — будущее солнце Сонгусыля, в то время как остальные — просто огоньки, освещающие страну.
И она замолчала, осознав, что в голову больше ничего не шло. Кохаку прикусила губу, опустила голову и сделала вид, что поправляет якобы сползающий джанот.
Рури вновь удивил её тем,
— Косы носят все девушки?
Чего это её друг решил поговорить о внешнем виде? Ладно, его решение, Кохаку подыграет:
— Только незамужние, и ещё ленты вплетают, а остальные их убирают выше, как в чопчимори*, например, или высокие с париками оёмори**, их носят знатные замужние женщины, но и у простых тоже какие-то похожие, сам видел. — Она даже не задумывалась, что грузила Рури непонятной ему информацией. — Ненавижу парики, между прочим. А мужчины в основном ходят с санту и минсанту*** и гораздо реже можно увидеть хвосты, но это больше про Ю Сынвона. Ой. Наверное, тебе это всё неинтересно, извини, унесло меня.
* Чопчимори (кор. ????) — убранная в пучок коса с заколкой чопчи, носили представители королевской крови и знатные женщины.
** Оёмори (кор. ????) — высокая причёска с использованием парика и подголовника, носили королевы. Кохаку живёт во дворце, поэтому называет их в первую очередь.
*** Минсанту (кор. ???) — высокий пучок без повязки мангон, носили простые мужчины.
Она наконец-то пришла в себя и неловко почесала нос, а Рури махнул рукой, как бы говоря: «Ничего страшного».
— А распущенные?
— В Сонгусыли не носят, но Рури приехал из Цзяожи, так что нестрашно, у тебя и одежда другая. — Она улыбнулась, осмотрев его с головы до ног.
Кохаку подумала, что её друг переживал о собственном внешнем виде.
На некоторое время повисла тишина, но Рури нарушил её по собственной воле, очень тихо пробормотав себе под нос:
— Вот почему он заплетал волосы нуны, — и сразу после этого, смутившись, уже громче спросил: — В каком цвете хотела бы ходить нуна?
Кохаку взглянула в лазурные глаза, стараясь не утонуть в их глубине. Неужели Рури ревновал её к Джинхёну? Она почувствовала, как к щекам прилил жар, но тоже решила не продолжать эту тему, а прокашлялась и мечтательно произнесла:
— Никогда не задумывалась, может, в голубом?
И опять прикусила губу. Ну почему она сначала говорила, а потом думала?! Рури сам носил тёмно-синий, а тут ещё и его манящие лазурные глаза, вот голубой и пришёл в голову первым. А вдруг она только спугнёт друга детства? Но он вроде проявлял к ней интерес…
Рури поразил её в очередной раз своими словами:
— Нуне идёт золотой.
Она приоткрыла рот и не смогла ничего ответить.
И как, чёрт возьми, на это реагировать?! Что он хотел сказать? Просто похвалил? Или намекнул, что голубой ей не подойдёт?
Кохаку покраснела и спрятала руками лицо, потёрла глаза, пока не начало щипать. Рури больше ничего не говорил, а она стеснялась проверять выражение его лица и ощущала себя совершенно потерянной в сложившейся ситуации. Даже выслеживать и ловить убийцу гораздо проще!
Она радовалась, что Рури перестал холодно относиться к ней и делать вид, что она лишь стена, но и сама Кохаку почему-то начинала меняться в его присутствии, зачем-то смущалась и говорила
глупости. Должна была просто радоваться, что друг детства выжил и теперь сидел рядом с ней; пусть он ничего не помнил, но глубине души оставался всё тем же весёлым Рури.К счастью, ситуацию спасло цоканье копыт. Кохаку затихла и насторожилась: по тропе шла лошадь с всадником, за ней плёлся уже знакомый Нам Сокчон в сопровождении четырёх стражников, державших оружие наготове, и шествие замыкала ещё одна лошадь.
Кохаку еле удержалась, чтобы не стукнуть себя по лбу. Почему на такого опасного заключённого выделили жалких шесть человек?! Даже отсюда доносилось бормотание этого чудовища, а она со своим прекрасным слухом разбирала отдельные слова.
Не зря сбежала из Сонбака и решила последовать за ними, теперь их хотя бы будет восемь. Когда они отдалились на достаточное расстояние, но всё ещё оставались в поле зрения, Кохаку накинула джанот на голову и немедленно двинулась следом, стараясь держаться тени деревьев, которые вскоре закончатся — тогда придётся прятаться в высокой траве. Некоторые поля уже скосили и собрали весь урожай, поэтому им нужно было быть максимально осторожными и не попасться. Благодаря своему слуху она слышала цоканье лошадей с далёкого расстояния, поэтому могла ориентироваться на него, если ничто не отвлечёт её.
Словно тень, Рури молча следовал за Кохаку и не отставал ни на шаг. Она изредка поглядывала назад, беспокоясь, что он не успевал, а тот дышал ей прямо в спину. Кохаку невольно улыбнулась: примерно так рассказывали о верховной лисе, за которой всегда следовал её верный хранитель и помощник золотой дракон. Рури тоже находился рядом и помогал, не заставил вернуться во дворец, а отправился за Нам Сокчоном вместе с ней, за что она была благодарна.
В лучшем случае, они успеют до заката выйти на побережье к небольшой гавани, где будет дожидаться джонка, в худшем — придётся остаться на ночлег. Тогда Кохаку будет следить за заключённым в оба глаза.
Некоторое время они передвигались беззвучно и скрывались за деревьями, словно два наёмника. В какой-то момент Нам Сокчон заоорал на всю округу:
— Я не хочу на этот проклятый остров!
И немного изменив интонацию, сам себе же и ответил:
— Сам это заслужил, надо было сразу идти к нашему будущему шедевру.
Кохаку услышала, как раздался звон металла: должно быть, стражники достали оружие и приставили его к заключённому, а тот и без них звенел цепями.
— Я не хочу умирать!
— А я как будто хочу.
Уже собираясь рваться вперёд, Кохаку не удержалась и взглянула на Рури, а тот покачал головой, словно твердил «Не делай этого». Пришлось сдержать себя.
Один из голосов звучал более жалко, а второй — твёрдо и непоколебимо, словно в тело Нам Сокчона кто-то вселился и общался с ним самим. Или же вселились сразу два духа и переговаривались между собой.
Кохаку переминалась с ноги на ногу и сжимала руки в кулаки, делала резкий шаг вперёд и тут же отступала назад. Она просто не могла не вмешаться, когда дело касалось столь жестокого убийцы, но и понимала, что пока он не сбегал и не пытался напасть на других. Отсюда им было видно, как он упал на колени и схватился руками за голову, потянул за свои волосы. Одна огромная цепь, сковавшая его шею и конечности, звенела на руках и ногах от малейших движений.