Янтарь и Лазурит

— Немедленно прекратите, пока не разнесли тут всё! — он не кричал, но говорил строго и сердито.

Джинги только достиг своего совершеннолетия и являлся младшим из присутствовавших, однако поведением казался самым старшим из них.

Джинхён послушно остановился, а Кохаку, не ожидав этого, со всей силы врезалась в его спину, размахивая кулаками. Её друг не удержался от такого напора, не устоял на ногах и упал на пол, задев целую бамбуковую корзину с пустыми свитками и утащив принцессу за собой. Свитки покатились по полу и чуть не угодили в соседнюю, но оказались слишком лёгкими, чтобы повалить её.

— Прекратите! — на этот раз Джинги повысил свой голос.

Кохаку приоткрыла глаза, молча слезла с Джинхёна, на которого упала, отряхнулась и виновато осмотрела устроенный ими беспорядок. Не говоря ни слова, она наклонилась и подняла высокую корзину, потянулась за свитками.

Она редко задумывалась о последствиях своих действий. Совершала что-то глупое или говорила нехорошее, а потом осмысляла это. Даже её баловство, пустяковые ошибки в итоге могли плохо сказаться на окружающих, и она об этом знала — всё прекрасно понимала, но не могла изменить свою натуру.

В особенности сейчас, когда все её мысли занимал либо Рури, либо Чигуса с Хунсюем и аккымами.

— Принцесса, мы с хёном уберёмся, — поспешил вмешаться Джинги и бросился подбирать свитки.

— Я помогу. — Хеджин тоже присоединилась к ним.

Джинхён вздохнул и улыбнулся, поднялся на ноги, но не успел ухватить хотя бы один свиток, как остальные уже аккуратно сложили их.

Кохаку всё продолжала думать о Рури и фурине. Неужели он что-то вспомнил из детства? А может, захотел сделать подарок для неё? Раз узнавал о нравящихся ей вещах. Нет, такой вариант менее реальный… или всё же?

Ей захотелось закрыть лицо руками и закричать на всю округу, но она заставила себя сдержаться. Зато вопрос сам сорвался с её губ:

— Джинхён-а, а зачем Рури узнавал про фурин?

Она ещё больше покраснела, но отвернулась, чтобы ни с кем не пересекаться взглядом.

— Может, хотел изготовить для принцессы? — посмеиваясь, предположил Джинхён, а Кохаку вновь ощутила порыв придушить его, но вместо этого злобно выдохнула.

— Пойдём, Хеджин.

Она демонстративно сердито двинулась к выходу, как в спину услышала:

— Нуним, я же знаю, что ты не будешь долго злиться!

Он искренне и добродушно смеялся. И был прав — Кохаку и сейчас злилась не на него, а на себя, свои мысли и немного на Рури.

Хеджин выбежала за своей госпожой, не забыв забрать коробку с печеньем. Улицы по-прежнему были украшены разноцветными бумажными фонариками, которые развешивали к празднику урожая, у некоторых на дверях даже висели колоски, у других их давно сдуло ветром. За последние два дня на улице резко похолодало, но Кохаку всё равно продолжала расхаживать в летней одежде — не так уж она и мёрзла.

Не успела сделать и пары шагов от лавки, как нога за что-то зацепилась. Послышался треск.

— Принцесса! — испуганно воскликнула Хеджин.

Кохаку удержалась и уже хотела ругаться, что накидали тут непонятно чего, как заметила красную верёвочку. Она присела и приподняла с земли колокольчик с изображённой на стекле чёрной лисой, такая же была нарисована на прикреплённом листе, но вместе с ней, свернувшись в калачик, лежала белая, а возле неё стоял гохэй.

Также красным цветом мелко было написано: «Благосклонность луны даёт нам силу».

В самом низу она заметила маленький листик, форму которого Кохаку не забыла бы никогда в жизни. Гинкго — сердце Чигусы.

Однажды, когда ей было года три, а Рури и его брат Тенран только научились ходить, Кохаку хвасталась, какая она высокая, подпрыгнула и сорвала один такой листочек с дерева. Как же в тот день ругался золотой дракон, верный хранитель верховной лисы, — чуть не оторвал головы всем троим и строго-настрого запретил приближаться к этому священному месту. Листья разрешалось подбирать исключительно с земли, и Кохаку с остальными об этом знала, но дети были детьми.

Неужели Рури сделал для неё этот фурин?! Кохаку бережно отряхнула его, избавляясь от пыли и грязи. Аккуратно провела пальцами по трещине на стекле, которое хоть и не раскололось совсем, но прошлось наискосок от уха до низа живота чёрного лиса. С любовью прижала его к своей груди и погладила стеклянную поверхность, бумагу, представляя, как Рури создавал его, как вырисовывал лис и гохэй. Выплавить стеклянный в Сонгусыле было гораздо сложнее, чем металлический — на Чигусе этим обычно занимались лисы, в совершенстве владеющие огнём.

От мыслей на душе сразу стало тепло, Рури даже запомнил произнесённые ей слова о луне и каким-то образом вспомнил гинкго! Но одновременно с этим в голове Кохаку всплыл их поцелуй, и в который раз за сегодняшний день она покраснела.

Хеджин ничего не спрашивала, а с загадочной улыбкой помогла своей госпоже подняться. Кохаку спрятала фурин в розоватый чогори цвета нежного рассвета, осторожно разгладила ткань рукой, переживая, что тот вывалится.

Они вернулись во дворец к обеду. Поначалу Кохаку была уверена, что наелась печенья и теперь не голодна, но чем ближе подходила к своим покоям, тем громче начинало урчать в животе.

— Хеджин, принеси мне поесть, — попросила она, предпочитая есть у себя, чем в королевской столовой. Кохаку не любила общаться с другими принцами и принцессами, одни были высокомерными, другие — чересчур податливыми.

Она не хотела кем-либо управлять и даже со своими слугами общалась больше как с друзьями, но также не терпела плохого отношения к себе: если кто-то пытался подставить её или нагрубить, она могла загрызть обидчика. И не позволяла обижать не только себя саму, но и своих слуг, а также вступалась за застенчивых «братьев и сестёр».

Сейчас её голову занимали совершенно другие вещи, она была не готова тратить время на посторонние пустяки.

Хеджин поклонилась и отправилась в сторону кухни, а Кохаку свернула в другой коридор, ведущий в крыло принцесс. Не успела она среагировать и поднять голову, как со всей силы врезалась в юношу в тёмно-синем халате. Рури! Что он здесь забыл?!

Кохаку взглянула в манящие лазурные очи, напоминающие ей о море, окружавшем Чигусу, о небе над её родным домом, как перед глазами мелькнула ночь полнолуния, и она вмиг покраснела, сжала губы в тонкую полосочку и опустила голову. Целую неделю не видела его.