Яромира. Украденная княжна
Шрифт:
Да как же она все это бросит?
Как она оставит позади дюжину зим, проведенных на Ладоге?!
Уж коли так, лучше не идти замуж!
Жила же она прежде как-то. Спокойно, славно жила. Хватало ей меча, хватало дружины и тех, кто смотрел на нее с уважением.
Обойдется и на сей раз.
Так провела Чеслава добрую часть весны. В терзаниях и дурных мыслях. Самой от себя плеваться хотелось! Вот уж и впрямь впору было девкой неразумной назваться. Но только что проку себя ругать да посыпать голову пеплом, коли болело да болело упрямое сердце?..
Страшно такое молвить,
Ярослав Мстиславич с воеводой Стемидом и старшим сыном седмицами пропадал в Новом Граде. Все никак не могли рассудить и с боярами договориться, как дальше быть. Нужно было избирать нового князя, созывать вече, но слишком много нашлось желающих.
Вестимо, Ярослав злился и уступать не хотел. Его-то немногие поддержали! Но вот завоеванное чужой кровью и потом добро все были горазды делить.
А без князя в тереме дружина скучала. Чеслава так и вовсе готова была волком выть.
— Ты совсем с лица спала.
Так в один из дней на исходе Травня* сказала ей княжна Яромира. Чеслава наблюдала за потасовкой, затеянной младшим княжичем Мстиславом и Желаном, сыном Рогнеды. Мальчишки сражались на деревянным мечах, а она следила, чтобы ненароком друг друга не покалечили.
Яромира застала ее врасплох. Стыдно сказать, а не услышала воительница ее поступи. Слишком сильно задумалась.
Чеслава поглядела на княжну. Она тоже не шибко много румянца нагуляла себе за весну. Скорее, напрочь, осунулась и похудела, как и она сама.
«Хороши невесты!», — горечью пронеслось в голове.
— Не хочу уезжать из терема, — вырвалось у Чеславы прежде, чем она опомнилась.
Мальчишки, извалявшись в пыли, довольно смеялись. По воздуху плыл теплый аромат цветов и трав. Где-то жужжали проснувшиеся после долгой зимней спячки букашки и жучки.
— Матушка по тебе каждый день вздыхает, — отозвалась Яромира со слабой улыбкой.
Она замолчала, поджав губы. Верно, хотела сказать что-то еще, но передумала.
— А ты, княжна? — затаив дыхание, спросила Чеслава. — Каково тебе?
— Я его люблю. Я знала, за кого иду замуж.
Голос ее самую малость дрогнул, и у воительницы болезненно сжалось сердце. Яромира все свои переживания носила в себе. Ни с кем не говорила. И не позволяла себе усомниться.
— Конунг Харальд говорил с князем, чтобы остаться в Новом Граде…
— Я знаю, — Яромира прикрыла глаза. — Хорошо, что не сладилось. Конунг должен править там, где живет его народ.
Чеславе захотелось как-то утешить казавшуюся несчастной и одинокой княжну, но она осеклась. Не стоило лезть, коли ее не спрашивали.
— А ты поговори с женихом-то, — Яромира подняла на нее лукавый, просветлевший взгляд. — Он тоже знает, кого берет в жены! Ты воительница, а не девка теремная, носишь меч за моим отцом, по праву надеваешь воинский пояс.
Княжна оживилась и повернулась к Чеславе, схватила ее за руку обеими ладонями.
— Поговори, обязательно поговори!
Воительница кивнула. И как только сама до этого не додумалась?
— Стало быть, осенью сразу две свадьбы отпразднуем
здесь.Чеслава покосилась на вновь сделавшуюся задумчивой княжну. Неужто та про себя говорила?
Но оказалось, что нет. Яромира, заметив ее удивление, ухмыльнулась и доверительно прошептала, склонившись к уху.
— Не слышала ты? Воевода Стемид посватался к Рогнеде Некрасовне. Матушка говорит, та согласилась!
Мудрого совета княжны Яромиры Чеслава послушалась. Воевода Буривой, как и обещался, приехал под самый конец Травня. Оставив Даринку на попечение княгини Звениславы, воительница прямо в тот же день направилась в часть терема, которую выделили для гостей из Черноводского княжества.
Воевода и немногие сопровождавшие его воины только-только попарились с дороги в бане да расселись за стол, когда Чеслава появилась на пороге. Буривой сперва улыбнулся, но, повнимательнее ее рассмотрев, переменился в лице. И коротким жестом прогнал прочь нескольких кметей.
— Так ли следует привечать жениха? — спросил он, безуспешно пытаясь скрыть за насмешкой волнение, охватившее его.
А ведь давно уже не юнец!
Чеслава вздохнула и переступила с ноги на ногу. Воевода окреп со дня, как они виделись. Ушли с лица серость и болезненность. В плечах вновь стал широк, как и был до ранения. С палкой управлялся, как с родной ногой. Двигался ловко и свободно, даже садился за стол и вставал со скамьи легко, словно и не случилось с ним ничего.
Лишь седые волосы в бороде напоминали: случилось. Много чего с ним случилось.
— Гляди, привез тебе, — заговорил вновь Буривой, нарушив тишину, что камнем повисла между ними.
Чеслава молчала, глядя на него исподлобья. Она отчаянно пыталась собраться с мыслями, чтобы что-то сказать, но слова всё не находились.
Воевода же подошел к переметным сумам и вытащил из одной… ножны!
Чеслава ахнула, увидев их.
Ножны были сделаны из темной, гладкой кожи, украшенной тиснением в виде замысловатых узоров. По краям серебрились металлические накладки, искусно вычеканенные.
— Красота какая… — выдохнула она, не в силах скрыть удивления.
— Ладно сделаны, — довольно кивнул Буривой, протягивая их ей. — Как раз для твоего клинка. Он у тебя славный, а ножны не те.
Ее пальцы невольно дрогнули, когда она взяла ножны из его рук. Они оказались тяжелыми, но крепкими. Будут служить верой и правдой долгие зимы.
— Воевода… — заговорила Чеслава, поднимая на него растерянный взгляд.
— Зови меня по имени! Не чужие ведь друг другу, — Буривой усмехнулся.
Но смотрел он на воительницу настороженно.
— Я не хочу уезжать из терема! — выпалила она, зажмурившись.
Она подле стен Нового Града так не боялась, как в тот миг.
Буривой застыл, словно его ударили. Его взгляд, до этого настороженный, стал холодным и пронзительным. Он долго молчал, и тишина, что повисла между ними, казалась невыносимой.
— Не хочешь, значит, — наконец проговорил он.
Чеслава сжала кулаки.
— Ладога — мой дом. Я здесь прожила столько зим… Это все, что у меня есть, все, что я знаю!