Яромира. Украденная княжна
Шрифт:
Княжеская дочка VI
Яромира с трудом удержала лицо, когда не увидела среди тех, кто вернулся на Ладогу, Харальда.
Был солнечный, морозный день. Со дня, как войско ушло на Новый Град, минуло больше дюжины седмиц, и возвращались они в самый разгар суровой зимы.
Князь Ярослав отправлял в терем гонцов, и потому Яромира знала, что Харальд в той битве выстоял. И ждала его всем сердцем все это долгое время. Но вместо него увидела кормщика Олафа в сопровождении двух мужчин из дружины конунга, имен которых она даже не знала.
Когда Звенислава пошла навстречу мужу и сыну,
Потом, вестимо, сбежала с крыльца, чтобы обнять отца и брата, но взгляд все равно блестел от с трудом сдерживаемых слез. Князь ничего ей не сказал про жениха, но зато в сторонку ее отвел кормщик Олаф.
Он протянул ей железный оберег в виде трех пересекающихся треугольников.
— Конунг Харальд велел передать… — неловко пробормотал он, явно желая оказаться в любом ином месте. — Как залог, что он вернется за тобой, дроттнинг.
— Где он? — сглотнув, спросила Яромира, не отводя взгляда от оберега, но и не решаясь к нему прикоснуться.
— Ушел с драккарами на север, — неохотно отозвался кормщик. — Одолеть Рёрика и забрать его людей и земли.
— А это что?
Треугольники манили княжну и одновременно пугали.
— Его воинский знак. Амулет Одина. Харальд носил его, не снимая, как только взял в руку боевой меч.
Что-то в голосе кормщика заставило Яромиру вскинуть пытливый взор.
— Он что же… он что же отдал мне знак своей воинской удачи? Свой обережный знак? — ее губы задрожали.
— Выходит, что так, дроттнинг, — с привычной суровостью кивнул Олаф.
— Но зачем?.. — потрясенно прошептала она и полезла под меховую свиту и под теплую рубаху из шерсти, чтобы вытащить шнурок, на котором висело кольцо конунга. — Харальд уже отдал мне его… Мне не нужно иного! Я и так его дождусь…
Яромира вцепилась в руку кормщика и заставила того сомкнуть ладонь, сжать в кулаке оберег.
— Отвези, отвези его Харальду! Пусть будет у него! Зачем же он отпустил тебя от себя?..
Она удивилась, когда на губах Олафа мелькнула быстрая улыбка. Он покачал головой, совсем иным взглядом смотря на княжну.
— Мой конунг приказал мне отправиться с твоим отцом в Альдейгьюборге. И передать тебе его оберег. И остаться рядом с тобой, дроттнинг. Пока он не вернется.
Яромира, подавившись словами, замерла. Слова кормщика звучали в ее голове, но смысл от нее ускользал.
— Харальд что же… не верит моему обещанию… — прошептала она потрясенно, позабыв, что была не одна.
Над ее головой раздался смешок. Не знай она, что рядом с ней стоял Олаф, она бы сказала, что смешок прозвучал ласково.
— Тебе он верит. И хочет, чтобы ты верила ему.
Яромира крепко сжала кулаки, ее ногти впились в ладони. Она подняла взгляд на кормщика, чувствуя, как холодный комок оседает в горле. Его грубоватое лицо с суровыми чертами в тот миг показалось мягче.
— Иногда ожидание требует больше храбрости, чем битва, — добавил он, усмехнувшись, но в его глазах не было насмешки.
— Один же не покинет его? От того, что Харальд отдал мне оберег?
Старый
кормщик покачал головой. А потом поднял руку и бережно погладил Яромиру по плечу. Смотрел он на нее теперь совсем иными глазами.— Не слыхал ни разу, чтобы Один оставлял воинов из-за того, что те крепко полюбили женщину.
Княжне пришлось зажмуриться, чтобы спрятать слезы. Она забрала оберег из руки Олафа и выпрямилась. Потом приветливо улыбнулась кормщику и слегка поклонилась, посторонившись, и указала ладонью на терем.
— Проходи, будь нашим гостем.
Потом ее охватили привычные заботы, и времени на горестные раздумья не осталось. Князь Ярослав разбил своего врага, но заплатил за это немалую цену. Войско вернулось на Ладогу изрядно потрепанным и побитым. Яромира была еще девчонкой, когда ее отец разгромил хазар, а его брат пытался захватить ладожский престол, но ей казалось, что даже тогда было меньше павших и раненых.
А тут… воевода Будимир пал, воевода Буривой по колено лишился левой ноги, Вячко едва володел правой рукой, а у Чеславы никак не подживало раздробленное запястье. Отец и воевода Стемид избежали столь жестоких увечий, но ранений им хватило даже с излишком. У ее младшего братца, которого она качала в люльке, на лице останется шрам на всю жизнь…
Сердце сжималось, когда Яромира думала о том, что пришлось испытать другим. И своя тоска по Харальду вдруг начинала казаться девичьей блажью да глупостью. Но и тосковать по нему она не могла. Лишь носила молча в себе и старалась не замечать косых взглядов, которые бросал на нее отец.
Яромира и хотела бы с ним поговорить, но страшилась того, что услышит. И потому зареклась при князе вслух вспоминать Харальда.
Оставалось еще кое-что, что подтачивало княжну изнутри. И в один из дней, спустя седмицу после возвращения войска, она набралась храбрости и пошла в терем воеводы Будимира, где жила теперь его разом осиротевшая семья.
Идти было боязно, ведь Яромира знала себя виноватой. Она позволила Вячко увести себя в ту ночь, подалась его уговорам, хотя должна была помнить о княжеской чести. И все, что случилось с ним после, произошло по ее вине. Воевода Будимир исторг его из рода, на него обозлился князь и добрая часть старшей дружины, его приютила у себя Чеслава, и до самого последнего мига Вячко не говорил с отцом. Старался даже на него не смотреть… Они едва успели проститься.
Воевода Будимир отстроил для семьи небольшой терем с собственным подворьем. Вопреки опасениям, его жена Нежана встретила ее скупой, но приветливой улыбкой. И приняла из ее рук горшок с похлёбкой, который княжна захватила с собой.
— Как раз к столу.
А вон внутри, повстречавшись с черноводским воеводой Буривоем, Яромира сильно подивилась. Он и Вячко в сенях выстругивали палку, на которую лишившийся ноги мужчина мог бы опираться при ходьбе.
Завидев ее, Вячко встал и отряхнул руки от налипшей стружки.
— Здравствуй, княжна, — сказал он, и его взгляд потеплел, а губы тронула улыбка.
У Яромиры отлегло от сердца.
Втроем они прошли в горницу к столу, на который Нежана выставила теплый ягодный взвар и каравай. Черноводскому воеводе было еще непривычно опираться на палку да на одну ногу, но шагал он гораздо увереннее, чем даже седмицу назад, когда войско только вернулось на Ладогу.