Яромира. Украденная княжна

С тихим плеском вода мягко билась о борта драккара, и ночную тишину разрезал лишь громкий девичий крик.

Он не помнил, что ему снилось. Но, очнувшись, увидел, что сжимал рукоять меча, с которым не расставался даже во сне.

Девушка продолжала кричать, и конунг нахмурился. Ему не было дела до чужой рабыни или жены. Его волновало лишь подчинение своих хирдманинов.

Но этот крик почему-то не шел у него из головы.

Потом он услышал смех.

Мужской смех и мужские голоса.

Держа в руке меч, Харальд встал на ноги, выпрямился во весь рот и огляделся. Звук исходил от берега. Никто там не спал, несмотря на поздний, самый темный час. Догорал наспех сложенный костер, и в его отсветах конунг увидел с десяток мужчин. Они стояли полукругом, со стороны леса, а прямо по центру, словно пичуга в клетке, металась девушка — она была на добрую половину меньше самого хилого мужика. Они выдавливали ее с берега в холодную воду, окружив плотным полукольцом. Ей некуда было бежать, они преградили ей путь. Оставалось лишь одно: отступать назад.

И она пятилась, и испуганно озиралась по сторонам.

Харальд скривился, разглядев людей из хирда Трувора. И не удивился. Они промышляли насилием, и умудрились сыскать себе в этом дурную славу даже среди викингов. А это что-то, да значило.

Конунг прищурился и подавился воздухом, когда увидел, что в кругу стоял Ивар. Сын его старшей сестры. Зарвавшийся щенок, посмевший нарушить приказ своего вождя. Харальд ясно сказал: не насильничать, девок и баб не обижать.

А по бокам от Ивара толкались два хирдманина, с которыми тот сошелся в последние недели, как покинули они Длинный дом на севере.

Перехватив поудобнее рукоять меча, Харальд подошел к мосткам и даже в кромешной темноте, рассеиваемой лишь тусклым пламенем костра, плавно сошел с драккара. Он ни разу не запнулся, не споткнулся. Он бегал по мосткам еще босоногим мальчишкой, с завязанными глазами и со связанными за спиной руками. Он бегал в лютый шторм и под огромными волнами, когда вода смывала все на своем пути, утягивала людей прямо в объятия грозного Бога Ньёрда.

— Харальд? — Олаф спал чутко и просыпался от малейшего шума.

— Там Ивар, — скупо обронил конунг, обернувшись через плечо.

Он услышал, как кормщик завозился, но не стал его ждать. С едва различимым плеском он ступил в воду и пошел к берегу, надежно сокрытый тьмой и безалаберностью собравшихся на берегу мужчин.

Он шел задать трепку хирдманину, который не подчинился приказу своего господина, и лишь морщился, вслушиваясь в надрывный, девичий голос.

Но так продолжалось недолго.

Вскоре он различил, что загнанная жертва не только лишь кричала из-за страха и безысходности.

Нет.

Девушка на берегу кое-что говорила. Нечто совершенно немыслимое, что вызывало каждый раз волну громкого хохота у мужчин.

Сперва он и сам не поверил. Подумал, что ослышался.

— Я княжна из Альдейгьюборга*, — говорила запыхавшаяся девчонка. — Дочь конунга Ярислейва.

Она говорила на их языке, на языке норманов, коверкая слова и с трудом выговаривая их, но смысл сказанного понять было можно.

Опьяненные хмелем и жаждой наживы, собравшиеся на берегу мужчины ей не верили. Они уже ничего не слушали и не слышали. И пути назад для них не было: слишком заманчивой была жертва. Некоторые были пьяны так, что с трудом стояли на ногах.

Когда к ним из темноты бесшумно ступил Харальд, двое завизжали не хуже девчонки. Ноги у них подкосились, и они рухнули во влажный песок, и поползли назад, словно грязные животные, выкрикивая мольбы к Одину, чтобы он защитил их от грозного Бога Ньёрда, явившегося к ним посреди ночи прямо из моря.

Те, кто не до конца залили глаза, конечно, узнали в полуобнаженном мужчине в одних портках и с мечом наперевес конунга Харальда. Девчонка была мгновенно забыта. Те двое из его хирда, дружки Ивара, отпрыгнули подальше, словно это как-то могло их спасти.

— Мы ничего ей не сделали! — заверещали оба, мгновенно вспомнив и приказ, и то, что конунг посулил им, если приказ будет нарушен.

А вот Ивар остался на месте. И мазнул злым взглядом по возникшему из ниоткуда конунгу.

Следом за ним из воды, уже чуть более шумно, на берег ступил и старый кормщик.

— Харальд конунг, — окликнул его кто-то из хирда Трувора: шестеро воинов отделились от его людей и стояли теперь рядом друг с другом. — Какая честь! Уступим тебе право первого с этой рабыней. Только ты уж оставь что-нибудь нам.

Тогда Харальд, наконец, обернулся и посмотрел на девчонку. Впервые внимательно и пристально.

Даже в той, которая выглядела нынче бездомной бродяжкой, в изорванной и грязной одежде, со следами ударов на лице он узнал княжну Яромиру.

Он встретил ее в Альдейгьюборге несколько зим назад, когда гостил у ее отца-конунга. Тогда девчонка была неоперившемся утенком, сейчас же она расцвела в лебедя — он видел это даже сквозь рваные тряпки и грязь.

Заметив что-то во взгляде незнакомого, такого же опасного, как и все прочие, мужчины, Яромира выпрямилась и вскинула голову. Она уже стояла в холодной воде по колено и почти не чувствовала ступней. Оборванный подол поневы, в котором с трудом можно было узнать нарядную, с любовью вышитую одежду, набух и набряк, и тянул ее назад. Она знала, что еще пара шагов, и глубина будет ей уже по пояс, а чуть погодя — по грудь. Плавала она всегда скверно…

Княжна зашарила взглядом по темной поверхности воды. Быть может, утонуть — лучшее решение?..

Яромира решила попытаться еще один раз.

— Я — дочь конунга Ярислейва, — повторила она, стараясь смотреть прямо в глаза человеку, который пугал ее сильнее всех тех, кто загнал ее на берег, словно раненое животное.

Ее сорванный, надломленный голос звучал жалко. Она сама это слышала и закусила губу. Ну, кто же в своем уме поверит какой-то бродяжке? А ведь именно так она и выглядела, после стольких скитаний…

Мужчина показался ей знакомым. Возможно, в другое время и в другом месте она узнала бы его. По одежде и по броне, и по оружию, которое он носил. Но сейчас перед ней, в бледном свете костра, стоял обнаженный по пояс викинг со встрепанными, не убранными после сна волосами. На груди у него были не то выбиты, не то нарисованы чудные узоры, и они приковывали взгляд Яромиры, как бы сильно она ни противилась.

— Я помню тебя, дочь конунга, — когда он заговорил, она не поверила тому, что слышит.