Яромира. Украденная княжна

Никто из дружины и так не забывал, куда и для чего они ехали. Что им грозило. Но коли раньше знали они об этом лишь из писем да чужих рассказов, то нынче убедились воочию. С хазарами все давно воевать привыкли. С тем, кто был похож на них самих, — нет.

Утром выступили рано, еще до рассвета, и весь путь до пепелища, откуда до сих пор поднимался в небо дым, Чеслава прошла, дыша через раз. Они увидели там ровно то, что ожидали: разоренное поселение, сожженные дотла избы, разбросанное по земле, бесхозное и никому больше не нужное зерно. А ведь какие-то руки его сеяли. А потом жали урожай, собирали сноп за снопом, колосок за колоском…

Мертвые тела валялись повсюду.

Ярослав железной хваткой держал затылок сына, прижимая его лицо к своей рубахе и не позволяя глядеть на то, что творилось вокруг. Внезапно он натянул поводья, остановив лошадь, и вскинул ладонь, заставив и без того притихшую, немногословную дружину замолчать. Они прислушались и вскорости уловили не то детский плач, не то собачий скулеж.

Чеслава не стала разбираться. В мгновение ока соскочила с лошади и помчалась в сторону, из которой доносился звук. Повиновавшись взмаху руки Ярослава, трое кметей, среди которых и Вячко, бросились следом за ней. Прикрыть спину, коли будет нужда.

Находкой оказалась девчушка зим шести-семи. Ей повезло дважды: сперва она спряталась в огромной копне сена, и ее не нашли варяги. А после до нее не добрался огонь, ведь жила она с отцом да матерью в самой дальней избушке на краю поселения.

Девчушка доверчиво жалась к Чеславе, которая нашла ее и пронесла на руках мимо пепла и тлеющих углей, а воительница не знала, что с ней теперь делать.

Они проехали разоренное поселение и остановились чуть поодаль, а потом вернулись и целый день складывали огромный погребальный костёр. Мертвых людей следовало предать огню.

Вечером же, когда над поселением вновь поднимался столп густого, едкого дыма, уставшие, измотанные воины устроились на ночлег в соседней роще. Для трапезы обошлись хлебом из дома и вяленым мясом. Разводить большой костер нынче не хотелось никому. Они даже воду в котелке греть не стали: так и похлебали холодной из ручья.

Ярослав пришел поглядеть на найденыша воительницы. Девчушка весь день ходила за Чеславой хвостиком и ни с кем не говорила, и начинала хныкать, коли теряла ее из вида. Зато сейчас сидела довольная и сытая, привалившись плечом к теплому боку Чеславы. Сонные серые глазенки у нее совсем уже слипались, она то и дело их терла и зевала.

— Как твое имя? — Ярослав, чтобы не пугать, опустился на бревно напротив них.

— Даринка, господин, — девочка выпрямилась и интуитивно придвинулась к Чеславе еще ближе.

Высокий, дюжий князь, на поясе которого висели ножны, ее пугал.

— Ты видела, кто на вас напал, Даринка? — спросил Ярослав, и девчушка задрожала. Слезы невольно хлынули из глаз, и она принялась размазывать их по щекам.

Все еще всхлипывая, она кивнула.

— Видала… маменьку и тятеньку порубили… чужие, злые люди!

— Почему чужие?

Даринка заплакала еще горше. Чеслава обняла ее одной рукой за плечи и бросила на князя хмурый взгляд. Ну, пошто он соплюшке этой душу бередит? Видно же, что девочка испугана… хнычет вон, всего боится, ее от себя не отпускает. Зачем ей на ночь глядя вспоминать, как ее мать и отца зарезали?

— Г-г-говорили не по-нашенски, — всхлипнула Даринка, и воительница устыдилась своих мыслей.

Неспроста Ярослав девчушку пытал. Зато теперь, окромя них, есть видок, что поселение сожгли варяги.

Видно, что-то отразилось у Чеславы на лице, потому что князь, поглядев на нее, нахмурился.

— Может, отослать ее в Ладогу? Пока ушли недалеко, — воительница все же рискнула заговорить.

— Нет. Она поедет с нами. Расскажет то, что сказала мне, на вече. Будешь за ней приглядывать. Раз уж это ты ее отыскала.

И князь ушел, не дав воительнице и рта открыть. Впрочем, она бы и не решилась, потому что весь день Ярослав ходил мрачнее самой черной тучи.

Они все были нынче не веселы: все же смотреть на загубленные жизни простых людей было нелегко, сколько бы лет человек ни прослужил в дружине, сколько бы смертей прежде ни видал. Убивать врага во время сечи — то одно. А вот так… рубить мужиков, баб, стариков, малых детей… Сжигать избы в мирное, тихое время… Чтобы устрашить. Чтобы запугать. То совсем другое. Никакого сердца не хватит, чтобы на такое глядеть.

А они глядели. И носили, носили людей к месту, где сложили для них последних костер.

А еще был запах. Въевшийся в кожу, горький запах дыма и костра, который преследовал их, куда бы они ни пошли. И даже вдалеке, в месте, в котором они заночевали, он все еще ощущался. От него першило в горле, он не давал нормально дышать, разъедая не то легкие, не то сразу сердце.

Но не только разоренное, сожжённое дотла поселение заставляло князя мрачнеть.

Он корил себя за легкомыслие. Когда только получили они послание из Нового Града, он лишь посмеялся. Не поверил прочитанному. Да и мысли были забиты близившимся сватовством Яромиры. Нынче Ярослав злился на самого себя. Следовало иначе отнестись к дерзкому письму от варягов. Да и потом… даже когда собирался на вече, даже тогда он не до конца все понимал.

Не понимал до конца, с чем они столкнулись. Какая лютая сила и злоба им противостоит.

А теперь было уже поздно. Ничего не исправить, ничего не изменить.

Ладоге не избежать нового немирья, как бы Ярослав ни старался. Варяги поймут лишь один ответ: кровью да железом. Коли почуют слабину, растерзают в мгновение ока. На вече князьям предстояло договориться и созвать единую рать, и он пока и представить не мог, как им это удастся.

Договориться. Легко сказать, да сделать трудно.

Завозившаяся Даринка отвлекла Чеславу от мрачных мыслей. Она покосилась на светловолосую головенку: девчушка уже сладко сопела, заснув прямо сидя. Отогрелась, наплакалась…

— Тебе, видно, на роду написано, безродных под свое крыло принимать, — до воительницы донесся невеселый голос Вячко.

Тот хоть и посмеивался, а глядел серьезно. Кметь сидел напротив на бревне, вытянув ноги, и медленно жевал кусок хлеба, оставшийся после трапезы.

Чеслава тоже усмехнулась. Вячко-то бил словами, себя не щадя. И это было правильно. Коли сам над собой насмешничаешь, то никому другому и не захочется тебя уколоть в больное место. Она по первости тоже про некрасивое свое лицо да про единственный глаз частенько зубоскалила. Отбила многим охоту шутить.

— А ну цыц, — беззлобно приказала воительница. Слишком уж довольным выглядел Вячко. — А то тебе велю за соплюшкой присматривать.

— А вели, — он сверкнул белозубой улыбкой, теперь уже искренней. — Я всегда сестру хотел, — сказал, вздохнул и погрустнел.

Навалились воспоминания о доме и родных, которых он больше не имел права так называть. Чеслава ничего не стала говорить.

— Я присматривать не гожусь, — Вечеслав вскинул жесткий, серьезный взгляд. Вина и сожаление грызли его денно и нощно. — Я Яромиру подвел… и ее подведу, — и он резко взвился на ноги и зашагал прочь, к месту ночлега.