Языки современной поэзии

От недоверия к готовому языку Пригов заменяет слова (например, осина, ива, женщина, чех, грузин, кот)описательными словосочетаниями:

Дерево осинное Дерево ли ивовое Всякое красивое Кто из них красивевее А красивевей береза С нею меж деревьями Связано поверие Про Павлика Морозова Деточку невинную Сгубленну злодеями Вот они что сделали Да вот не под ивою Да вот не под осиною А вот под березою Загубили псиные Павлика Морозова Деточку («Дерево осинное…» [353] );

353

Пригов, 1997-б: 160.

Огромный женский человек В младого юношу влюбился Преследует его весь век И вот почти его добился Взаимности, раскрыл объятья — И все же не могу понять я — Говорит юноша — Каким способом с тобой взаимоотноситься. («Огромный женский человек…» [354] ); Здравствуй, здравствуй, Человек Человек Чехословацкий Мы теперь Друзья Навек Чрез посредство Дружбы Братской Так же как нам Друг Навек Немец из его Народа И Грузинский Человек Хоть и вспыльчивой Породы Потому что Человек Дружелюбственной Породы В краткий свой Прекрасный Век А воюют — то Народы («Здравствуй, здравствуй, Человек…» [355] );

354

Пригов, 1998-а: 66.

355

Пригов, 1999: 264.

Килограмм салата рыбного В кулинарьи приобрел В этом ничего обидного — Приобрел и приобрел Сам немножечко поел Сына единоутробного Этим делом накормил И уселись у окошка У прозрачного стекла Словно две мужские кошки Чтобы жизнь внизу текла. («Килограмм салата рыбного…» [356] )

В подобных текстах действуют те же механизмы вычленения признака, что и в истории языка, и в современных языках при назывании новых предметов или явлений.

356

Пригов, 1997-б: 7.

В приведенных примерах со словом человекструктурная архаизация наименования основана и на современных употреблениях слова или его синонима, то есть на контекстах, в которых оно стало обозначать концепт. Так, на сочетание женский человек,вероятно, повлияли контексты типа курица не птица, баба не человек; женщина тоже человек,а на сочетания Человек Чехословацкийи Грузинский Человек— расхожие фразы типа грузины (евреи, татарыи т. д.) тоже люди; человек с большой буквы.Возможно, Пригов здесь пародирует и фразеологию, порожденную этноцентризмом русской/советской культуры: этническое происхождение человека указывает на набор его определенных моральных или психологических качеств (ср. у Пригова хоть и вспыльчивой Породы).Может быть, подобное преобразование слов в словосочетания отсылает к обычаю бюрократического языка обозначать многие маркированные явления или проблемные сферы не прямой номинацией, а словосочетаниями, как бы амортизирующими их «неудобность»: женский персонал, лица еврейской национальностии т. п.

Своя логика имеется и в алогичном сочетании мужские кошки.В языке есть простое и короткое слово кот,но сравнение словно два котаимело бы неподходящие для текста намеки на блудливость и соперничество. Сравнение персонажей с кошками, а не с котами акцентирует внимание на том, что отец и сын сыты, довольны и пребывают в созерцательном спокойствии. Любопытно, что, устраняя один маркер пола (кот),автор тут же вносит другой, гораздо более заметный (мужские),хотя само сравнение этого, казалось бы, не требует: нормативным было бы как две кошки.Возможно, дело в том, что у слова кошкитоже есть лишние для текста коннотации (добавочные ассоциативные значения): представление о грациозности, мягкости, ласковости. Оксюморон мужские кошкиможет быть связан и с переживанием того, что мужчина выполняет женскую работу, поэтому он и оправдывается: В этом ничего обидного.

Концептуализм, как и постмодернизм вообще, скептичен, но не тоталитарен, он не предлагает заменять ложные представления истинными, потому что в этой системе представлений отсутствуют понятия истины и не-истины. Поэтому всякое пародийное высказывание может читаться и как сообщение в прямом смысле, а неуклюжесть выражения, вместо того чтобы дискредитировать содержание речи, может и повысить доверие к ней.

В русском языке есть специальное средство для обозначения нейтрального пространства между истиной и не-истиной — выражение как бы.

Б. Л. Борухов пишет, что «как бы» — самая существенная для Пригова категория: у него «как бы стихи», «как бы сюжет», «как бы размер», «как бы рифма», «как бы объекты», «как бы причина», «как бы следствие», «как бы истина», «как бы ложь» (Борухов, 1993. 111–117). Когда в одном из телеинтервью ведущий спросил Пригова, какой текст мог бы быть написан на его мемориальной доске, Пригов ответил: «Здесь как бы жил и работал Дмитрий Александрович Пригов» (Шаповал, 2003: 6).

Но этот оборот речи, ставший очень популярным во второй половине XX века, двусмыслен: являясь оператором приблизительности, примыкая к слову, а не к предложению, он не столько обозначает мнимость изображаемого, сколько смягчает категоричность высказывания, «осуществляет семантическую коррекцию» (Арутюнова, 1997-а: 32–37).

В. Руднев пишет:

«Как бы» и «На самом деле» — выражения, характеризующие различные поколения сегодняшних русских интеллигентов и, соответственно, их картины мира. Привычка через каждые пять предложений добавлять «Н[а] с[амом] д[еле]» характеризует поколение, выросшее в 1960-х гг. и реализовавшееся в 1970-х гг. «К[ак] б[ы]» говорит поколение, выросшее в 1980-х гг. и не реализовавшее себя в 1990-х.

Н[а] с[амом] д[еле] — выражение мыслящих позитивно физиков, кибернетиков, семиотиков-структуралистов (см. семиотика, структурная поэтика). К[ак] б[ы] — выражение современников постструктурализма и постмодернизма.

(Руднев, 1997: 123)

Сколько бы ни говорил Пригов о том, что имидж автора важнее его текстов, создавал он все же тексты. Тексты эти интересны, они содержат не только то, что работало на имидж автора как философствующего пустослова, но и то, что противоречило такому имиджу.

Во всяком случае, философствование в следующем тексте вовсе не кажется пустым:

Мама временно ко мне Въехала на пару дней Вот я представляю ей: Это кухня, туалет Это мыло, это ванна А вот это тараканы Тоже временно живут Мама молвит неуверенно: Правда временно живут? — Господи, да все мы временны! («Мама временно ко мне…» [357] )

357

Пригов, 1997-в: 111.

Здесь главное слово временнопроверяется на осмысленность, причем не в единственно подразумеваемом бытовом контексте, но и в более широком. И дело оказывается не в многозначности слова, а в его предметной отнесенности. Показательно, что в пределах изображенного бытового диалога ответ на вопрос Правда временно живут?получился весьма неопределенным: расширенное значение слова временнопривело к потере ситуативно конкретного смысла. Конечно, Все мы временны— весьма банальное утверждение, но этот трюизм, типичный для фразеологии похоронного ритуала, перемещается Приговым в тот дискурс, в котором банальность либо утрачивается, либо значительно ослабляется.

Читатели воспринимают Пригова по-разному. Конечно, ни тем, кого эти тексты отталкивают, ни тем, кого они притягивают, не хочется оказаться жертвой мистификации. Но очень может быть, что автор дурачил читателя прежде всего своим имиджем клоуна. Если клоун, идя по канату, косолапит и смешно машет руками, мнимостью оказывается не его способность удержаться на высоте, а его неуклюжесть.

Любопытен эксперимент Е. А. Чижовой, предложившей старшим школьникам и младшим студентам интерпретировать содержание текстов Пригова. 25 % участников эксперимента не выделили никакой идеи в текстах, 50 % дали интерпретацию текстов с опорой на прямое лексическое значение, без иронии, 25 % видят иронию, но оценивают тексты как пустую забаву (Чижова, 1995: 52 53). Исследовательница считает, что если большинство участников эксперимента понимают тексты в буквальном смысле, это свидетельствует об идейной и художественной несостоятельности концептуализма.