Югана

Было тихо. Даже паутина, ажурная сеть в обхват человеческих рук, на ближнем посохшем кусту не шелохнется. Замерли кедры, и не вздрогнет на них ни единая хвоинка – штиль.

– Хо-хо! – крикнула Югана во весь голос. – Ветер, друг огня, крыло богов, нынче пошто отдыхает? Если ты слушаешь, Дух Урмана, голос Юганы, женщины племени Кедра, – отзовись!

Сегодня, как на беду, лес ответил молчанием. Если бы эхо отчетливо повторило голос старой эвенкийки, то это означало бы, что дух урманов согласен поговорить с Юганой. Кто знает, засомневалась было эвенкийка, может, в образе медведя был сам дух урманов, и сейчас он, после сытной еды, спит. Хотя тут у Юганы есть большое сомнение, даже подозрение: дело в том, что у коровы вырвано и съедено в первую очередь вымя, а у теленка загрыз на ляжке. Об этом сказал Югане Михаил Гаврилович. Дух урманов не ест груди женщины, вымя коровы, лосихи или оленихи. Великий грех богам тайги съедать то, чем кормят детей. Так что выходит одно: корову задрал прокудливый медведь. Теперь остается один выход: надо говорить, советоваться со своими четырьмя богами, которых поставила она только что около кедрового корня рядом с собой. Свои, домашние, боги-идолы всегда с вниманием слушают эвенкийку и помогают ей в промысле. Не станет же Югана каждому божку-идолу по отдельности просьбу излагать – пусть слушают сразу все вчетвером.

Югана вытащила из кармана кусочек сушеного лосиного мяса с грудинки, ткнула им в губы Тайгама и положила ему жертву под ноги, потом коротко изложила свою просьбу:

– Тайгам, сын Тайгеты – богини бездонных ущелий, пропастей и дебрей таежных. Раньше мужья проклятых женщин приносили тебе в жертву хилых детей и уродов. Нынче дает Югана Тайгаму в жертву кусок жирного лосиного мяса. Пусть Тайгам поднимется высоко в небо и посмотрит, где спит медведь с большим, сытым животом.

Вот и весь разговор с божком Тайгамом. Теперь Югана ждет, когда душа Тайгама облетит урманы и разыщет жадного, прожорливого медведя. А пока старая эвенкийка неторопливо закурила трубку, перед этим каждому божку дала по щепотке табака. Все боги и божки-идолы тоже любят, как и люди, курить табак, нюхать. Сидит Югана на горбатом кедровом корне и посматривает на Тайгама. Двуглавый деревянный идол Тайгам вырезан из кедрового полена. У него вместо глаз прозрачные стеклянные пуговки, отрезанные от старой кофты. Одна голова, по эвенкийскому поверью, считается головой священного бубна; вторая голова – всезнающего, всемогущего шамана.

Может быть, жук-падальщик, почуяв мясо, подобрался к божку-идолу, а может быть, в горсточке мха, которую положила Югана к ногам божка для устойчивости, зашевелилась случайно попавшая гусеница короеда. Кусочек жертвенного мяса слегка перевернулся. Душа Тайгама, значит, снова вернулась в тело своего хозяина, облетев перед этим весь ближний урман.

– Хо, Тайгам, спасибо тебе говорит Югана! Медведь спит у ручья, совсем рядом, где стоит сосна, на вершине которой вил гнездо старый ворон.

Зачем Югане ждать, когда начнет говорить Тайгам, она все сама обдумала перед этим и рассчитала, что сытый медведь, измазанный кровью и запахом жертвы, всегда идет к воде помыться, попить, а потом уже заляжет хорошо поспать. Раз так, думала Югана, то точно так же обязан был думать Тайгам, бог таежных дебрей. А если он начнет упрямиться, перечить и обманывать старую эвенкийку, то дело может кончиться печально: Югана изрубит божка на березовой чурке топором и бросит в жертвенный огонь. С дымом отправится божок в «небесный урман», к теням предков. А взамен сделает Югана молодого бога. Так что в этом отношении божки-идолы у Юганы подобрались все послушные и очень дальновидные.

Эвенкийка вынула из кармана вяленого чебака, положила к ногам Каннатьюга, Крылатого Божка, а потом обратилась к нему с просьбой:

– Хо-хо, Каннатьюг, нынче Ургек, молодой вождь, выходит на охотничью тропу. Он станет промышлять прокудливого медведя, врага Чарымова и пожирателя коров, телят. Югана маленько просит тебя, чтоб Ургек вышел на тропу охотника сильным и чтобы у него не заболел живот. Ты, Каннатьюг, не вреди Ургеку: не мелькай тенью перед его глазами и не мешай прицеливаться из меткого лука.

Вилообразная рогатка из кедрового сука – подобие ног человека, а продолговатый отвилок – туловище. Меж ног алая тряпочка, к которой пришиты пять разноцветных перьев: из хвоста глухаря, гагары, совы, домашнего петуха и орлана. Пять перьев – по закону пяти пальцев и по обычаю священного Кедра – пятигнездных хвоинок. Это и есть Каннатьюг, Крылатый Бог, который обязан теперь помочь метко выцелить зверя.

Каннатьюг ответил Югане согласием. Надо теперь ей вести переговоры с третьим богом.

– Здравствуй, Тюр-Кези, хранитель человеческого жилья, – сказала Югана и положила божку засохшую глухариную ножку. – Когда будет Ургек натягивать тугую тетиву охотничьего лука, то ты смотри, чтобы тетиву лука не надкусил злой Дух Болот. Да еще посматривай, чтобы не сглазили женские глаза острую пальму великого охотника Ургека.

Тюр-Кези задумчиво смотрел на Югану и молчал. Торопиться эвенкийке некуда. Она еще раз закурила трубку.

Изготовлен Тюр-Кези из бересты. Имеет форму человеческого лица, вместо глаз – свинцовые бляшки, нос вырезан из пробки и приклеен рыбьим клеем, а бороде с усами может позавидовать любой мужчина, – сделаны из пышного, полношерстного зимнего хвоста белки.

Может быть, Югана случайно дыхнула дымом из трубки в лицо Тюр-Кези, а может быть, он сам зашевелил усами и улыбнулся. И этот божок согласен исполнить просьбу эвенкийской женщины.

Раз три бога дали согласие и разрешили промышлять медведя, то с четвертым божком-идолом Югана найдет общий язык.

– Хо-хо, быстрый Кулунак, сын Ульгеня! Ты давно тоскуешь о медвежьей парной крови и сладкому жиру с кишок. Ургек после охоты угостит тебя вкусной едой досыта. Только ты, когда пойдешь с ним на охотничью тропу, не перебегай ему дорогу и не мешай выслеживать зверя, – Югана положила в жертву Кулунаку засохшую голову рябчика.

Богу или божку, как и человеку, надо маленько подумать, собраться с мыслями, прежде чем принять какое-то решение. Пусть молчит, думает Кулунак. Югане некуда спешить.

Представляет собой Кулунак зимнюю шкурку колонка, набитую мхом, но головка имеет хороший вид: вместо глаз – стекляшки, зубастый рот полуоткрыт.

– Югана все сказала. Нынче пусть медведь спит. Сытого медведя и сонного грех убивать. Завтра добудет его Ургек, молодой вождь племени Кедра.

Югана, как и положено, после удачного переговора с богами вытащила из кармана распечатанную четушку водки, горлышко которой было заткнуто самодельной пробкой из коры осокоря, и в этой пробке торчало гусиное перо-брызгалка. Эвенкийка очень экономно побрызгала богов водкой – попьянила духов. Потом Югана вынула зубами пробку из четушки, взяла в руки. Буль-буль – один глоток, второй. Вот и Югана попробовала винку маленько. Теперь можно эвенкийке спокойно идти домой и ждать, когда приплывут к берегу дед Чарымов с Орланом и Ургеком на своих обласах.

3

Охотничий промысел у эвенков племени Кедра был не просто обыденным занятием добычи пищи, шкур, пушнины. Охота – это еще неизведанная тропа в мир и царство душ зверей. Поэтому окружен был охотничий промысел древними, языческими поверьями, обычаями. Зверовой промысел был густо замешан на предсказаниях, запретах и считался из века в век священным.

Когда в тайге или на стойбище шел разговор об охоте, то не допускалось насмешек, хвастовства и оскорбления по отношению к птице, зверю, рыбам – считалось великим грехом.

Отправиться эвенку на промысел всегда нужно было «чистым». Запрещалось обычаем перед выходом в тайгу спать с женщиной, а также проявлять разные нежности к слабому полу. К промысловой ловушке – капканам, давящим лукам, плашкам на белку, к пальме, луку и ружью были отношения удивительной нежности, почитания и заботливости. Ни ружье, ни лук со стрелами, а также и другая разная промысловая ловушка охотника не бросались где попало и как попало, а всегда вешались по-хозяйски или клались и хранились вместе с промысловой одеждой в специальном амбарчике, по соседству с духами-идолами, обрядовыми «куклами». А все это уже значит, что в каждой ловушке живет душа, союзник и помощник человека тайги.