Юлька в стране Витасофии (сборник)
Шрифт:
— Открыто! — послышался голос. — Заходите!
Войдя в небольшую комнату, Юлька увидела сорокалетнего мужчину с длинным носом, пухлыми губами и чахоточным румянцем на щеках, увлеченно следившим за боем двух пауков в огромной стеклянной банке.
— Садитесь! — махнув рукой в сторону стула, сказал, закашляв, мужчина, не отрывая глаз от банки.
Выполнив его указание, Юлька кинула взгляд на пауков, — показавшимися ей такими мерзкими, что она решила больше на них не смотреть, — с интересом прочитала написанные на бумаге и вывешенные над столом фразы: «Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, а понимать»;
«Истина есть мерило себя и лжи», «Невежество не есть аргумент». Затем изучила надписи на корешках книг: «Этика»,
— Молодец! — воскликнул мужчина, обращаясь к победившему пауку, и, наконец-то обратив внимание на Юльку, спросил:- Что вас сюда привело?
— Усталость, — объяснила Юлька и ехидно добавила:
— Извините, если помешала вашим научным занятиям.
— На философской ниве я тружусь с пяти до девяти утра, остальное время шлифую оптические стекла или прохлаждаюсь, — насмешливо посмотрел на Юльку Спиноза и, взяв со стола набитую табаком трубку, предложил:
— Покурить не хотите?
— Нет, — возмущенно фыркнула Юлька.
— Напрасно! — благодушно сообщил философ. — Табак полезен для здоровья.
— Особенно для вашего туберкулеза, — согласилась Юлька.
— Всякое определение есть ограничение, — пожал плечами Спиноза. — К тому же удовольствие, получаемое пьяницей, и удовольствие, получаемое философом — разные удовольствия. Кстати, у вас есть шанс развлечься: кое-кто из ученого общества нашего поселка собирается выселить отсюда Рене Декарта.[23] Не желаете присутствовать на собрании? Приглашаю!
— Когда состоится?
— Сейчас. Пойдемте.
Клуб, где проходило собрание, напомнило Юльке размерами и обстановкой — трибуна, стулья в ряд, стол для президиума — школьный актовый зал. Группу заговорщиков было видно сразу: они сидели отдельной кучкой, бросая косые взгляды на развалившегося на стуле Декарта, фотографию которого Юлька не раз видела в кабинете своего наставника Славика.
— Нам — туда, к зрителям, — указал Спиноза. — Надеюсь, вы не собираетесь выступать?
— Нет-нет! — ужаснулась Юлька.
— Напрасно. Это придало бы сегодняшнему путчу пикантность.
Когда зал наполнился людьми, на трибуну поднялся высокий, плотного телосложения человек в монашеском балахоне и с тонзурой на голове. На пальце левой руки у него Юлька заметила кольцо — символ обручения с религией, как пояснил Спиноза.
— Господа! — окинув собравшихся приветливым взором, провозгласил монах. — Устав нашего поселка определен: в нем могут проживать люди, завоевавшие своими учеными трудами право именоваться философом. Для людишек иных профессий в Витасофии хватает других мест.
Заговорщики оглушительно захлопали в ладоши; Юлька обратила внимание, что к их хлопанью присоединился кое-кто из публики.
— Я не умаляю заслуг Рене Декарта в научной области, — продолжил оратор. — Его идея об эфире, теория радуги имеет определенную ценность для естественных наук. Но при чем здесь философия? В «Сумме теологии» я доказал, что предметом философии являются «истины разума»: вопрос о бытии Бога, отдельные свойства Бога, бессмертие человеческой души. Какое отношение имеет к этому созданные Декартом аналитическая геометрия и алгебраическая символика? Никакого. А его тезис «Cogito, ergo sum» («Мыслю, следовательно, существую» — вспомнила Юлька перевод) и требование проверять теорию экспериментами? До такого уровня не каждый естествоиспытатель опустится. Известно, что философия находится в услужении у теологии и настолько же ниже её по значимости, насколько ограниченный человеческий
разум ниже божественной премудрости.Теология — это «истины откровения», и основывается на знании, которым обладает Бог и те, кто удостоен блаженства. Поэтому я заявляю: Рене Декарт — не философ. И требую выселить его из поселка. Бродил он часть своей земной жизни по дорогам — пусть еще побродит!
Монах слез с трибуны и ее тотчас занял новый оратор: осанистый мужчина в епископском одеянии.
— Существовать — значит чувствовать! — воскликнул епископ. — Я, Джордж Беркли,[24] поддерживаю преподобного Фому Аквинского[25] по основному выводу. Все познаваемые нами вещи есть, во-первых, мысли, во-вторых, способности воспринимать мысли, в-третьих, способности вызывать мысли. Внешний мир существует только как система наших идей: какие эксперименты мы можем над ними проводить? А безумная Декартова идея о наличии у живых существ рефлексов и аффектов, действующих помимо разума?! Получается, что Декарт, признавая Бога как высшую субстанцию, отрицает его присутствие у части тел. Какое недомыслие! Вон из нашего поселка, Рене Декарт!
Сопровождаемый аплодисментами, Джордж Беркли вернулся в зал.
— Они что: действительно могут выселить Декарта? — тихонько спросила Юлька у Спинозы.
— Сомневаюсь, — ответил Спиноза, яростно попыхивая трубкой. — Большинство жителей понимает, что нельзя создавать прецедент: изгнание одного открывает путь для изгнания других.
— А почему взялись именно за Декарта?
— Он своим картезианством обидел как материалистов, так и идеалистов.
Если до Декарта философ занимался всем — от математики до этики — то после Декарта это стало невозможно. Потому что эксперимент — основной способ познания в картезианстве — применяется только в естественных науках, для гуманитарных дисциплин он невозможен. Поэтому человек мог стать гуманитарием и изучать философию, или естествоиспытателем и заниматься алхимией, физикой и прочими природными дисциплинами.
Между тем на трибуну забрался Демокрит,[26] занявшийся доказыванием того, что его теория — атомы цепляются друг за дружку крючочками, — более удобна для пользования, чем Декартовская идея о плавании тел в эфире.
Юльке стало скучно.
— Я пойду, — наклонившись к Спинозе, сказала она. — Прощайте!
И вышла из зала.
Направившись по улице в сторону дороги, Юлька вскоре обнаружила, что за ней кто-то идет. Оглянувшись, она увидела догонявшего ее сухонького старичка с лихо закрученными усами, эспаньолкой и маленьким щегольским паричком на голове.
— Подождите! — крикнул старичок, приближаясь к Юльке. — Вот уж молодежь: так торопятся, словно опаздывают жить!
— Я ухожу из поселка, — объяснила Юлька старичку.
— Правильно! — с жаром подхватил старичок. — Что тут делать?! Слушать солипсиста Беркли?! О том, что он единственный, кто существует, а остальные — лишь проекция его идей. А меня, Мюнхгаузена,[27] почему не учитывает?!
— Вы — Мюнхгаузен? — изумилась Юлька.
— Конечно. Тот самый. Чье кредо: не любо — не слушай, а лгать не мешай. Ибо истина во лжи. Но это наговаривают. Завистники. Я ведь самый правдивый человек на свете. Спросите об этом у кого хотите, хотя бы у меня.
Я сразу подтвержу.
— Да-а? — недоверчиво протянула Юлька, оглядывая старичка.
— Не сомневайтесь! — воскликнул Мюнхгаузен. — Отведу вас в гости к маркизу де Сад,[28] от него тоже самое услышите. О моей честности.
— Я не собираюсь в гости, — попыталась объяснить Юлька, но старичок бурно замахал руками.
— Нет-нет! Маркиз обидится. Благородный человек! Тоже пострадал, как и я. От завистников. А вы такая добрая и красивая. Маркиз будет рад. Слово чести. Вы — роза в его коллекции. Да и дело к вечеру, сможете переночевать.