Юся и эльф
Шрифт:
— А как?
— Старый некромант. Молодая хорошенькая собой студенточка... что в голову лезет?
Пакость всякая препаршивого свойства.
— Она ему отказала, — произнесла я, — и он...
— Он обожал свою жену. Весьма достойная была дама, жаль, что ушла... впрочем, он ее всего на пару лет пережил. И изменять Даринее Фельгюс не стал бы. Не та натура.
Я кивнула.
Может, он и не стал бы... а вот матушка? После всего, что о ней рассказали... могло ли быть иначе? Старый и уважаемый некромант, который до последнего оставался весьма привлекательным мужчиной? И студентка, чьи моральные принципы
— И этого не было, — Гарби сложил руки, и тонкие его пальцы уперлись в подбородок. — В то время твоя мать... мало чем отличалась от прочих человеческих девушек. Она думала о любви...
...и кажется, я догадываюсь, к кому.
Что-то старых тайн стало слишком много.
— И да... после ее и молодого Бьосса видели. Пошел даже слух, что в скором времени следует ждать объявления о свадьбе... и оно случилось...
...только в храм папенька отправился не с маменькой.
— ...Инельда Вельграсская принесла своему супругу около двухсот тысяч золотых приданого и, что куда интересней, пару старых книг... она была весьма своеобразной женщиной. Жаль, что скончалась.
А уж мне-то как жаль.
— Спасибо, — сказала я.
— Ту историю мало кто помнит... да и после Бьосса твоя матушка вела весьма себе... свободный образ жизни, а потому вряд ли кто свяжет одну излишне надоедливую некромантку и главу гильдии, но... будь осторожней.
Это можно было счесть почти заботой.
— Буду, — не совсем искренне пообещала я.
А Гарби величественно кивнул. И добавил:
— Я подберу тебе пару книг. Приди завтра. Можешь с мужем, если не побоится... эльфы меня почему-то избегают. Наверное, обиделись... но тьма близко. И не стоит думать, что все, кто живет в ней, так уж рады будут наступлению полной тьмы...
...мы сидели на лавочке.
Над головой шумела крона серебристого древа, которое явно не желала признавать приближение зимы, во всяком случае на земле я не обнаружила ни одного, даже крохотного листочка. Серебристые пластины покачивались, звенели, будто и вправду сделанные из серебра.
— Не думай о плохом, — попросил Эль, баюкая в руках горшочек, тот самый, с блеклой былинкой, которая после полива не ожила, подтверждая мои опасения, что спасать его, чем бы они ни было, уже поздно.
— О хорошем не получается.
Полусонная малина возилась в ногах. Колючие плети ее окружали ствол, изредка они расползались, пропуская тонкие молодые побеги, которые вплетались в стену.
— А ты постарайся, — Эль обнял меня, а я не стала возражать.
В конце концов, может, нам тут жизни осталось на пару дней, а я страдаю о несбыточном. Или сбыточном?
— Что это такое? — я ткнула пальцем в горшок. Предыдущая тема беседы мне не слишком нравилась, а другие на ум не приходили.
— Не уверен, но... мы мало знаем о драконьей флоре.
— Драконьей?
Дохлый цветок с драконами увязывался прочно.
— В драконьих горах сложился совершенно особый климат. Во многом благодаря свойствам самих драконов.
Драконы.
Кто бы мог подумать...
— Как бы то ни было, но... нрав у них на редкость неуживчивый, а уж о том, чтобы подпустить кого-то к гнездовьям...
— С чего ты вообще взял, что это имеет отношение к драконам? — я ткнула пальцем
в былинку, которая качнулась, но как-то вяло.— Остаточные эманации силы.
Значит, имеет.
Я вздохнула и устроила голову на плече мужа. Драконы, некроманты... да катись оно все пропадом. У меня выходной.
— И... — драконы катиться не желали. — Как его оживить?
— Не знаю. Мою силу он не принимает, — Эль отставил горшок, который тотчас оказался в заботливых объятьях малины. Плети зашуршали, утаскивая очередного страдальца в колючее нутро. Вот и как мне его оттуда выковыривать?
Зазвенел эльфийский сиротка, и листья его мягко засветились в лунном свете. Звезда расчертила небосвод, а я вздохнула и сказала:
— Бочку в подвал спустишь?
— С капустой?
Я кивнула.
— Может... его куда-нибудь... кому-нибудь... передать?
— Кому?
А то я о том не думала. Но... кому? Папеньке последним штрихом зловещего его плана? Или сразу императору? Императору я, быть может, и отдала бы, но что-то подсказывало, что вряд ли меня удостоят аудиенции. А бочка... она бочка и есть.
С капустой.
Все равно квашеную не люблю.
...ночь выдалась дождливой.
Дождь начался с мягкого шелеста воды об оконное стекло, продолжился частой дробью по крыше. Он успокаивал и навевал обманчивое ощущение, что мир за пределами дома вовсе прекратил свое существования, но так даже лучше.
Нет мира.
Нет хлопот.
Разве что вот бочка, в которой почти утонула шкатулка, отправилась в подвал. Интереса ради я вытащила тонкую капустную нить, понюхала даже, пытаясь определить, изменилась ли она, но попробовать так и не рискнула. Лапа ворочалась, шевелила пальцами, скреблась о дно шкатулки, но предыдущие сотни лет показали, что шкатулка сработана на совесть. Глядишь, еще пару недель продержится.
Из подвала я выбралась с банкой малинового варенья.
Эль и Грен беседовали, и со стороны это смотрелось почти мило. Хотя подозреваю, речь шла не о том, как стол править. Я посидела рядом, честно пытаясь вникнуть в особенности процесса, который Глен гордо именовал клеточной печатью, но плюнула.
Было лень. Порой вот приключались такие, совершенно ленивые дни. И нынешний был явно из их числа.
Дождь шел. Малина зеленела, во всяком случае, мне показалось, что ныне она была куда как зеленее, чем вчера. Эльфийский сиротка покачивался, явно забавляясь с нитями дождя. Он собирал капли в ручейки, а их сливал в ручьи, устраивая водопад.
Было почти красиво.
Очистки совести ради, я сунулась в колючее кубло, желая убедиться, что драконьи былинки все еще живы, но в горшке образовалась молодая поросль малины.
— Совести у тебя нет, — проворчала я.
На что малина поспешила уверить, что совесть у нее есть, просто рудиментарная. Отодрав колючки от брюк, я вернулась в дом.
И чем заняться?
От скуки я убралась, потом прилегла с книгой, а когда очнулась, обнаружила, что и супруг, и Глен исчезли. Вот же... и записки не оставили. И вот что мне теперь думать?
Я вышла во двор.
Смеркалось.
Сумерки сгустились до того гадостного состояния, когда было непонятно, то ли существует вон та тень у забора, то ли мерещиться она мне. И главное, совершенно не понятно, куда эту парочку понесло посреди ночи.