Южный узел

Эта таинственная девушка представлялась венцом добродетелей: нежная, скромная, стыдливая, прекрасная. О, конечно, прекрасная. Ведь красота — само собой разумеющееся приданое принцессы. Разве могло быть иначе?

Поехали знакомиться. Но чем ближе кареты подкатывали к границе, тем злее и раздражительнее становился кандидат. А он-то каков? Дылда, грубиян, неотёсанный, вспыльчивый… даже не красавец. Да, тогда все почему-то пялились на младшего — Михаила. Стройность, манеры, изысканный юмор. Никто не сомневался: в Берлине предпочтут именно младшего. Мария Фёдоровна даже писала будущему тестю: «Конечно, её высочество имеет право выбирать, но старшему будет обидно, если взгляд принцессы остановится не на нём».

Зря беспокоились! Во время представления в Потсдаме Шарлотта сразу пошла к нему. Точно и не видела Мишки. Да и правду сказать, была на две головы выше младшего из великих князей. Могла и не заметить. А вот Никса не заметить было сложно — сам затылком вороньи гнёзда сшибал. Потом признавалась: подумала, как прекрасно они будут смотреться в паре, вальсируя.

Женщины! Одно легкомыслие! Но это легкомыслие его спасло. И не промысел ли Божий вложил серьёзной пугливой девушке в голову суетные идеи? Не тот ли промысел сделал её настолько близорукой, что она замечала только крупные предметы? А Никс был предметом крупным. И обойти его не представлялось возможным.

Он представлял её золотоволосой и улыбчивой. Она оказалась тёмно-русой и хмурой от застенчивости. В остальном — именно такая, как воображалось. Просто удивительно: Никс почувствовал её на расстоянии. Диковатая, пугливая, страдающая от сиротства и одиночества.

Они гуляли по парку, и ему открывалась вторая половинка его души. Только лучше. Несравненно лучше. Вместо нетерпения и вспыльчивости — крайняя незлобивость, безобидность, умение ждать и повиноваться, не отказываясь от собственной воли. Вместо желания всех высмеивать и больно бить, пока не ударили — расположение и внимание. Вместо подозрений и мелочного желания контролировать — заботливость и предусмотрительность.

У невесты Никс нашёл те качества, которые в зачатке имелись в нём самом, но были задушены.

— Шарлотта, вы будете моей? — кажется, он запинался.

— Конечно, — она ответила легко и буднично, потому что всё было давно решено и не ими.

— Я спрашиваю, вы сами… Вы хотели бы быть моей?

Она нахмурилась, стараясь лучше рассмотреть его лицо.

— А вы бы хотели? — Застенчивость всегда мешала ей сознавать собственную красоту. Но это милое качество муж не променял бы на самоуверенность иных светских львиц.

— До сих пор обо мне заботились родные, — сказала Шарлотта. — Вы будете обо мне заботиться?

Может быть, только в тот миг великий князь осознал всю серьёзность предстоящего шага.

— И никогда меня не оставите?

Да, он будет о ней заботиться. И никогда её не оставит. Как обмануть доверившегося?

Никс дал слово. Состоялось обручение.

А через несколько дней он отбыл с визитом в Англию. Первое искушение. Ведь его величество, несмотря на пышный сговор брата, намекнул, что Пруссия, конечно, союзник, но Британия предпочтительнее. Будет недурно познакомиться и с их принцессой. Кстати, тоже Шарлоттой. И произвести должное впечатление.

Им уже торговали! Потому что уже в Берлине заметили: Никс далеко не так неотесан, как казалось дома. Быстро растёт и становится чертовски привлекателен. В Лондон третий из царевичей приехал уже «самым красивым принцем Европы». С ним носились, его показывали. В первую очередь принцессе — единственной дочери короля. Открывалась блестящая перспектива: при ней Никс в один прекрасный день станет мужем королевы. Для России очень и очень выгодный альянс.

— Но я обручён.

— Вы обязаны думать об интересах своей династии.

В тот момент казалось, что престол в Петербурге займёт после государя Александра второй брат, Константин. Если удача улыбнётся в Лондоне, почему бы нет? Хотя быть консортом с таким властным, независимым характером, как у него, нелегко. Ну да англичане обтешут его под свою политическую систему. Недаром ею все восхищаются.

Никс не восхитился. А вот принцесса… ему понравилась. Даже до беспокойных спазмов совести. Ведь дал слово другой. Но Чарлин, так её звали дома, была просто очаровательна. Два визита в замок Клермон, куда услал дочь подальше от двора строгий отец, что-нибудь да значили. Все дипломаты немедленно написали своим дворам: русский великий князь очарован. Можно представить, как испугались в Берлине.

Очарован? Ещё кто кем. Именно в Лондоне Никс осознал себе цену. Он услышал, что редкостно по-мужски красив, что его манеры утончённы и изысканны. (Ха! Мать не раз именовала их мужичьими). Что его голос пленителен и будит в дамах чувства (Два раза ха! Мать говорит, будто он криклив). А разговор увлекателен и лишён педантизма. (Марию Фёдоровну всегда беспокоило, что дети с увлечением рассуждают лишь о военных предметах).

Как всё меняется в зависимости от географической широты! Впрочем, англичане сами крайне невоспитанные люди, и Никс благословил Бога, что попал в страну грубиянов.

На время даже воспоминания о Шарлотте перестали его мучить. Ибо Чарлин предлагала всё и сразу. На блюдечке. Её мощная чувственная натура не знала преград. Она была большая, ширококостная, прекрасная собой. Её огненные волосы вились, как проволока, губы складывались в подобие поцелуя, а щёки полыхали румянцем, точно атласная подушка. Тогда он впервые увидел, что значит быть в веснушках ото лба до кистей рук. Забавно. Но не отталкивающе. Даже как-то зазывно: хочется глянуть, а остальное, под шёлком и кружевом, тоже бело-рыжее?

Чарлин призывала его каждым изгибом своего тела, давно женского и давно томимого наплывом иных, недевичьих желаний. Она показывала это не только при разговоре, но ещё больше при долгих молчаливых паузах, которые, казалось, следует заполнить более полезным делом.

Никс был готов. Но вовремя спохватился. Что дальше? Потом, когда приятное будет окончено?

— Что вы думаете о семье? — спросил гость принцессу после одного из домашних концертов.

— Семья — это рай, — заученно отозвалась Чарлин. И уточнила: — Возможность заниматься тем, что запрещено, на совершенно законных основаниях.

— А дети?

Она наморщила носик.

— Да, правда. Дети мешают. Целых девять месяцев воздержания. Но я слышала, есть способы…

Довольно. Он всё решил. С Шарлоттой они найдут способы. Вдвоём. И Никс упёрся.

— Я дал слово. Больше себе не хозяин.

— Отношения его величества с Пруссией могут в любую минуту измениться, — внушал министр иностранных дел Нессельроде.

— С Англией тоже.

Чем больше его убеждали, тем упрямее он становился.

— Мне назначена невеста, другой не хочу.