Южный узел

— Мы поедем на пироскафе. Море уже утихло.

Александра Фёдоровна чуть не захлопала в ладоши от удовольствия. Морская прогулка!

— Мне взять сопровождение?

— Как можно меньше.

Никс тоже обрадовался. Она не дулась. Не отталкивала его, а принимала всё как есть. За это муж был очень благодарен. Он и сам пока не знал, что и как у них будет, но желал подбодрить супругу видом строящегося дома. Хотя какой теперь дом?

На другой день небольшой пароходец под гордым именем «Богатырь», благоухая древесным углём и горячей водой, разыгрывал роль придворной яхты. Рано утром, не дав жене как следует выспаться, император вступил на борт, держа её под руку. Она касалась пальцами шляпки на беличьем меху и не без опаски переставляла ноги по сходням. Близорукость мешала Шарлотте хорошенько видеть дорогу. Но чуть только Нева раскатилась перед глазами ртутным простором, молодая женщина вскрикнула от восхищения и подставила бризу щёки.

— Мадам, — ласково сказал ей муж, — спуститесь в каюту. Ветер крепчает.

— Нет! — воскликнула она. — Напротив, друг мой. Пойдёмте на нос!

— Нельзя, моя радость, ты простудишься.

Обычно она подчинялась. Легко и безропотно. Но не сейчас. К чему теперь беречь здоровье?

А что будет, если она снова заболеет и, наконец, умрёт? Он испытает облегчение? Нет, конечно, сначала будет горевать. Кидаться на стены. Но потом… Когда боль притупится, не окажется ли, что своей смертью она оказала ему услугу? Развязала руки. Дала свободу.

Александра Фёдоровна стояла у бортика. Ветер раздувал над её головой огненно-рыжую газовую шаль, которая дарила её бледным щекам отсвет румянца. Но сейчас её лицо горело само по себе, и она едва ли не с гневом обернулась к мужу.

Никс не понял её взгляда, ему казалось: всё хорошо.

— Ты хочешь, чтобы меня не было? — вдруг спросила она достаточно громко, чтобы перекричать ветер.

— Что? — не разобрал государь.

— Хочешь, чтобы я умерла? — ещё громче выкрикнула Шарлотта.

До него не сразу дошёл смысл.

— Скажи только слово. — Её ноги едва касались палубы. Руки крепко сжимали бортик. При высоком росте стоило только перегнуться.

Никс успел испугаться. Успел, подавшись вперёд, крепко схватить жену за бока. Она едва не выскользнула из его рук.

— Что ты делаешь?

Кто бы ответил? Шарлотта обмякла, затихла в его объятиях. На минуту опять забилась, как птица со сломанным крылом, заплакала и, только примостив голову у него на груди, успокоилась, время от времени глубоко, до икоты вздрагивая всем телом.

Её было жалко. Но ещё пуще жалко себя.

— Мы переживём, — уговаривал муж. И она простодушно верила ему, как верила всегда, с первой до последней минуты.

К полудню пироскаф был в Петергофе и причалил у шатких мостков Монплезира. Как они любили этот дворец! Не большой, не главный, жирно вызолоченный пряником на Пасху. А маленький, у самого моря. С галереей, мыльней, множеством стёкол, гнутой крышей и заревом заката во всех окнах по вечерам.

Шарлотта говорила, что единственная громоздкая вещь, которую она готова терпеть, — это муж. Ей хотелось иметь небольшой уютный домик для одной семьи. Чтобы всем детям по спаленке. Гостиная и столовая тесным тесны от множества своих и горсточки чужих, кого позвали, не чинясь, и с кем радостно провести время.

Такой дом им обещали с самого дня свадьбы, и незадолго до смерти брат пожертвовал кусочек взморья, примыкавший к Петергофскому зверинцу. Строй, что хочешь. В тот момент Никс ничего не хотел, оглушённый идеей сделать его наследником. А после первой болезни Шарлотты приказал расчищать место под дом. Надоели! Хватит! Нужно иметь своё гнездо, чтобы никто не мешался, не лез, не пугал. Его цветок будет цвести в закрытой оранжерее.

Они вместе рассматривали чертежи. Жена робко предлагала поправки. Он великодушно принимал их. Даже с цветом Никс не возражал. Жёлтый так жёлтый. Хотя модная городская желтуха уже надоедала.

— Так будет солнечней, — уверяла супруга. — В Петербурге мало ясных дней. Если ещё и дома посереют…

Никто и не предлагал серого.

И вот они шли по дорожке из Нижнего парка. Никс старался выбирать для жены наиболее пологие места. По ложбинам ещё кое-где таял снег. Но солнце уже припекало. Даже до жары. А сквозь бурую шкуру прошлогодней травы, зализанную паводком, пробивалась сочная зелень. За спиной синело море. Впереди на взгорье, среди голых лип белели стены в лесах.

Увидев их, Шарлотта ускорила шаг, потом побежала. Что она делает? Ей нельзя. Надо поберечься… Куда там! Его жена вприпрыжку миновала холм. Ветер рвал с её головы шляпку. Ленточки затянулись под подбородком во вредный маленький узел, который не расцарапать никакими ногтями.

Никс вдруг испугался, что она промочит ноги. И где, спрашивается, их сушить? До Большого дворца не два шага. Но и там, в летней резиденции, сейчас ничего не готово: холодные комнаты, нетопленые печи.

«Да что я, как старый дед!» — одёрнул себя император. Вот она, бежит, не спотыкается. Он вспомнил, как впервые привёз Шарлотту в Петергоф. Через неделю после свадьбы. Они уже посетили и Павловск, и Царское. Очаровательно, но… Только при виде моря за деревьями и каскада фонтанов она вскочила с места в открытом экипаже, взмахнула рукой в белом рукаве-парусе и закричала от восторга. Громко, никого не стесняясь.

Вдруг ему показалось, что время ухнуло куда-то в глубокую волчью яму, края которой захлопнулись, и тот давний июньский день вернулся во всей своей полноте, в счастье и солнечном блеске.

Никс видел впереди себя силуэт жены, взбиравшейся по горке. Её белая юбка на жёстком корсете колыхалась колокольчиком. Вот-вот начнёт звонить. Он ощутил прилив радости и беспечного веселья. Свита держалась на почтительном расстоянии, и государь, догнав жену, обхватил рукой её талию. А она запрокинула голову к его плечу и начала смеяться. Беззаботно и молодо, точно оба на минуту забыли всё гнетущее, что в последнее время завязывало их души в узел. В один узел.

Дом был почти готов. Только без крыши. Его фундаменту предстояло ещё осесть и выстояться. Но внутри уже можно было ходить, смотреть, примеривать комнаты на себя.

— Здесь будет лестница. Большая, на второй этаж. Комнаты детей. Твои покои.

Шарлотта перескакивала с одной деревянной балки на другую. Пол ещё не положили.

— Не тесновата ли гостиная?

Она только хихикала.

— В самый раз! — Расставив руки, молодая женщина балансировала на бревне. Её юбка-цветок покачивалась из стороны в сторону. — Иди сюда.

Своё желание немедленно оказаться рядом с ней Никс объяснил беспокойством: ещё упадёт вниз. Он тоже расставил руки и, крякнув, пошёл по балке.

— Вон там столовая. Видишь, камин уже начали складывать?

Было ясно, что она не слышит. Просто смотрит на него и улыбается. Муж подхватил Шарлотту, когда она опасно покачнулась, и утвердил рядом с собой, крепко держа за пояс.

— Тебе нравится?

— Очень! — её глаза стали тёмными. — Жалко только… — Облачко набежало на лицо молодой женщины, и, чтобы прогнать его, Никс наклонился и властно, жадно поцеловал полуоткрытый от восторга рот.