За час до полуночи (пер. Максима Дронова)

– Ну и что у вас получилось?

Он покачал головой:

– Насколько я знаю, Серафино Лентини не в ладах с мафией. И у меня создалось впечатление, что они тоже хотели бы добраться до него.

– Дедушка Стейси тоже имеет какое-то отношение к мафии, – сказал Берк. – Так, Стейси? Сегодня он как раз собирается его навестить.

– Ваш дедушка? – Хоффер нахмурился.

– Вито Барбаччиа, – сказал я, но последовавшего эффекта не ожидал. У Розы Солаццо перехватило дыхание, и она уронила стакан. Хоффер недоверчиво уставился на меня. Все молчали.

– Так вы внук Вито Барбаччиа? – проговорил, наконец, Хоффер.

– Вы слышали о нем, как я полагаю?

– Слышал о нем? А кто нет? И вы едете к нему сегодня?

Я кивнул, а Хоффер покачал головой.

– Невозможно поверить.

– Вы встречались с ним? – спросил Берк.

Хоффер улыбнулся.

– Дважды – на званых вечерах. Но никогда не говорил – такой чести удостаиваются только коронованные особы.

Берк хмуро взглянул на меня, и я понял, что все сказанное мной на кладбище не было до конца воспринято им, а именно такой фундаментальный факт, что мой дед – весьма важная персона.

Я допил свой стакан и поднялся.

– Пойду прогуляюсь немного по саду перед ужином.

– Конечно, конечно. – Хоффер кивнул Розе: – Покажи ему все, ангел мой. Там есть отличный пруд для разведения рыбы. Он просто чудо, мистер Виатт.

ИТАК, ОН СНОВА СТАЛ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ «МИСТЕР».

Странно все-таки влияет фамилия Барбаччиа на людей, ничего не скажешь. А Роза? Стоило мне улыбнуться ей, как она тотчас же смертельно побледнела и опустила глаза. В ее взгляде застыл страх.

БАРБАЧЧИА – МАФИОЗО. Полагаю, что для Розы эти слова были неразделимы. Когда я взял ее под руку, она вся дрожала.

* * *

Хоффер, без сомнения, нанял лучшего местного шеф-повара. Мы ели нарби ди Сан-Паоло – вид жареных пельменей, наполненных творожной массой с сахаром, а также канноли – вероятно, самое популярное сладкое блюдо на Сицилии, – рулет с яйцом и кремом. Все пили марсалу, слишком сладкое для меня вино, поэтому передо мной стояла бутылка «зибиббо» с острова Пантелерия – анисовое вино с весьма своеобразным вкусом, который вы отвергаете или признаете с первого раза.

Мы обедали на веранде, и получилось нечто вроде маленькой светской вечеринки; даже Пайет и Легран вели себя в высшей степени благообразно. Позднее, когда вино подействовало, беседа немного оживилась. Пайет уделял много внимания Розе, держась, однако, в строгих рамках приличий, а Легран раскрепостился настолько, что даже раз или два улыбнулся.

Затем подали кофе – йеменский «мокко». Я взял свою чашку и отошел к краю веранды. Смех сделался громче, и никто не обратил внимания на мое отсутствие.

Поднявшись к себе в комнату, я достал из ящика стола «смит-вессон» в кожаной кобуре и пристегнул оружие к поясу. Затем пару раз вытащил револьвер, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Внезапно в комнату вошел Берк. Прикрыв дверь, он облокотился о косяк.

– Ждешь неприятностей?

– Не знаю.

Я засунул «смит-вессон» в кобуру, застегнул пиджак, и положил полдюжины патронов в левый карман, а «вальтер» Марко опустил в правый.

– Мне бы хотелось поехать с тобой, – сказал Берк. – Помощь может оказаться нелишней.

Я посмотрел на него в упор, но он выдержал взгляд, не теряя серьезности.

– Как хочешь, – проговорил я.

Берк облегченно улыбнулся – последнее время ему часто приходилось изображать улыбку – и хлопнул меня по плечу:

– Итак, старая команда, дружище Стейси?

Но ничто старое не возвращается – сейчас я был уверен в этом, как никогда ранее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Гора Монте Пеллегрино, которая находится в трех милях от Палермо, подпирает небо в западной оконечности Конка д'Оро. Это интереснейшее место, пропитанное кровью и запахом истории, впрочем, как и вся остальная Сицилия. Во время Пунических войн Гамилькар Барка оборонял гору от римлян в течение трех лет, а в более современные времена она стала знаменитой благодаря культу Святой Розалии Пеллегринской, в честь которой и назвали мою матушку. Вилла деда находилась у подножия горы, немного в стороне от деревни Валдеса.

Когда я думаю о своем дедушке, то осознаю, какой большой путь он прошел. Он появился на свет в Велба – маленькой деревушке на западе Сицилии, весьма типичной для всего острова. Деревня представляла собой, образно выражаясь, кучу дерьма, где большинство детей умирало на первом году жизни, а существование напоминало жизнь в средние века.

Отец деда был нищим крестьянином, усилий которого еле хватало, чтобы удерживать семью от голодной смерти. Про ранние годы деда я не припомню ничего определенного, но, когда ему исполнилось двадцать три, он был уже «габелотто» – нечто среднее между сборщиком налогов и земельным агентом, чьи функции заключались в скручивании крестьян в бараний рог и удержании их в этом состоянии.

Такую работу мог получить только мафиозо, поэтому мне остается предполагать, что он довольно рано связался с мафией. Бог знает, что было после – пара убийств, или, возможно, больше. Таков был обычный для любого юнца способ пробить себе дорогу в Уважаемое Общество.

Не исключено, что он даже некоторое время работал в качестве «сикарио» – наемного убийцы, однако я сильно сомневаюсь в этом. Такое занятие никак не вязалось с жизненными принципами деда – сугубо личным взглядом на то, что являлось честным, а что нет. Идея выколачивания денег из проституции, например, наполняла его благородным негодованием, ведь он свято верил в незыблемость семьи, будучи глубоко религиозным человеком. С другой стороны, организация, которой он служил, уничтожила так много своих противников, что в некоторых местностях Сицилии убийство считалось вполне обыденным событием.

Фары «мерседеса» выхватили из темноты фигуры двух пожилых женщин, которые брели по обочине, увешанные корзинами.

– Что это, черт возьми, может означать? – проворчал Берк.

– Они идут в город, на рынок.

– Но почему ночью?

– Только так они смогут занять хорошее место для торговли.

Берк покачал головой:

– Что за идиотская страна!

Я обернулся и посмотрел на ночные огни города.

– Это одна сторона Сицилии, но вот в этой темноте проступает и другая. Склеп для множества поколений. Живительная среда для Римской империи, которая держалась исключительно на рабском труде. С тех пор и повелось, что все люди здесь обязательно закабалены кем-то.

– Знаешь ли, Стейси, мне трудно воспринимать все это всерьез, – сказал Берк. – Эти россказни про мафию и ее влияние. Я всегда думал, что мафия давно уже стала достоянием истории.

– Я мог бы рассказать тебе об одном городке, где за каких-нибудь четыре года произошло не менее ста пятидесяти убийств. А в городке всего двадцать тысяч жителей. Попробуй, найди-ка мне на карте мира другой подобный городок, а?

– Но зачем столько убивать? – воскликнул он. – В моей голове это не укладывается.

– Люди все время играют в те или иные игры, разве ты никогда не замечал этого?

– Я не совсем улавливаю твою мысль.

Конечно, я мог бы сказать ему, что он всю жизнь проиграл в солдатиков – особенно в Конго, – но это не привело бы ни к чему хорошему. Он вряд ли понял бы меня, да и не хотелось обижать его понапрасну.

– Могу выразиться яснее. В Лос-Анджелесе или Лондоне, например, каждодневная борьба за лучшую должность, сворачивание или расширение бизнеса, или даже просто интрижка с чужой женой как раз и привносят в жизнь тот привкус драмы, в котором так нуждаются люди.