За час до полуночи (пер. Максима Дронова)

– От меня. – Она погладила меня по щеке. – Возвращайся живым.

Затем она помедлила в дверях со странным выражении лица. Было ясно, что ей очень хотелось сказать мне что-то, однако она отчаянно боялась. Я ощутил прилив нежности к ней, но только покачал головой и улыбнулся.

– Не говори ничего, Роза, если боишься.

– Боюсь, – кивнула она, и ее лицо побелело. – Он может быть жестоким, о, таким жестоким, Стейси! Ты даже не можешь себе представить...

– Расскажешь мне об этом, когда я вернусь. Когда это уже не будет иметь значения. – Я поцеловал ее – так, как нужно целовать женщину, и добавил: – Я переживу всех, Роза Солаццо, особенно всех Хофферов и им подобных. Запомни это.

Когда она ушла, я надел ремень со «смит-вессоном» в кожаной кобуре и поправил берет на голове. Человек, который смотрел на меня из зеркала, был почти незнаком мне – кто-то, не переживший Яму. Что он делал здесь? Хороший вопрос, но он был задан не вовремя, поэтому я вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

* * *

Крейсерская скорость «сессны-401» составляет около 260 миль в час, что означало, что мы будем над целью через двадцать минут. Мы отложили вылет на час, потому что стояла полная луна и ночь была слишком светлой, по мнению Берка. Однако прогноз обещал, что погода не изменится, и он назначил вылет на час ночи.

Верда получил разрешение на внутренний полет до Гелы от властей в Пунта Райси на случай непредвиденных вопросов. Небольшой крюк должен вывести нас к месту прыжка, и через несколько минут Верда сможет снова лечь на оговоренный курс.

Включая тренировки, которые устраивал нам Берк в Конго, я прыгал с парашютом девять раз, так что это должен был быть десятый прыжок – прекрасное круглое число. Мне никогда особенно не нравилось прыгать с парашютом. Воздушный десантник – довольно неуклюжее создание, загруженное всевозможной экипировкой. Парашют типа «Х» весит двадцать восемь фунтов, а резервный – около двадцати четырех. Прекрасный вес для начала. Прибавьте к этому мешок со снаряжением до сотни фунтов, и становится неудивительным, что прыжок на склон горы не вызывал особого энтузиазма.

Несмотря на снятые пассажирские сиденья, нам едва хватало места, чтобы двигаться внутри кабины со всем этим снаряжением. Берк приспособил страховочный конец собственной конструкции, и вместе с Верда аккуратно демонтировал дверь «айрстар», которая создавала лишний риск для прыжка.

Множество мыслей вертелось у меня в голове, когда я расположился на полу и «сессна» стала плавно подниматься в воздух. Кости были брошены, мы были в пути – ни о каком возвращении не могло идти и речи, а я еще ни в чем не был уверен; каждый, казалось, лгал мне, включая Розу.

По некоторой необъяснимой причине, это последнее обстоятельство сильно ранило меня, и когда я проанализировал свои чувства, то вдруг понял, что она мне нравится. На самом деле нравится. Это была девушка с характером и собственными представлениями о чести. Даже за тенью сомнений я знал, что ее последнее появление в моей комнате было целиком личным. Роза пришла попрощаться, ибо того хотела, и ни Хоффер, ни кто-либо другой не заставлял ее в этом случае.

Путешествие прошло совершенно спокойно и оказалось столь коротким, что я испытал нечто вроде шока, когда красный фонарь, укрепленный Вердой, мигнул несколько раз. Выглянув в иллюминатор, я увидел зазубренный пик Монте Каммарата, западный склон и, когда мы снизились, похожее на блюдце плато, которое было зоной прыжка, а рядом с ним небольшой водопад, ярко сверкавший в лунном свете.

Самолет закачался на ветру, и Верда повернул, пройдя так низко над вершиной, что сердце переместилось у меня внутри. Мысль об ударе на секунду взволновала меня, и тут же Верда бросил «сессну» в пустоту.

Когда он пошел на второй заход, Берк, который должен был прыгать первым, встал и передвинулся на страховочном конце. Пайет последовал за ним, затем Легран; я пошел замыкающим. В моем желудке было пусто, во рту сухо, и я продвинулся вслед за остальными, заблудившись в кошмаре подозрений.

Красный фонарь мигнул раз, потом другой; «сессна» закачалась в воздушной яме, и Берк вышел через дверь. Пайет прыгнул сразу вслед за ним, а Легран чуть задержался, заскользив на каблуках.

Затем настал мой черед. В открытую дверь свистел ветер. Только сумасшедший может прыгать в такую темень, сказал я себе, и пошел головой вперед, делая в воздухе сальто.

Я отпустил мешок со снаряжением, который крепко сжимал в руках, и он упал на двадцать футов ниже меня, до конца бечевки, привязанной к поясу. Я закачался под гигантским темным зонтиком цвета хаки – самое прекрасное чувство в этот момент.

Когда прыгаешь с восьми сотен футов, это занимает ровно тридцать секунд до земли, что не дает тебе много времени на размышления. На таком близком расстоянии от скал шли нисходящие потоки, и я начал раскачиваться. Как обычно, когда ты находишься в воздухе, свет нельзя рассматривать иначе, чем преимущество. Я бросил взгляд на один парашют, затем на другой, которые летели внизу, словно темный пух чертополоха, смещаясь в тень позади водопада, после чего сам быстро заскользил вниз.

Главная опасность ночного прыжка состоит в том, что земли не видно, и это является причиной высокого травматизма при такого рода операциях – люди не успевают сориентироваться и самортизировать.

Поэтому мне нравилось, что мешок со снаряжением висит на конце двадцатифутовой бечевки. Если сильно не раскачиваться, мешок гулко ударяется о землю, предупреждая тебя.

Я как раз подготовился вовремя. Мешок грохнулся о землю, и я последовал за ним полсекунды спустя, перекатившись на островке удивительно мягкого торфа. Перекатившись снова, я остановился, упершись в скалу, которая больно надавила мне на ребра.

Я лежал, обдуваемый ветром, и кто-то подошел и нагнулся надо мной. Блеснула сталь, но мой «смит-вессон» был уже наготове.

– Я только собирался перерезать бечевку, – сказал Пайет Джагер.

– А тебе не кажется, что ты добирался до моего горла?

– В другой раз, – сказал он. – Когда ты не будешь так полезен. Когда мы уже не будем в тебе нуждаться.

Его слова прозвучали так, словно он знал, о чем говорил. Он перерезал бечевку на моем поясе, и освободил мешок со снаряжением. Я вылез из сбруи и освободился от парашюта. Теперь, когда я приземлился, освещение, казалось, немного улучшилось, и я увидел приближающихся Берка и Леграна, несших парашюты и мешки со снаряжением. Француз хромал, но, как выяснилось, ничего серьезного у него не было. В воздухе он раскачивался столь сильно, что достиг земли раньше своего мешка, неподготовленным. Он, очевидно, получил хорошую встряску, но успел прийти в себя, пока мы распаковывались.

Мешки содержали рюкзаки коммандос, в которых были вода и пища, а также наше оружие и добавочная амуниция. Когда они были опустошены, мы спрятали их в удобную расселину вместе с парашютами.

Мы присели на корточки под прикрытием скал, и Берк передал по кругу фляжку с бренди. Я сделал большой глоток и обнаружил, что улыбаюсь, радостный, что остался жив; мои ноги снова были на твердой земле, а по телу распространялось приятное тепло.

– Ну все, опоминаться некогда, – сказал Берк. – Прямо сейчас к вершине. Нужно перевалить через нее и достичь леса, пока темно.