За последним вздохом

Кольтира поморщился. Он чувствовал, что Лерисса не совсем права — ну не может же быть все так безвыходно! — но не находил аргументов, чтобы возразить. Они же все тут живые, у них есть семьи, возможность родить наследников. У этих людей есть право на существование — законное, неоспоримое. Они чувствуют прикосновение солнца и запах травы. Кольтира, которого смерть лишила всего этого, не понимал — не хотел понимать, — что живым может быть настолько плохо. Не в плену же у Плети они, в конце концов!

И вообще, он совсем иначе представлял себе жизнь в штормградском королевстве. Кольтира подумал, что подданным королевы Отрекшихся полагается гарантия бессмертия, а подданным короля людей — голод и нищета.

— Это совсем другое! — возмутилась Лерисса, и он понял, что произнес эти мысли вслух. — Ты хочешь вернуться к Отрекшимся?

Выпалив этот вопрос, она напряженно уставилась ему в лицо. Опасалась остаться без телохранителя?

— Поздно, — мрачно хмыкнул он. — Теперь-то меня кто туда примет?

— Ммм, — Лерисса кивнула, соглашаясь с доводом. — А Сильвана… Она красивая?

— Да.

— Очень?

Кольтира усмехнулся. «В Квель’Таласе нет прекрасней леди…», — так начиналась песня о Сильване Ветрокрылой, которую в талассийской армии знали все, от новобранцев до генералов. Песня была довольно-таки похабная, в казармах предпочитали именно такие, но восторженная и вполне правдивая. У Сильваны ведь действительно шикарная задница и такие изящные лодыжки, что никто не откажется увидеть их на своих плечах.

— Красивее, чем Надежда Сальден? — не унималась Лерисса.

— Да.

Куда там до Сильваны чернявенькой соплюхе Сальден, у которой еще грудь и попа-то толком не выросли!

— Ладно. Тогда давай поставим вопрос по-другому, — Лерисса подняла указательный палец, подчеркивая важность формулировки. — Есть или был кто-то красивее Сильваны?

Кольтира задумался. Наверно, если постараться, то можно было найти живую эльфийку, соответствующую канонам красоты больше, чем бледная и красноглазая королева Отрекшихся. Но немертвому, привыкшему к таким лицам, сложно судить. А если сравнивать ту Сильвану, какой она была при жизни, с живыми, а немертвую — с нежитью, то Кольтира не мог вспомнить ни одной женщины или мужчины, что смогли бы превзойти ее.

Но вслух назвать ее самой прекрасной в Азероте — это отдавало какой-то сопливой романтикой, достойной двухсотлетнего юнца. Поэтому Кольтира усмехнулся и с деланным возмущением вздернул подбородок.

— Конечно. Моя мама.

Лерисса рассмеялась и пошла с луком к черте, чтобы начать тренировку. Наверно, передумала срочно отправлять Тассариану письмо, предупреждая, что королева Отрекшихся усилила ментальный контроль.

Настал день празднования Любовной Лихорадки. В Западном краю к этому дню отнеслись без должного энтузиазма, то ли не было давних традиций, то ли нищета не способствовала развлечениям. Однако Лерисса вырядилась в яркое платье из синей крашеной шерсти и уложила волосы в сложную прическу. Сходила на пост стражей поболтать с Тиной, но вскоре вернулась расстроенная и злая. Поцапалась, срывая раздражение, с Кольтирой, а потом вдруг заявила:

— Я хочу посадить розы. И огурчики. Мне нужны семена.

И тут же развила бурную деятельность, собираясь за этими семенами: оставила список, переоделась в привычные штаны, сложила в сумки еду и одежду.

— Ты готов? Мы едем в Златоземье.

И прежде, чем Кольтира успел открыть рот и возмутиться тем, что его мнения не спросили, Лерисса затараторила, какой он хороший, просто сокровище, и как она рада, что на него всегда можно положиться.

Ладно, он же все равно хотел попутешествовать. Нежизнь в Западном краю была скучной и какой-то сонной, Кольтира даже не мог вспомнить, когда испытывал хоть какие-то эмоции помимо мимолетного раздражения. А с отъездом Тассариана стало еще унылее: и не потренироваться ни с кем, и жертв для подколок в два раза меньше. Тассариан хоть и бесил его временами, но рядом с ним нежизнь не казалась небытием.

Кольтира обрядился в доспехи, вывел Тумана и понял, что они собрались оставить дом, со всей утварью и запасами пищи, без присмотра. Пришлось задержаться, призвать упыря, начертать и напитать силой руны, чтобы охранник не покидал пределы двора.

Дренейский шаман почувствовал творимую темную магию, приперся с дружинниками, стал возмущаться и скандалить. Пытался убедить Кольтиру, что земная стихия недовольна вмешательством.

— Я его не поднял, а призвал уже готового. Так что не сочиняй, — заявил Кольтира, но Торелий не угомонился.

Пришлось повторить погрубее и подоходчивее, и они даже чуть не подрались, но потом на Торелия накинулась Лерисса, угрожающе размахивая списком покупок.

— А кто мой дом будет охранять? Ты там на месяц поселишься? Или капитан Алперт выделит стражей?!

— Лерисса, ты не понимаешь. Это опасная ма…

— Да где же понять мне, молодой, зеленой и тупой! — прорычала Лерисса, не давая ему вставить больше ни слова.

Конфликт пресек Алперт. Он задал несколько вопросов об упыре, счел его неопасным для жителей деревни и велел всем разойтись. Лерисса, вместо того, чтобы гордиться моральной победой над занудным шаманом, почему-то злилась. И отказалась поддерживать разговор, как запел бы хвостатый придурок, если бы Кольтира его немного поучил уму-разуму кулаками и темной магией.

Путь до Златоземья прошел без приключений, если не считать за таковое дождь со снегом, заставший их у Западного Ручья. Лерисса в своей теплой, но короткой куртке вымокла и продрогла, поэтому Кольтире пришлось сооружать в лесу укрытие, разводить костер и сушить посиневшую и клацающую зубами женщину.

— До чего хороша, упырица, — не мог не восхититься он.

Лерисса не заболела, хоть и грозилась, и через два дня они уже добрались до Златоземья. Надолго задерживаться в деревне не стали: близилась весна, и Лерисса торопилась начать возню с рассадой. Она закупила семена, а еще приправ и сладостей, пооблизывалась на вполне пристойные луки, но тратиться не решилась. Нагрузила свою взятую напрокат лошадь сумками с саженцами и продуктами и возмутилась, что Туман едет налегке — тащить собственную броню и полный саронитовый доспех рыцаря смерти — это называется «налегке»?!

В Элвинском лесу было ясно, и когда Кольтира с Лериссой выехали на мост через реку, отделяющую лес от полей и холмов Западного Края, солнце как будто решило проводить их. Яркие лучи вызолотили пожухлую траву и оставшиеся на ветках редкие листья, отчего все вокруг заиграло теплыми красками и приобрело на редкость уютный, нарядный вид.

Дорога вильнула, выводя путников к ферме Янсенов. Насколько Кольтире было известно из рассказов Лериссы, сын хозяев погиб в Нордсколе, отец скончался от переживаний, а мать перебралась к родственникам в Красногорье. Земля в Западном краю сейчас ни стоила ничего, поэтому хозяйка ее не продавала, ждала перемен. А ферму, дом и хозяйственные постройки тем временем разграбили местные бродяги.

Дорога сделала еще один поворот, огибая холм, и Кольтира увидел пустую повозку, рядом с которой стояли двое людей, один из которых был местным. У их ног мигал разноцветными огнями странный механизм.

— Это просто бойня, лейтенант, их всех убили! — воскликнул незнакомый мужчина в официальном камзоле с гербом Альянса. Он принялся рассуждать о времени смерти и характере повреждений.

Лерисса ойкнула и толкнула коня пяткой в бок, призывая поторопиться. Кольтира нагнал ее и, обогнув телегу, увидел убитых: мужчину, женщину и лошадь. Обычные трупы, раны резаные и рубленые, крови мало — значит, умерли быстро. Похоже, эта тыловая крыса настоящей бойни сроду не видел.