Заброшенный в природу
Шрифт:
На следующей неделе мы отправились с доктором в Утреру и проехали через Дос-Эрманас. День был жарким, солнечным, на холмах вдоль дороги паслись стада животных — главным образом, свиней, но также и коров, иногда попадались белые кудрявые овцы, ослы, кони, буйволы, которых охраняли собаки. Животные. Мне вдруг стало грустно. Я высунул голову из окна кареты, глаза наполнились слезами. Животные добрые, особенно, если смотреть на них издалека. Мне пришло в голову, что после фокусов с табаком, которые я показывал в трактирах, они были моим первым серьезным коммерческим начинанием. Причем очень серьезным. Я был, что называется, на пороге успеха. Животные могли бы сделать меня богатым. Они не только кормят тебя, но и обеспечивают пищу для многих других. Бессердечные
13. ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ СТРУПЬЕВ
У Луизы, шестнадцатилетней девушки из Севильи, вся шея сзади была покрыта незаживающими струпьями. Ее родители вызвали нас, чтобы мы помогли ей излечиться. У девушки были длинные волосы, так что струпья не были видны и не причиняли ей боли, если только на них не надавливать. По этой причине их никогда не лечили. Ее родители говорили, что струпья у девушки с детства. Недавно, однако, образовался еще один, и девушка решила вылечиться. Разумеется, для нас это не было проблемой, так как при помощи табака струпья легко лечатся. Я находился у нее в доме до тех пор, пока доктор натирал струпья табаком. Потом я был послан проверить, как себя чувствует больной, которого доктор лечил от болей в пояснице. В дом Луизы я вернулся примерно спустя час, и то, что я там застал, буквально ошарашило меня. Девушка вела себя неадекватно. Почти сразу после моего прихода она горько расплакалась, словно ее должны были повесить, и, как видно, причиной слез был я.
— Давай-ка выйдем, — предложил доктор, беря меня под локоть и кивнул матери Луизы, которая осталась в комнате вместе с младшим братом девушки (ее отец к тому времени ушел по делам). — Ты, вероятно, чем-то расстроил Луизу, — сообщил доктор уже во дворе, с удовольствием закуривая сигариллу.
— Но, сеньор, я ничего не делал. Я вообще с ней не знаком. Вижу ее первый раз в жизни (это было чистой правдой).
— Я знаю, — кивнул доктор. — Она немного не в себе. Ведет себя, как ненормальная.
— Девчонка, наверное, в кого-то влюбилась. В этом возрасте такое часто бывает.
— Не уверен, — возразил доктор. — Ее родители ничего не знают.
— А как они поймут, если она в кого-то влюбилась?
— Еще как поймут! — воскликнул доктор. — Не забывай, у меня самого две дочери.
— Тогда почему она ведет себя, как ненормальная?
— Это все от табака, — ответил доктор.
— Но что такого вы с ней сделали, сеньор? Много табака использовали, или что?
— Да ничего особенного, — ответил доктор. — Просто табак оказывает на молодых девушек плохое действие, причем виноват не табак, виновата сама природа. Она довлеет над молодыми девушками. И все это в своих целях. Природа мечется в их телах, подобно шустрой змейке в воде. Страшное дело, я знаю это по собственным дочерям. Девушки постоянно выглядят слегка помешанными, они как будто не в себе. И все из-за природы. А если прибавить немного табака, получится гремучая смесь. Когда выйдут замуж и у них появятся дети, они понемногу начнут приходить в себя, и природа оставит их в покое.
— Потому что тогда она уже сделает свое дело, — предположил я.
— Да, что-то вроде того, — кивнул доктор и зашелся в мучительном кашле, который появился у него в недавнее время.
— Уж не простыли ли вы, сеньор? — участливо спросил я.
— Нет, — ответил он. — Я думаю, это от табака.
— От табака? — удивился я.
Доктор утвердительно кивнул, бросил тлеющую сигариллу и вновь закашлялся.
—
Но ведь я не кашляю, сеньор.— Я курю давно, начал, может быть, лет за двадцать до тебя, — возразил доктор. — Наверное, в табаке есть что-то такое, что вызывает кашель. Спустя много, много лет.
«Да, сегодня для табака плохой день», — подумал я.
— Пошли, посмотрим, как там наша подопечная, — предложил доктор. — Если снова разревется при тебе, то сразу выйдешь и будешь с Хесусом ждать меня в карете. А кстати, где он?
— Он за углом, сеньор, переместился туда.
— И что он там делает? — удивился доктор.
— Ничего. Просто сидит и ждет.
Я не посмел сказать доктору, что Хесус выстукивает фламенко и протягивает шляпу для сбора денег. Он стал это делать при каждой возможности. Я удивлялся, как это доктор до сих пор не обратил внимания, что кони время от времени ржут. Вероятно, ему казалось, что они так реагируют на проезжающие мимо экипажи.
На этот раз девица не стала плакать, когда мы вошли, наоборот, увидев нас, она радостно засмеялась, потом повернулась в постели на другой бок и спрятала лицо в подушке. Мать сделала ей замечание, выхватила у нее из рук подушку и сунула ей под голову. Девица тут же зашмыгала носом.
— Лежи спокойно, милая, — ласково сказал доктор. Он отвел рукой ее волосы и осмотрел шею. — Все в порядке, — сказал он матери, — все у нее пройдет.
— Я свободна? — спросила девушка, сразу перестав шмыгать носом.
В следующие десять минут она сделала столько всего, что если бы я стал описывать, то заполнил бы, наверное, несколько страниц. Она встала с постели, замурлыкала известную в Севилье песенку «Черноглазая чикита» (особенно популярную среди женского населения) и походкой, больше похожей на плавные подпрыгивания, подошла к окну. Ее хрупкое тело словно переместилось в воздухе. Она выглянула наружу, не переставая теребить руками свои юбочки, прекратила петь и засмеялась:
— Какой-то клоун танцует фламенко и собирает в шляпу деньги.
К счастью, никто не обратил на ее слова внимания. Доктор в тот момент разговаривал с матерью девушки и, вероятно, подумал, что она рассказывает какие-то небылицы. Спустя немного времени с улицы донеслось ржание коней, но девушка уже повернулась к окну спиной и вприпрыжку направилась к постели. Там она схватила в охапку маленького брата и принялась его тискать. Педро, мальчуган лет семи-восьми, надул щеки и засопел.
— Сейчас же оставь его, проказница! — выкрикнула мать и резко выдернула сына из рук девушки.
Та вновь расплакалась, бросилась на кровать и, продолжая рыдать, сунула голову под подушку. В этот момент появился ее отец. Он открыл дверь, заглянул в комнату, безмолвно посмотрел на эту сцену и тихонько закрыл дверь снаружи. Мальчик тоже захотел выйти, но мать его не пустила. Вдруг девушка села в кровати и с печальным выражением лица стала снимать чулок.
— Что ты делаешь? — спросила мать.
— Хочу быть босой, — сердито ответила Луиза, бросив чулок на пол.
«Как хорошо, — подумалось мне, — что в отличие от нее мы можем уйти». Наверное, доктор подумал то же самое, потому что, распрощавшись с матерью и Луизой, пообещал заехать на следующий день, чтобы узнать, как идут дела. Открыв дверь, мы чуть было не столкнулись с отцом девушки, который смотрел на нас. Лицо у него было печальное и измученное.
— До свидания, сеньор, — сказал доктор.
— До свидания, сеньоры, — ответил мужчина.
Я кивнул ему, проходя мимо. Мне захотелось пожелать ему приятного дня, но я сдержался.
— Хесус, — крикнул я громко, выйдя во двор, — ты где?
Хесус уже чинно сидел на козлах за углом, ожидая нас.
На следующий день доктор послал меня проверить, как себя чувствует Луиза. Мне очень не хотелось идти туда, тем более одному, но я не мог отказаться. Опасения мои, однако, оказались напрасными. На этот раз она вела себя тихо, стыдливо смотрела в пол, держа руки на плотно сдвинутых коленях, чинно и немногословно отвечала на все мои вопросы. Возможно, действие табака на ее организм прекратилось, не знаю. К счастью, мазать ее еще раз не понадобилось. Доктор сказал, что все должно пройти за неделю, а струпья — исчезнуть.