Заброшенный в природу

— Да, ответил тот. — Табакко выступает еще и в роли критика.

— Ах, да, — кивнул доктор Чейнелл. — Я предлагаю, джентльмены, послушать самого мистера Холлидея.

С этими словами доктор Чейнелл уселся на место, а мистер Холлидей прокашлялся и сказал:

— Это стихотворение, джентльмены, следует читать в сопровождении арфы и хора. К сожалению, в настоящий момент я не располагаю ни тем, ни другим, из-за чего предлагаю вам удовольствоваться самим текстом.

— Мистер Табакко… Ах, да, добавлю еще, что я несколько сокращу хоровую партию, которая следует после каждого куплета.

Итак, «Мистер Табакко».

Табакко — музыкант, Но трубку свою обожает. Он исполняет каденцию Носом, и мелодия Приобретает Неповторимый вкус. Табакко — адвокат И всякий к нему стремится. За пять-шесть пенсов Получишь наставление Ценою в целый фунт.

Дальше я не стал записывать, потому что мне показалось это неважным. Но сам стих не был лишен остроумия и вызвал в зале смех и аплодисменты, у этого поэта и вправду большое будущее. Конечно, до Пелетье дю Мана ему далеко, но тем не менее, стоило обратить на него внимание.

Затем король произнес короткое заключительное слово, предварив его приветствиями, длившимися не менее двух минут:

— Тот факт, что есть люди, которым табак приносит пользу, доказывает не столько достоинство табака, сколько их жалкое состояние, и совершенно очевидно, что их тела уподобились телам варваров, ибо для них становятся полезными те лекарства, которые полезны варварам-индейцам. Потому я и предлагаю им, а также тем докторам, которые верят в целебную силу табака, присоединиться к индейцам вместе со своим отвратительным лекарством.

На этом дебаты завершились. Как мне кажется, обе стороны пребывали в хорошем настроении и были удовлетворены. Во всяком случае, у нашей «партии» были все основания оставаться довольной. Я, мистер Фрэмптон, доктор Монардес, доктор Чейнелл, доктор Беркли, поэт Холлидей и аптекарь Венер засиделись допоздна в таверне при постоялом дворе «Тога и заяц», где провели необыкновенно приятный вечер. Меня устроили на ночлег в самой фешенебельной комнате из тех, в которых мне когда-либо приходилось останавливаться. При ней была даже облицованная камнем терраса. Поскольку я во время дебатов перевозбудился и мне не хотелось спать, я вышел на террасу и засмотрелся на звездное небо. Вот Венера, самая яркая звезда на горизонте. Сверху, над Луной, легонько подмигивает Марс, а если двигаться в обратном направлении — вниз и вправо, то можно увидеть Юпитер. Интересно, каково быть планетой? Пелетье часто говорит об этом. Несешься себе в безбрежном пространстве, в черных просторах Космоса, вместе с другими звездами и планетами, но всегда следуя собственным путем по своей устоявшейся орбите. Солнце вращается вокруг тебя. Хорошо быть Венерой или Марсом. Большим и круглым, словно огромный плод в небе или несущаяся по небу огромная птица. Если ты Земля, то будешь находиться в самом центре мироздания, а поверх тебя, словно надоедливые блохи, будут скакать разные людишки. И в каком это смысле говорят, что люди — живые, а планеты — мертвые? Сплошное недоразумение. Именно планеты и есть жизнь.

Интересно, каково это — жить, а точнее, существовать, не испытывая ни голода, ни жажды, ни тепла, ни холода, и при этом никогда не стареть? Никогда не испытывать ни в чем нужды и нести на себе так много разного. Например, Земля… Сколько на ней всего!.. Все планеты располагают бесчисленным множеством вещей, и, вместе с тем, так отличаются друг от друга.

Миры… Каждая из планет в отдельности — особый мир. Здорово быть планетой. Это и есть природа. И все они — ее большие, величественные дети. Они и есть сама природа. А может, наоборот? Они сами являются родителями природы. А ты, по всей вероятности, просто болтливое ничто, похожее на блоху. Но как добраться до этого золотого плода, который висит высоко в небе? Невозможно. Тебе не дано самой природой. Адам, вероятно, подпрыгивал бы бессчетное количество раз, пытаясь сорвать золотое яблочко, и до сих пор находился бы в Раю. Но оно ему оказалось не по зубам…

И тот идиот с его королевством, с его общественными нравами, с его помпезным самодовольством… Какое ничтожество! Индейцы, по его словам, — варвары! Как бы не так! Нет, конечно, то, что они — варвары, так и есть, но и он — тупое животное!

Я вынул сигариллу, затянулся ею и почувствовал огромный прилив энергии. Какая ветхозаветная мощь! Если, конечно, так можно выразиться. Табак, Пелетье… А сейчас что же мне делать?

Музыка, вино, табак и сон Прочь гонят грусти волны…

Лягу-ка я спать. По крайней мере, попробую…

12. ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ И БЫСТРОГО НАКОПЛЕНИЯ БОГАТСТВА

Однажды, уже в Севилье, ко мне пришел Хесус. Вид у него был, мягко говоря, озадаченный. Он сообщил, что в сад проникла чужая собака очень странного вида.

— Как это проникла? — удивился я, поскольку сад был обнесен высоким забором.

Хесус дал мне подробное и довольно-таки путаное объяснение, которым я не стану мучить читателя, а постараюсь пересказать своими словами, сохранив самую суть. Оказывается, когда Хесус на управляемой им карете проезжал мимо больницы святого Воскресения, за ним увязался пес. Но не обыкновенный пес, которых часто встречаешь на улицах города, а крупный, ухоженный экземпляр сторожевой породы, причем на шее у него, по словам Хесуса, была цепь, а вернее, обруч из золота. При этих словах я скептически поднял брови и спросил у Хесуса, почему он не слез с облучка и не снял с него золотой обруч, даже если бы понадобилось и если по-другому было нельзя, вместе с головой (я знаю, что Хесус способен такое сделать не моргнув глазом). Он мне ответил, что это сделать было невозможно, а чтобы понять почему, мне нужно увидеть пса.

— Ладно, — сказал я, — приведи его сюда.

— Не могу, сеньор, — ответил он и рассказал, что пес двигался за ним до самого дома доктора Монардеса и шмыгнул во двор, как только Хесус открыл ворота для кареты. А сейчас он валяется среди его посадок табака.

— Что?! — ужаснулся я. — Да доктор убьет нас, дурак! Или ты хочешь, чтобы после того, как мы отстроили хлев, нас заставили еще и табак сажать?!

Я помчался в ту часть сада, где были табачные насаждения, за мной по пятам следовал перепуганный Хесус. Нам не пришлось долго искать. Пес встретил нас, угрожающе рыча и обнажив крупные клыки, которые блеснули на солнце, как блестел золотой обруч у него на шее. Я сразу понял, что имел в виду Хесус. Это был крупный откормленный пес сторожевой породы, явно настроенный враждебно.

— Спокойно, спокойно, приятель, — сказал я, быстро отпрыгнув назад. При этом я натолкнулся на Хесуса, который прятался у меня за спиной, и чуть не упал. Другой раз я бы ему показал, как прятаться за спиной, но сейчас я не решался отвести взгляда от пса. — Спокойно, дружище, спокойно, — повторял я. — Хорошая собачка, хорошая…

Однако на пса мои слова не произвели никакого впечатления, и он продолжал угрожающе рычать. Какое-то время мы так и стояли друг напротив друга, не отводя взглядов. Разумеется, мне пришло в голову: а не убежать ли? Но в таком случае пес мог бы помчаться за нами, а разве я мог быть уверен, что он помчится не за мной, а за Хесусом? Я сделал попытку решить эту проблему и предложил Хесусу:

— Хесус, дружище, беги!

— А, нет, сеньор! — ответил тот.

Так мы и продолжали стоять, не смея двинуться с места. Проклятый пес! Порычав некоторое время, он, видимо, понял, что мы не представляем опасности, вновь опрокинулся на спину и стал кататься, своим мощным торсом с удовольствием подминая под себя посадки доктора Монардеса. Пес выглядел очень довольным, чувствовалось, что ему хорошо, он даже лапы поднял вверх, будто приглашая к игре. Разумеется, я вообще не собирался с ним играть, но эта поза меня несколько успокоила. Сердце, которое еще недавно бешено колотилось в груди, теперь замедлило свой бег, вернувшись к нормальному ритму. Я не знал, что делать. Чтобы окончательно успокоиться, достал из кармана сигариллу и закурил. О, чудо! Пес тут же подбежал ко мне и, прежде чем я сообразил, уперся передними лапами мне в грудь. Его морда оказалась на уровне моего лица. Это действительно был очень крупный экземпляр — встав на задние лапы, он был почти с меня ростом. Из открытой пасти вывалился большой язык, который слегка подрагивал. Мне показалось, что пес жадно обнюхивает меня.

В первый момент, разумеется, у меня потемнело в глазах, но это я осознал, только когда картина немного прояснилась. Думается, другой в подобной ситуации наложил бы в штаны, но, разумеется, не я.

Пес, однако, выказывал добрые намерения.

Мне пришло в голову, что это каким-то образом связано с сигариллой. Я вновь затянулся, пес зашевелился, придвинул морду ко мне и опять уперся лапами в грудь. Да, без сомнения, какая-то связь была. Ясно, что дым сигариллы его привлекал.

Я постарался использовать ситуацию наилучшим образом, и спустя минуту пес снова катался по земле среди табачных растений. Не выпуская сигариллы, я присел на корточки, чтобы получше его рассмотреть. На золотом обруче, обхватывавшем шею пса, было большими буквами выбито: BERGANZA,а немного в стороне помельче: el Bavaro. Обруч был восхитительным: массивный, дорогой и очень изящной работы. Под ним виднелся шрам от раны. Когда я слегка сдвинул обруч в сторону, чтобы осмотреть шею пса внимательней, он угрожающе зарычал и я быстро вернул обруч на место.