Забвение

– Не может быть, - наконец, произносит «статуя», спустя продолжительное молчание, что повисло между нами.

– Что не так? – интересуюсь я, стаскивая кеды.

И тут она произносит фразу, которая и меня вводит в ступор и я так же, как она пять минут назад, замираю.

– Ты настоящая…

* * *

Через полчаса, когда волнение спало, а заодно и прекратился водопад вопросов друг к другу, на который никто из нас не получил ответов, мы сидим молча.

– Меня зовут Эмили. Я старшая сестра Лефроя, - спокойно говорит она.

Я молчу, время от времени щелкая костяшками пальцев.

– К сожалению, я и наша мама уже больше года не общаемся с ним. Точнее это он не отвечает на звонки и эсэмэс. Мы не знали где он и что с ним происходит. И только вчера я узнала адрес его проживания у его лучшего друга Джейсона и тут же приехала сюда. Мама очень волнуется за него, после той ужасной аварии… Она боится потерять его и я тоже, но он отказывается общаться с нами… - нервно вздыхает.

Эмили замолкает.

Моя голова раскалывается. Я ничего не знала об этом. Лефрой никогда не говорил где его родные и что у него есть друг по имени Джейсон. И авария…

– Что за авария? – озвучиваю свой мысленный вопрос.

– Ты не знаешь? – недоверчиво спрашивает она.

В ответ я только качаю головой.

– Неудивительно, что он тебе не рассказал, он сам едва верит в случившееся.

– Что произошло? – допытываюсь я.

– Три года назад, когда Лефрою исполнилось двадцать, он купил себе мотоцикл на деньги, вырученные за его первые картины. Я как сейчас помню тот ужасный день, - Эмили сглатывает, и голос ее становится таким печальным, что и мое собственное сердце сжимается. – Двадцать первого июня мне позвонили из больницы и сообщили, что Лефрой разбился.

Все внутри обрывается во мне, и я сильнее сжимаю пальцы, что вцепились в обвивку кресла. Почему он никогда не говорил мне об этом?

– Его мотоцикл вылетел на встречку и столкнулся с грузовиком. Из-за тяжелой травмы головы впал в кому.

– Не может быть, - выдыхаю я.

Мне нечем дышать. Кровавые и страшные картинки рисует мое воображение и мое сердце сжимается.

– Врачи утверждали, что вероятность его пробуждения почти ровна нулю, так как травма была слишком тяжелой. Его мозг был сильно поврежден. – Эмили тихо зарыдала, а затем, набравшись сил, продолжила, - Он пролежал в коме ровно год и два года назад двадцать первого июня он проснулся…

Мой мозг отказывался принимать эту информацию. В голове все перемешалось, от чего давило в висках.

– Почти целый год ушел на его восстановление. И все это время он словно бредил. Мы с мамой стали отчаиваться, считая, что нервная система и его психика настолько пострадали, что он превратился в сумасшедшего. Все время он повторял твое имя и требовал найти тебя. Никто из нас, включая Джейсона, не знали тебя и думали, что он просто сходит с ума. Первые месяцы он пытался доказать всем нам, что ты реальна и что вы встречаетесь, описывая какие-то события вашей общей жизни. Дом, на окраине города, где ночью видно звездное небо. Поездка на море. Рождество у какой-то тети Элизабет. Он даже рисовал тебя, постоянно... А затем, он закрылся в себе, замкнулся и отвергал любые признаки помощи с нашей стороны. Он уехал, даже ничего не сообщив нам. Когда я попыталась связаться с ним и узнать причину его отъезда, он ответил, что все мы предатели и ты… тоже, что пытаемся обмануть его, будто тебя не существует, но он никогда не поверит в подобное. А теперь я здесь, в том доме, что он рисовал, и ты здесь, вполне реальная. По словам Джексона, дом он построил сам по памяти из сна и восстановил все так, как было в той жизни, что не было на самом деле. Это что-то вроде сказки. Его лечащий доктор предполагает, что ты и вся эта жизнь с тобой просто приснились ему, когда он пребывал в коме.

– Так не бывает, - выдыхаю я.

– Да, никто еще не мог вспомнить, что ему снилось, пока он был в коме, но в жизни всякое возможно, - пожимает плечами.

Это был просто сон? А сейчас? Сейчас мы тоже спим? Как же так?

Тупая игла засела в груди, отчего вздохнуть полной грудью было невыносимо больно. На ватных ногах поднимаюсь на второй этаж, оставив не менее ошеломленную Эмили в гостиной.

Запихиваю первую попавшуюся одежду в рюкзак. Мне нужно уехать, чтобы разобраться во всем этом и в самой себе, в своих чувствах. Я должна отправиться туда, где мне спокойно. И именно поэтому я решаю уехать в дом, где прошло мое детство, к тете Элизабет.

Глава 11.

После четырехчасового перелета и двухчасовой поездки на машине, совершенно разбитая я добираюсь до своего настоящего дома.

Полчаса уходят на восклицания со стороны тетушки о том, как она не ожидала моего приезда. Еще полчаса на выговоры о том, как я исхудала, какой у меня болезненный вид и пятнадцатиминутная нотация о моих неимоверно огромных и синих мешках под глазами. А затем мы садимся ужинать.

После ужина поднимаюсь к себе в комнату, что было моим единственным пристанищем в целом мире.

Фиолетовые стены, розовые занавески на окнах, деревянный пол, маленькая кровать с хранителем снов у изголовья, книжный шкаф, заваленный бесконечным числом книг и дисков мультика «Губка Боб», обычный шкаф с одеждой, из которой я давно выросла и старая кресло-качалка с синими подушками.

После ухода мамы, я считала эту комнату тюрьмой, из которой я отчаянно пыталась сбежать в большой мир. И сбежала.… Но теперь, я сбегаю от мира сюда, в свою обитель, где живет моя истина, где все взаправду, где я могу спастись от жизни, что может свести с ума.

Кусаю губы и плетусь к креслу. На улице уже давно темно. Распахиваю окно и холодный, сырой воздух врывается в мою комнату. Здесь так всегда. Никогда не бывает тепло или хотя бы солнечно, даже летом. Как же я жила столько лет под плотным занавесом от солнца днем, а ночью от звездного неба, спрятанного за плотными и бесконечными тучами?

Кутаюсь в плед и усаживаюсь в кресло. Глубоко выдыхаю, и грусть толстым слоем ложится на мое изнуренное сердце. Так тихо.

Я не хочу думать о нем, но все, что я делаю – это думаю о нем. Что с ним? В порядке ли он? Что делает? Сильно ли злится на меня? Какого цвета его глаза сейчас?

– Хватит! – сама себе приказываю я.

Снова кусаю губы.

Стук в дверь.

– Входи, тетя, - отвечаю я.

Дверь скрипит и в комнату заходит тетя Элизабет. Подходит ко мне.

– Замерзнешь ведь, зачем открыла окно?

Тянется к окну, чтобы закрыть его, но я ее останавливаю.

– Оставь. Хочу проветрить комнату перед сном.

– Хорошо, если комнату, - говорит она, облокачиваясь о подоконник. – Не возлагай такие большие надежды на ветер. Он не способен проветрить то, что болит внутри, - кладет морщинистую ладонь себе на сердце.

Я сильнее сжимаю зубами нижнюю губу.

– Тетя, я…

Замолкаю. Что мне ей сказать? Как объяснить? Я ведь сама сбита с толку. Сломлена. И мне так тяжело, что сказать что-либо спокойно о нем вряд ли сумею.

– Знай, что ты не первая и не последняя, кто теряет надежду и разбивает сердце. Так бывает. Прими это, - тихо произносит она.

Я знала, что подобное бывает и сердца разбиваются сплошь и рядом, каждый день и каждую минуту, но внутри все жжет, словно я первая и меня не предупреждали, что любовь приносит и боль тоже.