Забвение

От продолжительных занятий плаванием дыхание его сбилось, и стало тяжелым. Разваливается на мягком песке, положив руки за голову. Щурится и снова улыбается.

– Долго будешь тут валяться, принимая солнечные ванны? – смеется он. – Плавать не собираешься?

Поворачиваюсь к нему, закрывая собой солнце, чтобы он смог открыть нормально глаза. Припускаю солнечные очки на кончик носа.

– Спасибо тебе, - говорю я. – Ты даже не представляешь, как я счастлива!

– Я люблю тебя, Джанин, - совершенно серьезно признается он.

При этих словах вся моя душа сжалась в маленький комок, который вместе с сердцем подкатили к самому горлу.

Я хочу ответить ему тем же, но слова застревают в горле, и я понимаю незачем ему говорить об этом. Он и так все знает. Слова – это всего лишь мимолетный крик в пустоту.

Резко отклоняю голову набок, и палящий солнца свет ослепляет его на мгновение.

– Ах ты, маленькая негодница! – шутя, ругается он, хватая меня в охапку.

Я весело хохочу, как последняя дурочка.

Без особых усилий, вместе со мной на руках, Лефрой поднимается на ноги.

– Лефрой! – пищу я, когда он с легкостью перебрасывает меня через плечо.

Одной рукой я пытаюсь собрать разметавшиеся, кудрявые волосы, другой – удержать очки. Увы, очки слетают с меня, прежде чем я пытаюсь поймать их.

– Лефрой, прошу тебя! – задыхаясь от смеха, лепечу я, когда он забегает в воду.

Я громко кричу, когда падаю с непривычки в холодную воду. Выныриваю и еще долго смеюсь, зачесывая назад мокрые волосы.

– Да ты псих! – возмущаюсь я, пытаясь придать себе недовольный вид. Но все без толку, смех так и пробирает наружу, отчего я хохочу еще сильнее.

Ударяю ладошкой о воду, тем самым брызгая его.

Лефрой снова хватает меня в охапку. Утягивает на глубину, и я обвиваю руками его за шею.

Успеваю только впиться поцелуем в его мягкие губы, когда волна накрывает нас, и мы ныряем.

* * *

После долгой обеденной трапезы, отправляемся в наш домик, который находился почти у самого берега.

Двухэтажный, деревянный и ничем не примечательный домик.

На первом этаже располагалась маленькая кухня и уютная гостиная: два диванчика ярко-зеленого цвета, маленький телевизор, музыкальный центр и белый столик. На втором этаже - комната, где стояла только двуспальная кровать с двумя тумбочками и узкий платяной шкаф. Также на втором этаже была одна ванная комната.

Еще прошлой ночью Лефрой снял полушелковую тюль с окна, и мы соорудили свой собственный балдахин над кроватью.

– Как же я устала! – восклицаю я и падаю на кровать.

Лефрой устраивается рядом со мной, поправляет наш «балдахин», что ниспадает с двух сторон, закрывая с собой почти добрую половину кровати.

Достаю телефон, что подарил мне Джереми. Мобильный назад он не принял, а выкинуть его я не решилась. Подарок ведь все-таки.

Проверяю пропущенные вызовы и эсэмэс. Всего два пропущенных вызовов от тети Лиззи и одно скромное сообщение от Миранды. Даже не знаю, как получилось так, что мы отдалились с ней, и наша дружба превратилась в периодическую отправку эсэмэс с коротким текстом.

Отвечаю Миранде и звоню тети Лиззи, чтобы убедить ее в том, что со мной все в порядке. Она переживает, что каникулы начались почти месяц назад, а я даже не собираюсь приехать к ней.

После долгого и подробного разговора с тетушкой, включаю переднюю камеру телефона. Хочу сфотографировать рядом лежащего Лефроя, что читает какой-то журнал.

Поворачиваю незаметно телефон в его сторону, чтобы он не заметил и фотографирую. Звучит своеобразный звук камеры, что извещал о запечатлевшем снимке.

– Что ты делаешь? – улыбается Лефрой.

– Фотографирую тебя, - отвечаю я, просматривая сделанный только что мной снимок. – Я ведь не художник, нарисовать тебя не сумею.

– Дай сюда, - просит он и выхватывает у меня из рук телефон.

Включает переднюю камеру и вытягивает руку, чтобы в кадре мы поместились вместе.

Притягивает меня ближе и широко улыбается, когда звучит очередной щелк снятого фото.

Я все равно выгляжу отвратительно, поэтому корчу рожицу, высовывая язык, когда Лефрой снова фотографирует нас.

За этим снимком следует еще немереная дюжина странных и смешных фото. Не смотря на то, что Лефрой изо всех сил пытался скорчить страшные рожицы, которые с легкостью получались у меня, его лицо все равно получалось безупречно красивым.

– Это не честно!- возмущаюсь я, закрывая лицо руками, когда Лефрой продолжает делать снимки. – Ты получаешься лучше, чем я. Не буду фотографироваться!

На мое нытье он разражается диким смехом. Я все еще не отрываю рук от лица.

Через минуту раздается короткое пиликанье. Он снимает видео.

– Посмотрите на эту маленькую грозовую тучку! – дразнит Лефрой. – Ну же, тучка Джанин, покажи нам свое лицо.

– Нет!- протестую я.

– Тогда придется заставить тебя, - угрожает он, заливаясь смехом.

– Что ты…

Я не успеваю закончить свой вопрос, когда он принимается жестоко щекотать меня. Тут же отнимаю руки от лица и взвизгиваю. Я барахтаюсь в белоснежных простынях, в попытках остановить его. Мое горло разрывается, издавая весьма странные звуки протеста и больного смеха. Болит живот от не прекращаемой пытки в виде безжалостной щекотки.

После моей очередной капитуляции, Лефрой принимается просматривать наши общие снимки и жуткое видео, запечатлевшее мое красное от смеха лицо и весьма странные вопли.

А потом мы засыпаем, в обнимку, веселые и совершенно счастливые.

Глава 9.

Весь следующий день мы проводим на пляже, под палящим солнцем в объятиях сказочно-синего моря.

Ужинали мы сегодня в маленьком кафе на улице с яркими лампочками и свечками.

После нескольких бокалов искрящегося, дорогого шампанского и бесконечных танцев с Лефроем, я совсем перестала чувствовать свои ноги, учитывая то, что протанцевала я на весьма высоких каблуках.