Забвение

– Мир не фабрика по исполнению желаний, - цитирую Джона Грина. – Да? – слабо улыбаюсь.

– Мне жаль, но да, это так, - тянется ко мне и своей нежной рукой касается моей холодной щеки.

– Я справлюсь, - отвечаю я.

Проворочавшись до полуночи, позволяю себе немного пожалеть себя и поплакать, пока дождь безустанно льет за окном. Наревевшись вдоволь, в два часа ночи поднимаюсь с кровати. В попытках отвлечь себя, сажусь за рабочий стол и разглядываю сотню разноцветных бумажек, прикрепленных мною к монитору компьютера.

– Да, сердца способны разбиваться. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы умирали, когда они разбиваются, но мы не умираем, - отлипаю стикер синего цвета с этой цитатой. – Стивен Кинг.

Перечитав добрую половину стикеров с мудрыми цитатами, подхожу к окну и распахиваю его. Дождь врывается в мою теплую обитель, а я возвращаюсь в кровать и кутаюсь в одеяло. Засыпаю только в шесть утра, когда ливень превратился в мелкую морось.

Утром стало еще хуже. Раскалывалась голова, распухли глаза от ядовитых слез, а тело сводило мучительной болью. Наверное, я простыла из-за открытого окна. Поднимаюсь на локтях и замечаю, что окно закрыто, а лужа от дождя на полу насухо вытерта. Не хочу, что бы тетя видела меня в таком состоянии. Нужно постараться быть цельной хотя бы снаружи, пока внутри все рушится и разбивается вдребезги.

Привожу себя в порядок и, натянув широкую улыбку на лицо, спускаюсь в гостиную.

– Всем доброе утро! – восклицаю я.

Дядюшка с чашкой зеленого чая и газетой в руках сидит в кресле. Тетя Элизабет возится с какими-то бумажками на журнальном столике. Целую их по очереди и усаживаюсь на диван.

– Как спалось? – заботливо спрашивает дядя Чарльз.

– Отлично, давно так не высыпалась, - лгу я. – Все-таки эта штучка, хранитель снов, отличная вещь.

– Но даже хранитель снов не способен уберечь сон от дождя, - замечает тетя, сочувственно, улыбаясь.

Да, мысленно отвечаю я, дождь по-прежнему льет внутри.

Целый день я провела в суматохе, не имея даже секунды задуматься, отчего мое сердце кровоточит.

После завтрака в одиннадцать часов дня, мы с тетей отправляемся в супермаркет за покупками, далее готовим обед, а затем отправляемся в закрытую оранжерею, на заднем дворе.

Никогда не понимала, зачем тетя выращивает цветы в таком городе как этот, где всегда холодно, дождливо и нет солнца.

Ужин проходит еще лучше. Я пытаюсь ввязаться в любой разговор и поддержать любую беседу, лишая себя возможности молчать.

После ужина и совместного просмотра старых семейных фотографий и видео, выхожу на улицу.

Надеваю толстовку и усаживаюсь на одну из ступенек, что ведут в дом. Вдыхаю прохладный, августовский воздух и сердце мое снова сжимается.

Я приснилась ему. Наша жизнь приснилась ему. Значит ли это, что всего этого не существует, включая меня? Всего лишь иллюзия. Просто мираж, что может, развеется в следующую секунду.

Как я могу принять подобную неопределенность? Всю жизнь боятся, что завтра он проснется и забудет меня. Извечный страх. Извечное мучение.

Глава 12.

Утро третьего дня, проведенного здесь, выдалось куда лучше, чем в предыдущие дни, когда мне уснуть удавалось только на рассвете.

Мое сердце все также тосковало по нему, изнывая и сжимаясь в языках пламени собственной агонии, но скрывать боль в голосе получалось лучше. По крайней мере, так мне казалось. Тетя Лиззи все так же время от времени бросала таинственные словечки и наблюдала за мной повсюду своим всевидящим взглядом, но я старалась изо всех сил.

Я даже выработала собственный распорядок дня здесь. Просыпаться не позже десяти часов, ложиться не позже одиннадцати и абсолютно во все свое свободное время, помимо ночных посиделок у открытого окна, занимать себя всем подряд: от работы в оранжерее, готовки ленча до ежедневного выноса мусора.

Раздается тихий стук в дверь, когда я пытаюсь включить новую серию Губки Боба из сезона под названием «Морская чепуха». Ставлю на паузу.

– Да. Входите! – отвечаю я, абсолютно уверенная в том, что за дверью моя заботливая тетушка.

– Что делаешь? – закрывает за собой дверь и присаживается на край моей кровати.

Морщинки пролегли в уголках ее глаз, когда она улыбнулась.

– Решила посмотреть что-нибудь перед сном, - безучастно пожимаю плечами.

– Когда ты собираешься возвращаться? И где же Миранда? В последнее время ты вообще ничего о ней не говоришь. Как у нее дела?

Я пропускаю мимо ушей вопрос о возвращении и весьма подробно излагаю события из жизни подруги, не забыв при этом описать Лукаса, используя самые лестные эпитеты. В подтверждении тому, что мы все еще подруги, показываю нашу переписку, но поздно вспоминаю о том, что телефон стоит на переадресации.

Тетя сразу замечает значок переадресации в верхнем углу дисплея и сочувственно качает головой.

– В общем, у нее все отлично. Завтра думаю сходить домой к ее родителям, - заключаю я.

Нарочно зеваю, потирая глаза, чтобы избежать душевного разговора.

– Ты, наверное, совсем устала за целый день. Отдыхай. Я пойду, - улыбается она, поглаживая мои распущенные волосы.

– Да. Спасибо. Доброй ночи, - отвечаю я, натягивая не менее искреннюю улыбку.

Когда я уже подумала, что моя уловка сработала, тетя оборачивается у двери и бросает колкую для меня фразу:

– Можно бежать бесконечно, но от самой себя сбежать не удастся. Помни об этом.

– Я знаю… - тихо отвечаю я, опуская голову ниже, скрывая подступающие слезы.

– Иногда стоит отпустить лямку непосильной тебе ноши.

– Боюсь, что не смогу отпустить, - тихо отвечаю я, когда дверь уже закрылась.

Включаю мультик.

Чувствую, как вязну в собственных мыслях, подобных трясине, что затягивают все сильнее, и я сдаюсь. Снова. Это отвратительно чувство, когда все твои мысли, чувства, эмоции и действия зависят от одного единственного человека. Больно осознавать, что весь твой мир только отсюда и до горизонта.

Беру в руки телефон и впервые после всего случившегося просматриваю наши общие фотографии, сделанные на отдыхе.

Это до боли знакомое мне на ощупь и на вид лицо, волшебные глаза и мягкие, теплые губы. Провожу пальцами по дисплею, и ядовитые, жгучие слезы скользят по моим щекам, прожигая все внутри. Чувствую, как невыносимая тоска обволакивает и сковывает меня в своих объятиях. Я так скучаю…

Словно, по традиции, ровно в три часа ночи открываю настежь окно, позволяя воздуху, пронизанному дождевыми каплями, ворваться в мою обитель. Если я не могу возлагать пустые надежды на ветер, я положусь на дождь, быть может, он в силах вымыть мою боль.