Забыть Миссанрею

Просто разбить стекло не получилось тоже. Пластик лишь пошел вмятинами, но не разбился. Ренн пробовал бить кулаками, сцепив пальцы в замок, многострадальным локтем, коленом, бросался всем телом. Потом с отчаяния схватил стул и запустил в окно. Ничего. Задохнувшись от усилий, прижался лбом к одной из вмятин, глядя на улицу.

Это был престижный район, не нагромождение высоток, между которыми раскинулись дворики. Здесь было больше частных домов, а если и были многоэтажные, то, как правило, одна квартира занимала весь этаж и имела около дюжины комнат. Одни дома были невелики, высотой около пяти метров, другие едва не царапали крышами небо. Никаких рекламных щитов, никаких офисных «коробок», никаких супермаркетов и бутиков, разве что на углу поблескивала вывеска какого-то модного салона-парикмахерской, да у самого их дома, прямо напротив окон спальни, где был заперт Ренн, стояло летнее кафе, а чуть дальше — скверик с фонтаном.

По улицам шли, летели на флаейрах или катились на колесных ногоходах женщины. По одиночке, парами, группами и иногда с мужчинами. Все были заняты своими делами, на стук по стеклу и крики никто не обращал внимания. Такое впечатление, что Ренна просто не существовало. Хотя, может быть, они действительно видели и слышали лишь то, что хотели увидеть и услышать.

Жены не было дома до следующего полудня. Тогда Ренн уже начал ощущать голод и жажду, а позывы облегчиться были просто ужасны. Он едва не закричал от радости, услышав в другом конце коридора ее шаги и скрип дверец шкафчика для одежды. Потом жена прошла в ванну, несколько минут был слышен только шум воды. Затем, судя по звукам, она направилась на кухню и пропала на целых полчаса.

Наконец, опять послышались ее шаги. Спокойные, неторопливые.

Он не выдержал и стукнул ладонью по двери.

— А? Что? — она остановилась. — Это ты там?

— Да, — он проглотил сухой комок вязкой слюны. — Я… Ты меня… заперла…

— Глупый мальчик. Конечно.

— Но почему?

— Ты действительно глупый маленький мальчик, — она рассмеялась. — Неужели ты ничего не понял?

Уже чувствуя подвох, он все-таки ответил:

— Нет.

— А раз так, то посиди еще немного и подумай о том, почему я так поступила. И что ты должен сделать для того, чтобы тебя выпустили.

Судя по шагам, она направилась прочь.

— Погоди. — чуть не взвыл Ренн. — Ты не можешь так поступить. Сними хотя бы наручники.

— Не могу? — голос его жены был холоден и сух. — Ты будешь меня учить, как жить? Ты? Мой муж? Ты собираешься указывать мне, что мне делать? Хочешь сказать, что я в чем-то не права? Ну, знаешь… меня предупреждали, что ты с тяжелым характером, но чтобы тяжелым настолько… Раз такое дело, то я просто обязана оставить тебя там.

— Взаперти? И… скованным?

— А ты как думал? Конечно, жаль, это моя любимая спальня, но в крайнем случае я проведу несколько ночей в гостевой комнате. Хотя это унизительно — выгонять меня, свою жену, из ее собственной спальни. Да еще наутро после свадьбы? Да за такое тебя судить мало. Твое счастье, милый, что я предпочитаю не посвящать общественность в личные дела. С твоим характером я справлюсь сама.

Она направилась прочь.

Он звал, стучал, пытался ее уговорить — она не слышала. Жена заперлась в дальней комнате, но несколько раз за вечер проходила мимо его двери. На кухню. Он слышал, как хлопали дверцы холодильника, как включалась микроволновка и бормотал аппарат для заварки чая. Эти звуки раздражали все сильнее. Есть и пить хотелось неимоверно. Единственное, что он смог сделать — это отыскать подходящий сосуд для того, чтобы облегчиться.

Ренн просидел под замком почти двое суток. Она пришла вечером на другой день. Принесла стакан воды и несколько крекеров. Поставила их на столик, предложила поесть, не торопясь избавить его от наручников. А когда он утолил голод и жажду, молча указала на постель. Заставила лечь и решительным жестом завела его руки вверх, снова пристегивая запястья к изголовью.

Так прошло несколько недель. Днем Ренн чаще всего сидел взаперти, как нашкодивший щенок. Ему оставляли стакан воды и несколько крекеров. И это была его пища до вечера — этого или следующего, если жене не понравится, как он ведет себя в постели. Если она оставалась довольна его пылом и страстью, они выбирались из постели, и жена — так и тянуло назвать ее «хозяйкой» — вела юношу на кухню, где кормила ужином. Если нет, уходила в гостевую комнату, запирая его на замок и отпирая комнату лишь для того, чтобы сунуть в руку стакан воды. Единственное послабление состояло в том, что наручники на день с него все-таки снимали.

Предоставленный сам себе на весь день — заняться было совершенно нечем — Ренн много думал. В том, что надо отсюда бежать, он не сомневался. Ему все было здесь противно — и эта комната, и его жена-хозяйка, и крекеры со вкусом сухих овощей, и насильно вырванные ласки. Он мечтал о свободе. О другой жизни, где никто не будет им командовать… Он хотел отсюда уйти.

Но как?

Прошло несколько мучительных недель прежде, чем среди сгущавшейся над ним черноты забрезжил луч надежды.

Глава 9

Они возвращались. Усталые, измотанные, раздраженные, но счастливые уже тем, что прошли такой путь и остались живы. Правда, не все. Шестеро остались там. Навсегда. И выжившие, улыбаясь друг другу, все-таки смущались, словно испытывали чувство вины перед теми, для кого этот первый боевой поход стал и последним.

Рой наблюдал за… нет, уже не за «котятами». Мальчишки, которых он принял несколько дней назад, на глазах превращались в мужчин. Даже эта девица, Смон, и то держалась молодцом. Рой ее даже почти зауважал.

Иное дело этот парень, Айвен Гор. Что-то в нем надломилось. И не в бою, а после. Привыкший доверять каждому своему бойцу — или избавляться от того, кому нельзя доверять — Рой решил не откладывать дела в долгий ящик.

Возвращаться пришлось своим ходом — на корабли погрузили погибших, раненых и пленных, для «котов» места не оставалось. Не в проходах же стоять. Конечно, ребята и не к такому должны быть привычны, но корабли могут просто не взлететь с такой перегрузкой. Ничего. К этому тоже было не привыкать. Тем более что обратно шли спокойнее, почти уже не таясь.

Разбили лагерь на новом месте, не там, где останавливались в первый раз. Тут было свободнее, растительность реже — и их видно далеко, и аборигенам подобраться труднее. Поставили часовых, устроили навесы, разложили спальники, перекусили. Рой обошел посты и, словно невзначай, свернул к курсанту Гору.

Айвен сидел на своем спальнике, вяло ковыряя остатки рациона — тушенку, галеты.

— Привет, — Рой присел рядом.

— Здравия желаю, — угрюмо отозвался тот.

— Аппетита нет? — Рой кивнул на недоеденный ужин.

— Никак нет, командир.

— Оставь официоз, — отмахнулся Рой. — Что происходит? С чего такое настроение? Задание выполнено, потерь больших нет, у тебя лишь пара царапин… А ты киснешь.

Айвен скривился и посмотрел на банку тушенки так, словно она вдруг превратилась в комок чего-то неудобоваримого.

— Вы не поймете, — промолвил он.

— Где уж мне. Я ведь всего-навсего третий год воюю, — скривился Рой. — Как три года назад из академии выпустился, так без отдыха и мотаюсь по горячим точкам. Ничего-то я не видел, ничего-то я не знаю, никогда ничего со мной не происходило… Дай угадаю, — он искоса заглянул в лицо собеседника, — тебе та убитая тетка покоя не дает. И главное, что это ты ведь ее снял, да? — догадался он.