Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул
Шрифт:
267
по одному заговору, занимаетъ страдающій зубами Петръ.Petter was Laying and his head upon a marrable Ston1). Это говоритъ о томъ, что Петръ не случайно оказывается на камн; онъ пришель къ камню потому, что у него болятъ зубы. Выше мы видли, какъ св. Аполлонія отвчала, что она на камн ради зубной боли. Когда-то требовалось положить челюсть на камень. Среди памятниковъ отреченной литературы есть „молитва священномученика Антипы зубная“, прежде чтенія которой требовалось положить двнадцать поклоновъ, сказать сорокъ разъ „Господи, помилуй“ и „положити челюсть на камени“2). Если можно лчить зубную боль, положивши, какъ Петръ, голову на камень, то, очевидно, можно такимъ же способомъ лчить и головную боль. Мы уже видли, что головную боль лчать камнемъ. Соотвтственно съ этимъ и въ эпическихъ заговорахъ отъ головной боли разсказывается о Христ, сидящемъ на мраморномъ камн3). Итакъ, древнйшій памятникъ связанъ съ лченіемъ зубной боли. Это обстоятельство подтверждаетъ то положеніе, что подъ мраморнымъ камнемъ заговоровъ, кроется реальный камень, врачебное средство. Заговоры сохранили ясныя указанія на такую роль камня, упоминающагося въ зубныхъ заговорахъ. Приведенный въ морфологіи заговоръ со сквознымъ эпитетомъ „каменный“ читается надъ камнемъ. Въ заговорахъ отъ зубной боли постоянно говорится о мсяц
268
зубовъ качества. „…Якъ крпокъ зялёный дубъ у поли, кабъ такъ были крпки зубы ў роци; якъ блъ блый камень на мори, кабъ такъ были блы зубы у роци; якъ свцелъ широкій мсяцъ на неби, кабъ такъ были свтлы зубы ў роци…“1). Нсколько неясна причина постояннаго обращенія къ мсяцу при заговариваніи зубовъ. Мн кажется, что она кроется, съ одной стороны, въ представленіи мсяца камнемъ, на что намекаетъ слдующій заговоръ: „Мсяцю князю! васъ три въ свтъ: одинъ на неб, другой на земл, a третій въ мор, камень блый…“2). А съ другой стороны, въ ассоціаціи мсяца въ народномъ представленіи съ покойникомъ. Блдный ликъ луны напоминаетъ лицо покойника. Тневыя фигуры на ней — Каинъ, убивающій Авеля. А мы уже видли, что древніе считали зубы человка, умершаго насильственной смертью, особенно полезными при лченіи зубной боли (стр. 137). „Какъ у мертвыхъ зубы не болятъ, такъ бы у меня… зубы не ныли…“3). По этой ассоціаціи и обрающаются къ мсяцу. „Выйду я въ широкую улицу, посмотрю и погляжу на младъ свтелъ мсяцъ: въ томъ младу мсяцу два брата родные, Кавель (sic) да Авель, какъ у нихъ зубы не болятъ…“4). Такимъ образомъ, можно допустить, что мсяцъ попалъ въ зубные заговоры, благодаря ассоціаціи съ покойникомъ и камнемъ. Могло вліять также и сходство молодого мсяца съ зубомъ.
О лченіи камнемъ свидтельствуетъ, по моему мннію, и слдующій заговоръ: „Молодикъ, молодикъ, д ты бывъ? У Вадама! Ти были люди у Вадама? — Были! — Що яны ядять? — Камянь! — Ти болять у ихъ зубы? — Не болять! — Нехай у р. б. Гришки не болять“5)!
Цлебные камни, и не отъ одной только зубной боли, находятся въ изобиліи по всей Европ. Близъ Пуатье дтей, у которыхъ плохо развивается задъ, водятъ къ большому камню съ дырой по средин, бросаютъ нсколько
269
монетъ въ эту дыру, читаютъ молитву и уводятъ ребенка. Это называется ходить `a St Fesset St Fesset — камень среди поля съ впадиной, въ которую сажаютъ слабыхъ дтей1). Совершенно аналогичная картина рисуется, какъ мы видли, въ заговорахъ: больной, сидящій на камн. Извстно множество камней съ дырами, сквозь которыя протаскиваютъ больныхъ, чтобы получить исцленіе. Особенно много ихъ въ Ирландіи и на остров Кипр (боле 50). Культъ камней былъ широко распространенъ въ Европ. Поклоненіе камнямъ осуждалось въ VII в. архіепископомъ Пентербернскимъ Теодорикомъ, и, въ числ другихъ языческихъ дйствій, оно было запрещено въ X в. королемъ Эдгаромъ и въ XI в. Канутомъ. Французы покланялись камнямъ еще нсколько вковъ посл введенія у нихъ христіанства. Соборъ въ Лентин 743 г. запрещаетъ вс суеврные обряды, совершаемые у камней и дубовъ. Эти камни находились въ самыхъ пустынныхъ и уединенныхъ мстахъ, и народъ приносилъ туда свои обты и дары2). Безспорно, что подобные камни нашли отраженіе въ заговорахъ. „Посреди деревни камень, посреди камня отверстіе, вокругъ отверстія змя; туда я отсылаю болзнь“3).
Was ist weithin zu sehen? Ein Feld ist weithin zu sehen.
Was ist mitten auf dem Feld?Ein Stein ist mitten auf dem Feld.Was ist mitten auf dem Stein?Ein Loch ist mitten auf dem Stein,In den "Ubel gezw"angt werden 4 ).Вокругъ нашего Латыря камня также, по народному врованію, на Воздвиженіе собираются зми. Да и названіе
270
„Латырь“ не обязательно для камня, встрчающагося въ заговорахъ. Онъ иногда называется и просто „камень“, „синій камень“, „блъ-горючъ камень“ и т. п. На Запад — pierre, Stein, stone, pierre de marbre, Marmorstein etc. Выше я приводилъ нмецкіе и латышскіе заговоры отъ крови и способъ останавливанія крови камнемъ. Хотя у насъ, повидимому, и не сохранился пріемъ лченія ранъ камнемъ, но въ заговорахъ все-таки есть ясные отголоски его. Такъ, въ одномъ заговор читаемъ: „Выйду я въ чисто поле, на чисто море, на чистомъ мор чистый камень, на чистомъ камн стоитъ дубъ краколистый, подъ тмъ дубомъ краколистымъ сидитъ твердая красная двица… руду унимаетъ… руда нейдетъ, крпче крпкаго камня, камень мсто ключа и замка, руду прикладываетъ, вода не канетъ, не каменемъ руда не канетъ…“1). Очевидно, рчь идетъ о томъ же прикладываніи камня, которое мы видли у нмцевъ. Еще разъ обратимся къ эпитетамъ. Я уже говорилъ, что они произвольно прикладываются къ данному образу, чтобы ярче оттнить желательное свойство. Но когда забыта реальная почва, на которой образъ выросъ, эпитетъ теряетъ границы своей приложимости и склоняется къ переходу въ „сквозной“. Въ приведенномъ сейчасъ заговор какъ разъ сдланъ первый шагъ къ этому. У нмцевъ больной говоритъ, что онъ становится наharten Stein (harten — желанное свойство: чтобы руда была „крпче крпкаго камня“); а у насъ на камн сидитъ твердая двица. Отсюда уже одинъ шагъ къ каменной двиц и сквозному эпитету „каменный“, который, какъ мы уже видли, и встрчается въ заговорахъ (стр. 89). Такой заговоръ читаютъ надъ камнемъ2). Камень твердъ, и влага изъ него никогда не течетъ, потому-то онъ и годенъ для униманія крови. „Ни изъ камени воды… крови не будетъ“3). Такимъ образомъ, какъ у нмцевъ, такъ и у русскихъ при лченіи ранъ прикладывался камень. На Запад мы еще видли, что паціентъ садится или становится на камень.
271
Нмецкій заговоръ отъ раны говоритъ:Ich stelle mich auf einen harten Stein…1). Точно также и русскій: „Стану я на камень, кровь моя не канетъ; стану на кирпичъ, кровь, запекись“2). Или заговоръ выливается прямо въ форму предписанія: „Встань
на камень, кровь не канетъ; стань на желзо, кровь не полезетъ; встань на песокъ, кровь не течетъ“3). Потомъ по обыкновенію на мсто больного появляется какой-нибудь святой. Такъ, по одному заговору, уже на Латыр камн „стоитъ Іоаннъ Креститель, подпершись желзнымъ посохомъ, и уговариваетъ у р. б. (и. р.) кровавую рану“…4). Или бабушка Соломонидушка на камн Латыр Христа повиваетъ, порзы запираетъ. „Какъ отъ Латыря камня ни воды, такожде изъ раба б. ни руды…“5). Или на „святомъ камн“ сидитъ двица, кровь унимаетъ у р. б.6). Замтимъ то обстоятельство, что камень чаще всего встрчается въ заговорахъ отъ ранъ и зубной боли. Опять повторяю, что я здсь вовсе не намренъ объяснять происхожденіе образа Латыря камня. Я только хотлъ прослдить, что его привлекло въ заговоры. Очевидно, что, какъ на Запад подъ Marmorstein скрывается простой камень, такъ и у насъ была реальная основа для Латыря. Это тмъ боле вроятно, что славянамъ хорошо извстны различные цлебные и чудесные камни. Въ Одоевскомъ узд Тульской губ. есть камни, носящіе названіе Башъ и Башиха. Когда помщикъ ихъ рубилъ, на нихъ выступали кровавыя пятна. Помщикъ былъ наказанъ слпотой, а окрестность безплодіемъ. Народъ около Петрова дня стекается къ нимъ на поклоненіе, какъ на могилы родителей7). Въ Переяславскомъ узд былъ среди потока камень, къ которому ходили на поклоненіе также въ Петровъ день8). Близъ Нерехты, среди рки того же имени, есть272
камень, похожій на бочку; кто осмлится брать у него воду, тотъ впадетъ въ сумасшествіе1). На Ладожском озер, на осров Коневц, подъ Святой горой, лежитъ большой Конь камень, которому еще въ XV вк приносили въ жертву коня2). Въ Ефремовскомъ узд, на берегу Красивой Мечи, вокругъ Коня камня до позднйшаго времени совершалось опахиваніе, чтобы пріостановить губительное дйствіе мора3). Священный камень Балтійских славянъ, носящій до сихъ поръ названіе Buskahm (Божій камень), находится въ мор недалеко отъ мыса S"ohren4). Не отразилось ли на заговорахъ это почитаніе камней? Сопоставленіе напрашивается само собой. Перечисленные здсь камни находятся на вод. По заговорамъ камень часто помщается въ мор. Поклоненіе камнямъ происходитъ на Петровъ день. По западно-европейскимъ заговорамъ, на камн сидитъ ап. Петръ. Все выше сказанное о камняхъ и ихъ параллеляхъ въ заговорахъ даетъ основаніе предположить, что первые могли служить основой для вторыхъ.
Въ такомъ же положеніи находится, кажется, и другой излюбленный заговорами образъ — чудесное „древо“. Онъ, какъ и Латырь камень, не составляетъ собственности заговоровъ. Онъ здсь только обжившійся гость. Веселовскій, изслдуя представленіе о древ по различнымъ сказаніямъ, приходитъ къ заключенію, что это символъ креста Господня — „Крестное Древо“. Мансикка, изслдуя тотъ же образъ по даннымъ заговоровъ, приходитъ къ такому же выводу. Я, опять-таки не вдаваясь въ разсужденія о происхожденіи образа, попытаюсь только посмотрть, что его могло привлечь къ заговорамъ. Если даже и согласиться съ тмъ, что это символъ, то надо все-таки прослдить, что же дало пищу этому символу. Вдь прямое значеніе всегда предшествуетъ символическому.
Мы раньше уже видли, что привлекавшіеся къ заговорамъ образы привлекались именно обрядомъ. Едва
273
ли и „древо“ представляло собою исключеніе въ этомъ отношеніи. Какъ при изслдованіи образа камня, я сначала указалъ на то, что камень вообще игралъ большую роль во врачебной практик, а потомъ уже указалъ и на опредленныя камни, пользовавшіеся вниманіемъ и почитаніемъ, которые могли способствовать укрпленію образа камня въ заговорной литератур; такъ и теперь — сначала я укажу на то, что дерево вообще участвовало во врачеваніи, а потомъ отмчу опредленныя деревья, пользовавшіяся вниманіемъ народа. Лченіе при помощи дерева очень распространено. Можно дереву или передать свою болзнь, или, наоборотъ, отъ него получить силу. Я уже говорилъ о разныхъ способахъ передачи боли дереву: о вбиваніи волосъ, гвоздя, о выливаніи воды подъ дерево и т. д. Но существуютъ и другіе пріемы. Такъ, грызутъ сосну для того, чтобы зубы не болли1). Съ тою же цлью цлуютъ рябину2). При „бляхъ“ женщина идетъ къ берез, плескаетъ водой на нее и на себя, говоря: „Возьми, береза, свое, а отдай мое“3). Больного лихорадкой окатываютъ чрезъ связанныя втки березы4). Больной лихорадкой идетъ въ лсъ, отыскиваетъ осину, кланяется ей и говорить: „Осина, осина, возьми мою трясину, дай мн леготу“5)! и перевязываетъ осину своимъ поясомъ. Особенно часто прибгаютъ къ дубу. При зубной боли отыскиваютъ въ лсу старый дубъ, близъ котораго вытекали бы ключи, сдираютъ съ его втокъ кору и, вымочивъ ее въ родник, носятъ въ ладонк6). Идутъ подъ дубъ и читаютъ: „Зубинки, зубинки, лзьтя на дубинки“ и т. д.7). Читая заговоръ отъ слпоты, трижды обходятъ вокругъ дуба8). Подобное же хожденіе къ дереву (и въ частности къ дубу) широко распростанено и у нмцевъ.
274
Напр, обводятъ ребенка вокругъ бузины и просятъ ее взять болзнь1). Отсюда, какъ у насъ, такъ и у нихъ существуетъ длинный рядъ заговоровъ — обращеній къ деревьямъ. И французы также ходятъ лчиться отъ лихорадки къ дубу; обязательно до восхода солнца, иначе средство не дйствительно2). У нихъ, между прочимъ, сохранился интересный обрядъ: больного ребенка обносятъ вокругъ алтаря3). Надо думать, что въ этомъ обыча отразилось прежнее хожденіе вокругъ дерева. Это тмъ боле возможно, что церкви воздвигались именно на мстахъ низвергнутыхъ идоловъ или священныхъ деревьевъ, и народъ продолжалъ привычное посщеніе этихъ мстъ перенося на новые предметы то уваженіе, которымъ нкогда пользовались послдніе4). За то же какъ будто говоритъ и мазурскій обычай обносить больного сухоткой вокругъ костела5). У славянъ обрядъ хожденія вокругъ дерева, очевидно, ассоціировался съ хожденіемъ вокругъ аналоя. Отсюда — часто встрчающійся въ заговорахъ мотивъ сватовства съ дубомь. — До сихъ поръ выборъ дерева былъ произволенъ. Опредлялся только его видъ. Въ одномъ случа требовалось отыскать старый дубъ у источника; но опять-таки не опредленный какой-нибудь дубъ. Однако существовали и существуютъ спеціальныя священныя и цлебныя деревья. Если въ дуб есть естественное отверстіе, позволяющее пройти сквозь него, то дерево разсматривается, какъ священное6). Къ такимъ дубамъ издалека приходятъ на поклоненіе. Бартшъ говоритъ, что близъ Мекленбурга въ 20-хъ годахъ прошлаго столтія народъ приходилъ еще къ такимъ дубамъ7). Подъ цлебными деревьями кладутъ больныхъ, поятъ ихъ отваромъ листьевъ и цвта такихъ деревъ; окатываютъ съ нихъ водой дтей;