Заклятые враги

Или уважать Богиню и обожать королеву. Порядок, так или иначе, давно уже не имел совершенно никакого значения, даже если ему оное отчаянно пытались придать. И девушка так запуталась, что теперь только вяло отвечала на вопросы.

— Я… — она опять сбросила руку Шэйрана со своего плеча и посмотрела на Эрри — та будто бы и не заметила этой фамильярности с его стороны, но Мон ни в чём не могла быть уверенной. — Мне надо отойти. Подышать свежим воздухом.

Она всегда была такой правильной, такой идеальной — и всё равно не смогла выгрызть эти отвратительные чувства из своей души тогда, когда они только появились.

Неправильно думать о мужчине. Будь он хоть сто раз хорошим, интересным, умным или добрым — она не имеет права даже приближаться к нему, не имеет права любить, не имеет права выходить замуж и заводить детей. Она должна служить своей Богине.

А её Богиня отрицает институт брака и верит в то, что женщины способны существовать как отдельная нация в границах божественной Эрроки.

Её Богиня считает, что волшебные скалы — это то, что может подарить им счастье и вечность. И пусть грешила даже королева Лиара — Моника никак не могла окончательно распрощаться с глупыми стереотипами, что так прочно засели в её разум.

— Ведь мы стоим на улице, — удивился Шэйран. — Где ж ещё можно дышать свежим воздухом, если не здесь, Мон?

Она бросила на него излишне сердитый и строгий взгляд — словно предупреждала, чтобы даже не смел подходить. Зачем она так? Зачем сама себе всё портит?

Она ему когда-то нравилась. На выпускном он даже отчаянно пытался поцеловать её — но не так, как всех остальных. Та же Мизель что тогда, что сейчас буквально таяла в его присутствии, пока никто не видел.

Богиня её не смущала.

Моника отступила на шаг, два, три, словно пытаясь оказаться подальше, в безопасной зоне, и только тогда посмела выдохнуть воздух — дышать стало чуточку легче, и она практически смирилась со всем, что произошло.

Такого просто не может быть. Зачем он вернулся в её жизнь? Она почти убедила себя в том, что сможет отдать магию и забыть об этом, как о страшном сне. Тогда на неё и на её грусть просто не будет смотреть Богиня — и религия не станет тянуть её куда-то за собой.

А теперь Моника просто не могла отречься. Не при нём. Теперь она была обязана вечно мучиться от пустоты и холода в душе. Теперь она навеки останется в гордом одиночестве, и никто никогда это не исправит.

Солнце уже заходило — тонкая золотистая полоса только и виднелась над поверхностью моря.

Моника смотрела в даль — устроилась за какими-то кустами на слишком яркой, зелёной траве этого идеального места, теперь никак не могла отвести взгляд от безмерной пустоты.

Ей было, может быть, страшно, а может, она просто отчаянно желала добраться до такого уголка собственной души, где уже точно не останется места сомнениям. Но могла только прислушиваться к тишине — словно отчаянно надеялась выхватить какие-то слова из контекста.

— Ты не понимаешь! — послышалось откуда-то со стороны злобное шипение. — Они только мешают. Мы должны были принести его в жертву. Мы должны были сделать всё, что в наших силах.

— Но Мастер! — второй голос был моложе, в нём не чувствовалось этой дикой, страшной злобы, что во втором. — Ведь они — наши Боги…

— Нэмиара и Грета ушли на зов истинного божества! А эти двое — просто эльфы, которые решили взвалить на свои плечи чрезмерную как для них ответственность, представились теми, кем представляться не имели совершенно никакого права…

Монике показалось, что даже сердце её билось чуть медленнее, чем ему следовало. Тишина вокруг прерывалась только громкими возгласами.

— Почти все эльфы встали на мою сторону. Но ты — полукровка, и для тебя это единственный шанс, какой только можно предположить.

— Но…

— Ты можешь согласиться сейчас либо остаться предателем. Ты можешь выбрать Религию или этих двоих — это только твой выбор.

Второй неуверенно, странно как-то хмыкнул, и наконец-то Мон узнала в нём Тэравальда — по крайней мере, голос был уж слишком похож. Но что он тут забыл и почему спорил с каким-то другим эльфом? По какому поводу?

— Так или иначе, — проронил он, — ты должен определиться.

— Мастер!

— Не называй меня так, если не желаешь выступить на нашей, на праведной стороне. Я предлагаю тебе истинную дорогу. Если ты не хочешь идти по ней, то вполне можешь оставаться в таком желанном и привычном для себя мраке незнания и глупости.

Тэравальд — это было слишком уж громко слышно, — шумно выдохнул воздух.

— Вы отправитесь…

— Сегодня. Не медля. Совсем скоро это должно быть совершено. Лунный цикл подходит к концу, и жертвоприношение должно быть совершено сегодня. Принц может ещё нам послужить должной жертвой. Но не псевдобоги. Ты на нашей стороне?

— Я не…

— Ты сам сделал свой выбор, — в голосе неизвестного Мастера послышалась отчаянная грусть. — Я пытался вытащить тебя из твоей же ямы, дитя моё. Ты сам предпочёл остаться с ними. Но я не могу позволить тебе помешать мне и праведным эльфам. Оставайся тут. Завтра утром ты будешь отправлен на сушу, после того, как нашему истинному Богу мы вернём остатки его силы, сохранившейся в принце.

Где-то зашипели змеи. По крайней мере, Монике так показалось — но она не могла заставить себя выглянуть. Кто б ни был этот Мастер, он эльф и он могущественен — а ещё не станет терпеть свидетельницу в виде человека. Он убьёт её — она не успеет даже шевельнуться.

Но он не стал проверять кусты, не оглянулся, попросту хмыкнул коротко себе под нос, пробормотал, может быть, ещё одну формулу с заклинанием, и быстрым, отрывистым шагом направился куда-то — Моника не могла понять, в какую именно сторону.

Боги!

Она видела Богиню — не только на стенах. К ней приходили видения, когда ещё в Вархве она отчаянно пыталась увидеть хоть какой-то знак свыше.

Разумеется, это была Эрри. С острыми ушами — тогда Мон ещё так сильно удивилась тому, что человечество верует в эльфийку.

И она увидела уже достаточно много, чтобы понимать, насколько ошибаются эти эльфы. И религия — это вообще нечто слишком обманчивое. Моника не могла победить её в себе ради любви, но ради человеческих жизней — или даже эльфийских жизней, — она вполне могла отступить в сторону.

Стоило только шагам угаснуть где-то вдалеке, она осторожно выскользнула из-за кустов и замерла.

Тэравальд — это и вправду был он, — сидел на траве. Он вполне мог разговаривать — но молчал, потому что руки его и ноги сковали змеи.