Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

– Уверена. Мне, гм, меня известили, что твое... ах, тело Доминика Шейда унесли солдаты Арты, вероятно, в Арту. На Землю, как бы ты сказал.

– У тебя информатор в "Черном Камне"?

– И не один. Ты бы удивился.

– Божьи Глаза не сумели даже открыть туда форточку.

– Божьи Глаза. Умоляю.
– Она фыркнула.
– Мы Монастыри. Мы в деле пять сотен лет. Не все наши инструменты затупились, как ты.

– Знают ли твои не-такие-тупые-как-я парни детали системы безопасности?

– Вероятно. Но это можно обсудить, когда я уверюсь в твоей личности и твоих намерениях. Ну? Как сбежал?

Он вздохнул.
– Не сбежал. Еще нет. И, похоже, не сбегу. За тем я и здесь: организую бегство. Типа того. И еще парочку штук.

Она сидела тихо, лишь двигались глаза. Порхали туда-сюда, словно она читала текст на изнанке собственного затылка.

И, наконец: - Вмешательство.

– Весьма скоро ты поймешь сама.

– Долго ли длилась... ночь для тебя?

– Для ответа нет верной меры.

– Ты сейчас служишь Вмешавшейся Силе?

– Одной из них. Более - менее. Но не по-настоящему. Слушай, когда пройдем через всё, я отвечу. На любые вопросы. Пекло, т'Пассе, можешь взять интервью на целую клятую книгу.

– Только не сейчас.

– Да уж.
– Он понял, что улыбается ей.
– Благодарю. Реально. Я тебе должен. За жизни дюжины людей.

– Я спасала их не ради тебя.

– И всё же должен.

– За что?

– За напоминание, что иногда я бываю неправ. Что иногда люди лучше, чем я о них думал. Что иногда говно утекает быстрее, чем можно было надеяться.

– Льстец.

– Стал бы я тратить дыхание, чтобы прельстить тебя?

– Хитрый.
– Она задумчиво кивала.
– И убедительный.

– Мы с тобой, - продолжал я, - никогда не пойдем вместе. Во мне от тебя разливается злость, а в тебе само мое существование рождает вечное недоумение, рушит жизненные ценности. Да, что же, нам не быть вместе. Но знай, что я твой друг.

Она моргнула, и снова, потом закрыла глаза и покачала головой: как будто не верила, что он останется на месте, когда она взглянет снова.

– Я не вру. Я глубоко уважаю твой интеллект, цельность, работоспособность. А всего более - твою отвагу. Если я понадоблюсь тебе, когда-либо, Божьи Глаза меня отыщут. Да и Монастыри обычно знают, где я. Пока живой, я приду на твой зов и помогу. Зная, что ты не злоупотребишь такой привилегией.

Тут я точно не врал. Она знала, какими катаклизмами может оборачиваться моя помощь, так что не призовет, пока альтернативы не окажутся еще хуже.

– Не знаю, что и сказать.

– Просто не жди, что я буду мил с тобой.

– Воображения не хватит.

– Видишь? Во мне уже злость разливается. Слушай, я велел Праттам убираться из города.

– Знаю.

– Ты не сможешь их защитить. Я и тебе велел бы убираться из города, да напрасное дело. Так что пригибай треклятую голову пониже.

– Насколько низко?

– Пуртин Хлейлок стоял за Дымной Охотой. Как и Маркхем Тарканен. Не знаю, сколькие из хриллианцев на их стороне, но явно многие.

Она задумчиво кивнула.

– Похоже, не удивил.

– Мои источники предполагают, что вовлечены все Легендарные Лорды, а возможно, и Поборница.

– Она ни при чем.

– Почему ты так уверен?

Он посмотрел на нее. Просто посмотрел. Через миг она отвела глаза и вздохнула.

– Монастыри не выражают официального интереса к способам, коими Рыцари Хрила поддерживают порядок среди рабов и граждан.

– Трепаным Монастырям пора передумать. Дымная Охота - не тавматургия. Теургия. С самого начала.

Ее глаза сузились.
– Тогда...

– Чертовски верно. Тогда. Это не подавление мятежа, а треклятый поход против неверных.

– Невероятно.

– Так же, как наш с тобой разговор.

Она позволила глазам закрыться, подняла руку помассировать лоб.
– Я заметила, что ты упоминал о Правоведе в прошедшем времени.

– Ага. Можешь не спрашивать, это был я.

Она закашлялась. Попыталась что-то сказать, но лишь кашляла.

– Не торопись.

Она ответила: - Прости за навязчивость, но мне нужно подтверждение: ты только что сказал, что вмешался в священную войну, умертвив главу самого могущественного религиозного ордена в истории Дома?

– Вовсе не так, - сказал он, порядком ошеломленный.
– Это был честный бой. Более чем честный. Он был в полных латах и с оружием, и на высоте сил. Я был голый, скованный, едва очнулся от перелома черепа.

– И подловил его подлым приемом.

– Говори как хочешь, я буду утверждать своё.

– Это открытый акт войны...

– И даже не одной.

– Ты втянул Монастыри в открытую войну с Орденом!

– Ты уже упоминала.

– Ты хоть понимаешь, какая это катастрофа?!

– Расслабься. Думаешь, я начал бы войну без четкого ответа, как ее закончить?

– Ну разумеется, начал бы! Ты так делал уже три раза, и может, я еще чего-то не знаю?

О, точно, "всегда говори правду".
– Т'Пассе, серьезно. Будь проще. Никогда тебя не видел вот такой. Почти, эгм, истеричной.

– Истеричной? ИСТЕРИЧНОЙ?!
– Она наконец услышала себя и сбавила тон. Плечи опустились, автомат лег на бордюр. Руки потирали лоб и глаза.

– Да, - сказала она спокойно.
– Извиняюсь. Я, э, вложила... личную энергию в укрепление здешних позиций... открытая война была бы... невезением. Для меня. Лично.

– Лично? Ты что, типа, втюрилась в хриллианца?

Она лишь вздохнула.

Он выпучил глаза. Как хорошо, что успел сесть.
– Гм... это ведь была шутка, верно?

– Не для меня.
– Она снова вздохнула, изогнулась, тихо крикнув в двери "Пратта": - Кто-нибудь, скажите толстяку, что он мне нужен. Здесь.

Он нахмурился. Толстяк? Это опять сон, по фильму "Касабланка"?

Недоумение продлилось лишь секунду или две, а затем дверь извергла окровавленную сталь Тиркилда, рыцаря Аэдхарра; он шагал небрежной походкой докера, единственный мужчина на свете, способный беспечно покачивать плечами, когда из шлема валит пар.
– И вот он я, как всегда, моя старушка. Готов прыгать по малейшей прихоти твоей милости. Не разрубить ли мне на части вон то злокозненное привидение, или мне позволено будет занять пару досок рядом с ожившей грезой моего рая, надеясь стряхнуть пыль с края плаща госпожи?