Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Он слишком нализался для тонкостей; лицо обмякает, но тут же твердеет, глаза сужаются.
– Ни за что, приятель. Люблю его до ужаса.

– Если твои яйца прилипнут к моим сапогам, будет еще ужаснее. За ройял можно купить четырех таких. Бери.

– Яйца к твоим сапогам, обоссать да обсосать!
– Он вскакивает. Он большой. Такой большой, что в ближайшей родне явно не обошлось без грилла. Вытаскивает нож чуть поменьше себя.
– Не хочешь повторить?

– Зависит. Желаешь выйти отсюда с ройялом в руке, или чтоб тебя вытащили с ножом в дупе?

Он колеблется, что и хорошо, и плохо. Хорошо, ведь мы можем обойтись без большой кровопотери. Плохо, потому что он повидал виды и знает: если человек ниже, старше и без оружия не дрожит при виде ножа у лица, он может оказаться слишком опасным для случайной драчки. Значит, драка пойдет серьезная.

Мне уже лучше.

Я огибаю его, кивая четверым за столом.
– Этот кусок дерьма кому-то дорог? Спрашиваю, чтобы понять, скольких придется прикончить.

– Трудно сказать, фримен.
– Один перебрасывает ноги через скамью и встает.
– Джеф мало кому тут интересен. Но паря, готовый бросить золотой ради хромоногого старого мешка с грилловым дерьмом, может озолотить всех нас. Типа, вдруг у него больше есть?

Тут встают все, и не такого я ожидал. Как-то раз или три я сталкивался с горцами-трапперами, и все оказались не сахар, хотя я был моложе и круче нынешнего. Против пятерых я и тогда не вышел бы.

Очевидно, мне следовало потратить минутку и все обдумать.

С другой стороны, есть тактические преимущества в путешествии с рыцарем Хрила. Эй, легка на помине...

– О, ради любви к правосудию!
– Голос Ангвассы доносится от входа за спиной.
– Такое случается везде, куда ты приходишь?

– Гмм... на деле, да. И чем дальше, тем хуже.
– Я киваю в сторону и пожимаю плечами, и протираю руки, ведь мужлан смотрит за меня.
– Прости.

Так и отворачиваясь наполовину, хватаю его запястье левой, кулак правой и гну костяшки к столу так резко, что сломается любая рука.

Ну, почти любая.

Впрочем, он разжимает хватку на ноже и я перехватываю его, держа будто колун льда. Пока он закрывается, ожидая выпада в грудь или брюхо, я бью рукоятью в переносицу. И все же он успевает отвесить мне солидный тычок коленом ниже пояса, так что нужна будет помощь Ангвассы, чтобы я смог ходить не в раскорячку.

Вонзаю нож ему в предплечье, пришпиливая к столу. Он воет и награждает меня мощным тумаком, звезды искрят в голове, но я кручу нож, вонзая глубже, рождая новые вопли.

– Помнишь про сапог?
– Я помогаю вспомнить, два раза пиная по причиндалам. Вопли переходят в сдавленное пыхтение.

Остальные маневрируют, стараясь обойти меня. Один скользит по столу мне во фланг, что могло бы стать более чем опасным - но Ангвасса уже там. С безыскусной демонстрацией ужасающей силы она хватает его за ворот, перебрасывает над головой и швыряет через комнату прямиком в огонь.

Одной рукой.

Это дает остальным время, и на миг в комнате слышно лишь сопение моего приятеля и черная ругань постояльца, поджаренного до средней готовности.

– Бери... дарю... я..!
– обретает голос мой новый друг.
– Бери хош даром. Только дай уйти!

– Уверен? Уверен-преуверен? А мне кажется, ты хочешь, чтобы я довел дело до конца. Вот этим милым клинком. Избавил от затруднений. Не придется объяснять всем и каждому, как мелкий зассанец украсил тебя новым шрамом.

За плечом Ангвасса мягко говорит: - Не надо.

О, разумеется.
– Как желаешь.
– Я отпускаю рукоять, пожимая плечами, и делаю шаг назад.

Он почти рыдает от благодарности, хватаясь за рукоять и выдирая нож из стола. Пока нож качается туда-сюда, я роняю ройял в пришпиленную ладонь.

Я все же не вор.

С прикрывающей спину Ангвассой отхожу к выходу. Может, хоть один что-нибудь предпримет. Или просто скажет.

Что угодно. Только дайте повод.

Но они лишь скучиваются, тихие, и знаете, было бы неплохо остаться на ночь в этой говенной дыре, ведь они наверняка перешептываются, строя козни, и их план даст мне искомый повод.

Ага, да ладно.

Делианн как-то спросил: хоть одно мое дело окончилось без кровавого насилия? Может, в следующий раз смогу ответить.

Полная ночь. Луна гладит вершины гор серебряной кистью. Мерин даже не поднимает головы, пока я снимаю удила и ремни. Режу подпругу, позволяя седлу свалиться в грязь.

Ангвасса выходит из двери.
– Любовь Хрила восстановила ему руку, как и ожоги другого человека.

– Ага, спасибо.
– Я бросаю быстрый взгляд. Она взяла одну из бочек с элем, обвязав веревкой и подвесив на плечо.
– Вижу, Любовь Хрила также восстановила запас пойла.

Она ставит бочку в грязь.
– Еще не оценила качество. К лучшему. Алкоголь мешает мне видеть несовершенства окружающих.

– Что это, оскорбление? В следующий раз получится лучше.

– Ты провоцировал, - говорит она. Мягко. Без обвинительной гримасы.
– Не появись я, он был бы мертв. Возможно, ты тоже.

– Если бы не было тебя, я подкрался бы незаметно.

– Ты решил его убить прежде, чем вошел внутрь. И атаковал, когда мог бы ретироваться.

– Его никто не заставлял вытаскивать нож.

– Больше никаких отрицаний?

– Нечего отрицать. Он жив. И временно здоров. Кому какое дело, кто первый начал?

Отрезаю переметную суму и вытряхиваю ее. Набор инструментов и пакет сушеного мяса валятся наземь рядом с седлом.
– Если не против, проверь другие, ищи зерно или сухофрукты. Думаю, мой коник голоден.

Пока она ищет, я набираю воды из ближайшей поилки в суму. Треть успевает вытечь через швы, пока я несу ее мерину, но это неплохо. С водой нужно быть осторожным, я не знаток и не понимаю, насколько он обезвожен, но нельзя давать слишком много.

– И что это за лошадь, если ты готов за нее убить?

– За него.
– Я несу еще воды.
– Не в нем дело. В той, что поступает с лошадьми вот так. С любыми.

– Не похоже, что он страдает.

Я держу суму, конь снова пьет.
– Ты не знаешь, как смотреть.

– Простишь, надеюсь, мои слова? Лошади, в конце концов, всего лишь живность. Скот.

– Так их видим мы. Но они не такие.
– Я пожимаю плечами.
– Если я сочту тебя двухгрошовой шлюхой, сосущей прямо за стойкой бара - чем это делает тебя?