Законы жанра. Том 2
Шрифт:
Дарвин пережил критические для него сутки, и его состояние стабилизировалось. Врачи из Токио сообщили, что его жизни сейчас ничего не угрожает, но полное восстановление займет, как минимум, полгода. Полагаю, он выйдет из больницы еще более мрачным и странным, чем обычно.
Кларк встретился со Смитом, и они заключили временное перемирие сроком на один год. Я испытывала по этому поводу сдержанный оптимизм. Оба были профессионалами, и, по большому счету, не питали друг к другу неприязненных чувств. Смит действовал исходя из чувства долга, как он его понимал, а Кларк просто следовал своим принципам.
А может быть, и нет. Но, в любом случае, у этих двоих был впереди целый год мира, а в нашей вселенной за год может произойти вообще что угодно, и им просто станет не до того…
К сожалению, этим хорошие новости и исчерпывались.
Мы так и не смогли напасть на след Морри. «Континенталь» задействовал свои ресурсы, Кларк поднял все старые связи, включая контакты в Интерполе, Смит воспользовался остатками своего влияния, и даже лорд Фелтон позвонил начальству МИ-6, но все было тщетно. Этот мир оказался слишком велик для поисков одной маленькой девочки.
Я была… ну, еще не в отчаянии, но уже близка к этому. Моя иррациональная уверенность в том, что в конечном итоге все будет хорошо, стремительно таяла, и я начала сожалеть, что убила Кроули быстро, так и не попытавшись еще раз его расспросить. Раз за разом прокручивая в голове всю эту ситуацию, я спрашивала себя, можно ли было сделать по-другому, чтобы в конечном итоге Морри не пострадала. Вариантов была масса, но все они были из разряда осознаваемых задним умом. Тогда, в моменте, в круговерти этого перенасыщенного событиями периода, у меня не было возможности остановиться и все обдумать.
Наверное, мне не следовало доверять Бордену переговоры с Пирпонтом. Мне стоило убрать его самой, сделать это намного раньше, когда он прыгнул на меня в первый раз, и тогда…
Тогда Кроули подрядил бы для этой работы кого-нибудь другого.
Единственным вариантом, который бы не привел к нынешнему положению дел, был тот, в котором я не оставила бы Морри без присмотра. Но я была слишком увлечена расследованием, я была уверена, что стоит мне его закончить, и все будет в порядке, ведь это уже точно последний раз, а впереди у нас много времени, и я все наверстаю, и…
И я оставила ее с мамой и няней из «Континенталь».
Это целиком и полностью моя вина.
Время шло, поиски не приносили результата, и с каждым прошедшим часом моя вина становилась все тяжелее и тяжелее.
А через три дня после нашего возвращения из Японии у папы Джона случился инфаркт.
Это был обычный инфаркт. Я была уверена, что здесь обошлось без вмешательства очередного Кроули или его восстановленного Черного Блокнота, потому что папа Джон остался в живых, а жертвы Кроули не выживали никогда.
Причина, скорее всего, была просто в возрасте, и в переживаниях, и в нервном стрессе, вызванном исчезновением внучки, так что, как ни крути, это тоже была моя вина.
Я поехала домой и встретила в коридорах больницы грустную маму, которая, конечно же, не высказала мне никаких претензий,
но я знала, о чем она думает.Это все моя вина.
Папа пришел в себя наутро, он был бледен, но старался выглядеть молодцом и даже немного шутил. И каждый раз, когда я заходила в его палату, я испытывала чувство вины.
Я остановилась в своей старой комнате, но дом без родителей казался мне слишком большим и слишком пустым, и я старалась проводить в нем как можно меньше времени. Побыть с папой Джоном у меня тоже не особо получалось — там почти все время была мама, и я буквально кожей ощущала ее молчаливое неодобрение.
— Я не вывожу, — призналась я за чашкой кофе в местной кофейне.
Смит, по случаю отставки сменивший строгий костюм на синие джинсы, походные ботинки и замшевый пиджак с заплатками на локтях, который делал его похожим на страдающего от похмелья и поэтому нацепившего солнцезащитные очки профессора из провинциального колледжа, чуть сузил глаза, что по его стандартам означало максимально сочувственную мину, и промолчал.
— Говорят, что человеку не дается испытаний больше, чем он может вывезти, — заметил Кларк.
Если задуматься, мы были очень странной компанией, но такие уж настали времена.
— Кто говорит?
— Люди, — сказал Кларк.
— И ты думаешь, что эта растиражированная глупость меня как-то утешит?
— Твой отец жив и идет на поправку, — напомнил Кларк. — Твою дочь… мы найдем ее, даже если на это потребуются годы.
— Вот это меня и пугает, — сказала я. — Годы. Ты умеешь внушать оптимизм, Джон.
— Я понимаю, что это тяжело осознавать, но давай будем реалистами, Боб, — сказал Кларк. — Такие дела обычно раскрываются либо по горячим следам, либо много позже. Поскольку мы до сих пор не нашли ни одной зацепки, можно сделать вывод, что за похищением стоят профессионалы, и обычных ошибок, по которым вычисляют дилетантов, они не сделали. Это не значит, что они не совершили каких-то других ошибок, и мы их найдем. Но для этого потребуется время.
— Ситуация усугубляется тем, что похитители не выходят на связь и не требуют выкупа, что типично для подавляющего большинства похищений детей, — сказал Смит.
— Расскажите мне что-нибудь, чего я не знаю, — попросила я.
— Ты уверена, что не можешь использовать в этом деле свои особые таланты? — спросил Кларк.
— Мои «особые» таланты применимы только в бою, — сказала я.
Я умею карать. Это у меня получается хорошо, может быть, я одна из лучших в этом деле. В этом мире. Но способности спасать, к превеликому сожалению, я в своем арсенале так и не нашла. У меня не было всеведения, и материнское сердце, как я ни пыталась к нему прислушаться, тоже ничего мне не подсказывало.
Наверное, в этом я далеко не лучшая. В материнстве, я имею в виду.
Вопрос Кларка на самом деле свидетельствовал о степени безнадеги, которую мы все испытывали в этот момент. Было очевидно, что стандартные способы не работают, или работают, но слишком уж медленно, и результата действительно придется ждать годы, и что за это время чертовы сектанты сделают с моей дочерью и во что они ее превратят… Мне даже думать об этом не хотелось, но картинки, одна страшнее другой, постоянно возникали в моей голове.