Залечь на дно на Солстхейме

— А вы не пытались найти… контакты с племенем скаалов? — поинтересовалась Драконорождённая. — Я слышала, их кузнец — настоящий мастер своего дела.

— С этими дикарями? — фыркнул Ллерил Морвейн. — Никогда. Они нам всю кровь своими разговорами о гармонии с природой выпьют! Говорят, они имперцев в своё время этой же ерундой доставали, когда Воронью Скалу только-только основали, якобы добыча эбонита подорвала их связь с каким-то там создателем, и одному из поселенцев из кожи вон лезть пришлось, чтобы они угомонились.

— Говорят, что этим поселенцем Нереварин был, — добавил Модин. — И что потом здесь вообще скамп знает что творилось. Может, это всё скаалы и подстроили, чтобы имперцев отсюда выжить.

— Нет, скаалы там ни при чём были, — возразила бретонка. — Их шаманка рассказала мне, что в те годы на Солстхейм пришёл Хирсин, чтобы устроить свою Игру.

Командир стражи тихо выругался.

— Тогда этот остров точно проклят, — пробурчал он.

— А кроме эбонита вы ещё что-нибудь на континент возите? — Корир решил перевести тему, пока данмеров не потянуло на какие-нибудь совсем уж дурацкие темы.

— Нет. Когда запасы эбонита в шахте иссякли, у нас с континентом торговля ослабла, — ответил Адрил. — Завозили иногда то, что совсем уж необходимо, и мы научились тут сами кое-как вертеться. Если надо — можем вам наши пепельные бататы завозить.

— Попробуйте — может, моим людям они понравятся.

На остаток ужина данмеры опьянели настолько, что обсуждать с ними что-либо серьезное не представлялось. Тёмные эльфы принялись рассказывать ярлу о своих воинских подвигах, вспоминали родные земли — и норд решил вернуться в таверну, предложив обсудить оставшиеся вопросы в другой день. Синдири так же предупредила мужа, что устала за день, и трое редоранцев были вынуждены уничтожать запасы выпивки самостоятельно — о чём, впрочем, они не жалели.

— Не верю я им, — пробурчал мужчина по пути к «Пьяному нетчу».

Драконорождённая чувствовала, что Корир не просто не верит редоранцам — эти данмеры неприятны ему. Нет, дело не в каких-то расовых вопросах, он всё так же считал (возможно, справедливо), что Адрил Арано много чего недоговаривал, что просто использовал своих гостей. Почему иначе ярл оставался относительно трезвым?

— Велет хочет зачаровать у нас оружие, — возразила архимаг. — Это по его глазам видно. Да, он потребует себе скидку, но он пришлёт столько золота, сколько потребуется. И пришлёт корабль, который привезёт это оружие.

Что будет дальше, правитель Винтерхолда понимал: моряки остановятся передохнуть в «Замерзшем очаге», закупят в городе припасы, а часть заработанных Коллегией на зачаровании оружия денег отойдёт городской казне в качестве налога. И если Блёнвенн не ошиблась, и Модин Велет действительно хочет обеспечить своих солдат зачарованным оружием, то кое-какая выгода для Винтерхолда действительно вырисовывается.

— Не будешь ему сильно большую скидку делать?

— Нашим зачарователям надо на что-то жить, — ответ бретонки хоть и выглядел расплывчатым, но Кориру хватило и этого, чтобы всё понять.

— Вот что я в тебе больше всего люблю, так это твою деловую хватку. Если ты захочешь — то мёртвого слушаться заставишь.

========== Тайна скаалов ==========

С утра Блёнвенн думала отправиться к Нелоту — разузнать, какие двемерские руины он предлагал изучить, затем вернуться в Воронью Скалу, за Онмундом, нечего парню без дела в таверне сидеть, пусть помогает делать «экспедиционные заметки». Может, и Корира взять — приказать ему не трогать ничего и держаться позади, пусть норд тоже мир посмотрит, будет хоть, что сыну рассказать. Да, надо отправляться поскорее — чтобы скорее выбросить из головы смерть Сторна, выбросить чувство вины перед Фреей, до сих пор гложащее девушку. Конечно, это глупо и нелогично, Драконорождённая не виновата в гибели старого шамана — но мысль, что она поступила неправильно, до сих пор грызла разум. Может, стоит навестить скаалку, спросить, чем она может помочь деревне, помочь ей самой, попытаться наладить отношения… Только вот как? В день, когда они покинули деревню, новоиспеченная шаманка ясно дала понять, что не желает никого видеть и ни с кем разговаривать, что она хочет оплакивать отца в одиночестве. Фрея — не Серана, которая требовала поддержки, пусть даже и фальшивой, которой просто необходимо периодически выговариваться кому-нибудь по каждому пустяку и которую нужно было постоянно жалеть и давать иллюзию, что она — сердце и душа своей небольшой компании. Скаалка хочет остаться со своим горем наедине, пережить его сама, ей будет отвратительна чья-либо жалость. И как правильно поступить сейчас, девушка не знала.

— Простите, если отвлекаю, — в дверном проёме показалась голова Гелдиса Садри. — Но вас там какой-то скаал ищет. Пожалуйта, поговорите с ним поскорее и попросите уйти. Мне не нужны с ним неприятности — ну, вы сами понимаете: ещё подерётся с кем-нибудь или испортит мне что-нибудь.

Драконорождённая оживилась. Фрея захотела увидеться? Нет, вряд ли — шаманка бы сама пришла, если бы ей понадобилась помощь. Девушка выскочила из комнаты и быстрым шагом направилась к развалившемуся на стуле мужчине; её товарищи последовали за ней — на всякий случай, неизвестно, что этому дикарю в голову взбрести может.

— Что случилось?

Скаал поднял глаза на бретонку; мужчина выглядел усталым, будто он всю ночь двигался, держался лишь на зельях, и ему бы сейчас отдохнуть, но Гелдис Садри выгонит же его.

— Хорошо, что я застал вас здесь, чужаки, — ответил он. — Меня зовут Деор, я — друг Бальдора, нашего кузнеца.

— Да-да, конечно, приятно познакомиться, — протарахтел Онмунд. — Что у вас там случилось?

— Мой друг пропал вчера вечером. Я знаю, он никогда бы не отлучился из деревни на ночь глядя, он вообще кузню свою надолго бросить не может.

— Может быть, у твоего друга появились какие-нибудь… дела, — предположил Корир.

— Нет, ты не понял меня. Бальдор и на охоту-то почти не выходит, мы сами приносим ему столько еды, сколько ему нужно, а других дел, кроме как в кузне, у него никогда не бывает. Говорю тебе, с ним что-то случилось! Послушайте, я бы не стал обращаться к вам, чужакам, за помощью, если бы это было возможно — но Фрея скорбит по своему отцу и видеть никого не желает, а Фанари считает, что я лишний раз страх на себя же нагоняю.

Насколько Бальдор был важен для скаалов, говорила даже Фрея. Мало того, что он был единственным в деревне кузнецом, так ещё и владел редким, по-настоящему священным искусством: тайной обработки сталгрима.

— Ты заметил что-нибудь странное в день, когда исчез Бальдор? — поинтересовалась бретонка.

— Не знаю, насколько это странно, но… Пожалуй, да — я видел в лесу пару эльфов, которые тащили что-то тяжелое.

Норды переглянулись. Эльфы, которые тащили что-то тяжелое. Данмеры бы вряд ли опустились до похищения деревенского кузнеца, так не замешан ли в этом их новый талморский знакомый?

— Скажи, у этих эльфов была жёлтая или серая кожа? — поинтересовался ярл.

Деор задумался.

— Кажется, жёлтая. Да, точно тебе говорю, жёлтая. И сами они длинные.

Теперь сомнения не оставалось: к пропаже кузнеца причастны талморцы. И Блёнвенн теперь догадывалась, что именно Анкарион искал на Солстхейме и почему втирался к скаалам в доверие. Но только зачем ему секрет обработки сталгрима, который только на этом острове найти можно?

— А что в вашем сталгриме такого особенного? — спросил молодой волшебник.