Заметки на полях пиджака

В России этого не произошло. Точнее, произошло, но только в гораздо меньших масштабах. У нас сущность велнеса поняли только некоторые наиболее способные ко критическому мышлению граждане. Абсолютное же большинство так и не разобралось в том, что происходит.

По большей части это случилось из-за того, что многие наши радиане по-прежнему питают иллюзии относительно рынка и западной культуры. Этому способствует, во-первых, сохранение многих институтов социального государства в нашей стране, а во-вторых, относительно недавнее начало неолиберальных реформ в стране.

Так, если в Латинской Америке реформы начались в 1970-е, и к настоящему времени в условиях неолиберализма там выросли два поколения, – то у нас в стране реформы идут лишь около тридцати лет, и в условиях неконтролируемого рынка выросло только одно поколение.

К сожалению, многие девушки и молодые люди в нашей стране по-прежнему верят, что модельная внешность и соответствующая стандартам глянцевых журналов фигура если и не смогут обеспечить им высокий социальный статус, то уж по крайней мере помогут отыскать работу получше или (в случае девушек) удачнее выйти замуж.

Впрочем, социальные корни сегодняшнего увлечения «здоровым образом жизни» подробно будут разобраны нами позже.

Пока же уделим некоторое внимание истории: когда возник сегодняшний идеал худобы? Как и при каких обстоятельствах он появился?

Культурная ориентация на стройное человеческое тело, вообще говоря, для человеческой истории нехарактерна. Представление о стройности как о красоте в современном виде появилось относительно недавно, – в XVIII-XIX веке. Возник такой культурный идеал в Англии. Притом не в среде англикан или английских католиков, – но в массе пуритан (в основном методистов). Позднее он распространился в Северной Америке, – в первую очередь в Соединённых Штатах.

С самого начала такие представления о красоте имели религиозную подоплёку. Английские пуритане предполагали, что человеческие страсти греховны. Особенно же греховными считались склонность к перееданию и лености. И напротив, готовность тяжело работать, не ропща при этом на хозяина, готовность и желание ограничивать себя во всём – воспринимались ими как нечто крайне позитивное.

Отсюда берёт начало та культурная стигма, которой часто подвергаются полные люди в настоящее время. Если толстый, – значит ленивый и безвольный (как будто лень и безволие – это что-то плохое). Начало этой стигмы идёт от протестантской этики. Притом даже не просто от протестантской этики, но именно от этики пуританской.

Пуританский идеал на этот счёт господствовал в Америке на протяжении долгого времени. Лишь после Второй Мировой войны он постепенно отходит в прошлое. По большей части его закат был связан с упадком религиозности в Америке.

В пятидесятые женская худоба в Соединённых Штатах вышла из моды. Популярностью стали пользоваться упитанные модели. Такое положение в целом сохранялось до семидесятых годов.

Протестантский фундаментализм вернулся в политику.

Одновременно с этим в Америке стала развиваться индустрия велнеса. Особенный её рост пришёлся на восьмидесятые годы. В моду стали входить чудодейственные диеты, аэробика и обезжиренные продукты (диетические гуру того времени во всех болезнях человека винили потребление жиров; современные шарлатаны от «здорового образа жизни» корень всех бед обычно видят в углеводах).

В девяностые и двухтысячные в моду вошёл «героиновый шик». В последнее десятилетие его сменил современный велнес.

На протяжении долгого времени культурный идеал худобы был связан с расизмом. Высокий и стройный белый англо-саксонский протестант противопоставлялся нескладному и тучному туземцу. Настоящий джентельмен, «пакха-сахиб» – это подтянутый белый мужчина в самом расцвете сил. Настоящая леди, «миссис сахиб» – это стройная, относительно молодая женщина с суровым, но привлекательным лицом.

Такой идеал широко декларировался. На практике, однако, он соблюдался редко.

Нечто подобное утверждалось не только в британских колониях, но и на рабовладельческом американском Юге. Именно там впервые появляется стереотип о том, что негритянские женщины по своей природе – тучные и коренастые. Именно поэтому белая женщина ни в коем случае не должна на них походить: она должна быть высокой, тонкокостной и стройной [7].

Рудименты этих расовых предрассудков сохранялись в современной Америке по сей день. У многих представителей американского среднего класса тучность прочно ассоциируется с бедностью и принадлежностью к «цветным». Некоторые из опрошенных респондентов даже считают ожирение «негритянской болезнью» [8].

В своём современном виде велнес сформировался в семидесятые и восьмидесятые годы в США.

В семидесятые годы в Америке впервые начали проводиться масштабные исследования таких явлений, как сахарный диабет и метаболический синдром вообще. Эти исследования были основаны на крупных (более тысячи человек) выборках и проводились почти исключительно на основании статистических метов. Результаты их показывали, что между тучностью и метаболическими заболеваниями существует некоторая положительная корреляция [9].

Исследования были весьма неоднозначны. Однако же американская околомедицинская пресса, – невежественная, но страшно крикливая, – истолковала их вполне однозначно. В популярных статьях корреляция была заменена на прямую зависимость. Масштабы её были значительно раздуты.

В Америке началась очередная моральная паника. На сей раз она была связана с «угрозой ожирения» [10].

Вообще, такое явление как моральная паника – весьма характерно для Соединённых Штатов. Именно в этой стране для этого существуют все благоприятные условия: плохое массовое образование (и не массовое тоже), относительно высокая религиозность подавляющей массы населения, высокий уровень общественного конформизма, всесильные СМИ.

Именно тогда и возник современный велнес. Возник как реакция на неоднозначную статистику, как часть феномена моральной паники.

Разумеется, расцвет велнеса не был бы возможен, если бы не поражение левых сил в первом мире. При других обстоятельствах радикальный ЗОЖ так и остался бы глубоко маргинальным, не имеющим никакого существенного влияния движением. Стать значимой социальной силой ему позволили специфические условия того времени.

Общественный подъём шестидесятых остался далеко позади. Наступили новые времена – эпоха нестабильности и кризиса, роста безработицы и преступности. Демократические силы были маргинализованы. Во власти установилась твёрдая гегемония консерваторов.