Записки нечаянного богача 4

— Мулунгу!* — крикнула Мотя и повалилась на колени. Причём вместе с Маней, от которой я такой скорости точно не ожидал.

За спиной раздался звук затвора. Но не оружейного, а того, с которым фотографируют некоторые смартфоны. У Нади, например, такой. Она и протянула мне трубку прямо в руки. Продолжая тревожно молчать.

Синяк был красивый. Большой. И неожиданно для относительно свежего, утреннего, разноцветный: сине-красный, как положено, но местами уже отдавал в желтизну, что обычно происходило день на четвёртый-пятый. Вероятно, неожиданный эффект от варева, которым угостила меня в видении старая ведьма. Но главное было не в цвете, а в форме. Или в содержании — тут сразу и не поймёшь.

От лопаток до поясницы разливалось оттенками красного и синего пятно с очень неожиданными очертаниями. Можно было, при определённой доле фантазии, опознать человеческий череп в профиль. Со странным рогом на лбу и отвалившимся носом, лежавшим рядом. А можно было увидеть довольно подробную и узнаваемую карту континента, где рогом была Сомали в районе Аденского залива, а носом — Мадагаскар. Но интереснее был странный узор, что начинался наверху поясницы, на несколько позвонков ниже того места, где крепятся последние рёбра. Вдоль хребта тянулся толстый красный ствол дерева, раскрывавшийся густой кроной над грудной клеткой, до самого верха лопаток. Кажется, это называлось фигурами Лихтенберга. Читал я где-то про них: когда в человека попадает молния, на коже остаются подобные узоры. Но читать где-то — это одно, а наблюдать сине-красное дерево поверх контуров Африки на собственной спине — вовсе другое. «Оригинально мы в этот раз дуба врезали» — резюмировал просмотр внутренний фаталист.

— Даже как-то жалко закрашивать, — кашлянув, сказала Надя неуверенно.

— Теперь понятно, чего меня так долбануло, — добавил Тёма, тоже, почему-то, кашлянув.

— А вот это слово на букву «Мэ», которое Мотя кричала — это чего? — поинтересовался я у Илюхи, когда он выбрался из-за моей спины, сразу шагнув к столу. Только ответил он с паузой, потому что, едва достигнув столешницы, сорвал пробку с непочатой бутылки рому и принялся глотать, как я давеча — воду у подножия чёрной скалы.

— То есть ты признаёшь, что ты — слово на букву «Мэ»? — оживился стальной приключенец, становясь рядом с морпехом и зеркально, пусть и с некоторой задержкой, повторяя его движения.

— Бог тутошний, самый древний. У разных племён по-разному зовётся, у масаев — Нгаи, у банту и шамбала — Мулунгу. Вроде Тора или Перуна — тоже грозой, громом и молниями повелевает. Но, как предания говорят, не только. Ещё вроде как именно он следит за священными деревьями. И он из одного из них первого человека вырезал. Кажется, — ответил Илюха. А мне показалось, что с каждым новым глотком рому морпех становился всё больше пиратом. И легче с его пояснений не стало.

— Не, я не Мулунгу. Я — Дима Волков. Это точно совершенно, у меня и паспорт есть, там написано. Ты поднял бы родню с полу, чего они валяются-то? — посоветовал я Умке. Пока он ещё, кажется, ходить мог.

Рязанский пират (а он уже, пожалуй, был в меньшей степени морпех) обратился к лежавшим у меня в ногах родственницам с пламенной речью. Я узнал уже два слова: Мсанжилэ и Мулунгу. Ну и свои имя-фамилию. Поднимались чёрные дамы нехотя.

— Мотя, ты же взрослая девочка, с высшим образованием, да ещё и не с одним, наверное! Хватит так на меня смотреть. Я живу в другой стране, на другом континенте и быть местным Богом даже с точки зрения логики не могу! — обратился я к летучей бывшей блондинке по-английски. Поёживаясь, потому что Надя принялась-таки мазать синяк. Начиная снизу, с Кейптауна.

— Нас учили, что в вопросах богословия логика своеобразная, — осторожно ответила она. Всё-таки слышать такой чистый английский с таким произношением из уст чёрной жемчужины, обёрнутой в бусы и мешковину было очень странно. — А ещё говорили, что высшая логика — это вера. И что Боги — явления других масштабов и измерений, чтобы пытаться судить о них привычными нам способами и методами.

Ого, какая умная оказалась. «А так и не скажешь» — влез внутренний скептик. «Девочка дело говорит» — задумчиво ответил реалист. «Эти двое того и гляди весь ром выжрут» — не удивил ничем новым фаталист.

* Мулунгу — первопредок, верховный бог, бог грозы в мифах бантуязычных народов Восточной Африки.

Глава 6 Подарки в студию

Нарядились диверсанты оперативно, и будто бы сами удивились, неожиданно оказавшись решительно не готовыми к привычному «если завтра война, если завтра в поход».

— Помяни моё слово, Умка! Завтра бабка, сидя верхом на зебре или жирафе, ему подарит кимберлитовую трубку и полстраны! — убеждал Головин, стараясь держать серьёзное лицо. Но ром очень мешал, поэтому морда получалась хитро-довольная, как у кота возле сметаны.

Жёны наши ушли, забрав с собой Маньку и Мотьку, а к нам прислали Мутомбо, наказав глаз с нас не спускать. А чего их спускать-то? Мы и сами никуда не планировали выходить. Я — в особенности. Меня на природу вовсе не тянуло. Как отшибло.

— Мвадуи* далеко отсюда. Там три четверти голландцам принадлежит, и четверть местным властям. При всём уважении к тебе и Мсанжилэ — ничего не получится, — почти чисто парировал Илюха.

— А чего у вас тут всё на букву «Мэ» начинается? — поднял в приключенце голову лингвист-языковед. — Ну, эти трое женщин — ладно, они родня, у них, может, принято так. Но Волкова тоже обозвали, Мутумба твой здоровый какой вон сидит, теперь ещё шахта эта… Других букв нет в Танзании что ли?

— Первый раз об этом задумался, — помолчав, признался морпех. — И знаешь что?

— Что? — потянулся к нему через стол Головин, чуя интригу.

— Хрен его знает, вот что! — совершенно уверенно кивнул Умка, едва не упав со стула.

— Тьфу ты, я думал — тайна какая, — обиделся Тёма, отодвигаясь обратно и тоже чуть не съехав со своего.

— До тех пор, пока вас сюда не притащило, тут тайн не было ни одной, почитай, — хмуро пробурчал морпех.

— Это — да, — согласно кивнул Головин. — У меня — та же история, один в один. Смотри, жил себе, в ус не дул, путешествия организовывал с большим успехом. Пока этот чёрт ко мне в офис не пришёл!

— Это который? — уточнил Илюха, оглядываясь. Наверное, глаза фокусировать стало невыносимо трудно, поэтому он, кажется, даже не пробовал.

— Да вон, Волков! Улыбается ещё сидит! Чего ты лыбишься, вредитель?! — скажи мне кто ещё совсем, кажется, недавно, что на меня будет орать в дымину пьяный диверсант-убийца, а я не испугаюсь — нипочём бы не поверил.

— Потому что я эту историю слезливую слыхал уже пару раз, Тём. Совсем недавно ты бабе Даге плакался на судьбинушку свою горемычную. Она тебя тогда убаюкала, деточку, и спать отправила. Старая школа, высокий класс, я так не умею. Могу плюнуть. Или в ладоши хлопнуть — хочешь? Незабываемое путешествие в один конец, а? — развёл я ладони.

— Не надо ничем хлопать, Дима, — неожиданно почти трезвым голосом отозвался он. — Погорячился с чёртом, бывает.

— Проехали. Илюх, ты говорил, до бабы-баобабы… тьфу ты! До старухи в дупле, короче, часа полтора ехать. А у тебя домушка на колёсах одна только? — переключился я на хозяина, пока он, кажется, ещё мог разговаривать.

— Ач… апч… а почему ты спрашиваешь? — в последнюю минуту я успел, видимо. Почти не мог он уже.

— Нас семеро, да вы с Мотей, да Мутомбо, наверное, тоже поедет? Одиннадцать, спальных мест в Садко точно не хватит. Мы к закату приедем, потусим с бабулей — и домой. Полтора часа стоя ехать или сидя на полу? — уточнил я, стараясь говорить медленно и понятно.