Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
— И тебе, Дима, мир по дороге, — усмехнулся странный дед, когда я всё же не смог удержать невозмутимого выражения на лице. Оно, лицо, то есть, вылупилось на лесника так, будто он заговорил, а то и запел на языке саха или банту.
— Это у нас присказка такая. В этих, примерно, краях, — добил он и Головина, уже стоя на лыжах. Махнул нам варежкой — и поехал себе дальше. Серый трусил за ним следом, прямо по лыжне.
Глава 20
Отцы и дети
— Это кто был? — неожиданно спросил Артём, когда спина старика и хвост
— Лесник, Степан Митрофанович, ты ж слышал, — флегматично ответил я, глядя ровно в том же самом направлении.
— Да он такой же лесник, как я — мать Тереза! — вскочил он на ноги. — Ты видел, что за ружьё у него за спиной было?
— Я не разбираюсь же в них, Тём. Берданка как берданка, — пожал я плечами.
— Сам ты берданка! Это Маузер М98 Магнум! На кого он тут с таким охотится — это второй вопрос. Первый — откуда он его в принципе взял?! Этот ствол стоит, как вся та деревня, что мы проезжали! Я резьбу и инкрустацию видал! — не унимался Головин.
— Я тоже много чего видал. Но не ору же? — закидывая прогоревший костерок снегом, думалось о том, что как узнать вес медведя по следам я откуда-то помнил, а вот по волкам такой информации не было. Лапы у серого, судя по следам, были приличные.
— Да ты колдун потому что, — внезапно успокоился Тёма. Помог мне забросать кострище и влезть в проклятые лыжи. Хотя во второй раз это получилось уже лучше и быстрее.
До царь-дерева шёл один, оставив Головина за спиной. Вот лыжня лесника, вот следы волка. Здесь они стояли, слушая, наверное, наши разговоры у костра. Серый вышел первым, а дед обошёл дерево с другой стороны, зайдя нам за спины. Интересно у них тут гостей встречают, с гарантией. Как на режимном объекте.
Под самым стволом снега почти не было. Великанские нижние ветви-лапы, снизу сухие, как порох, а сверху покрытые жёсткой короткой хвоей, просто не пускали сюда зимних белых мух. Тут, пожалуй, в самый лютый ливень было сухо — корни, толщиной не с меня бы, будто поднимали гигантский ствол над землёй. Памятуя об имевшемся опыте общения с деревьями, подошёл, сняв бесполезные лыжи, вплотную к шершавой коре, приложил ладони и коснулся лбом.
Мысли тянулись мирно, неспешно. «Это теперь моя земля. Я буду её беречь и хранить. Здесь будет жить моя семья и друзья. Если есть места, куда ни мне, ни моим детям ходу нет — дай знать. А я прослежу, чтобы был порядок».
— Мир тебе, человечек — раздалось в голове. Или прошелестело ветром в иглах. Или перестук клюва ворона наложился на сорочий треск. Сам лес сказал мне это? Или только царь-ель? Или это одно и то же?
Я отступил на три шага и поклонился старому дереву в короне о пяти вершинах. Зная откуда-то, что тревожить их лишний раз не стоит. Как и соваться к Трупянке. Потому что то, почему реку назвали именно так, тоже теперь откуда-то знал.
— Нет, вот ты объясни мне, — пытал меня Тёма, скользя по снегу между деревьями не громче, чем взлетал бы на расстоянии пары шагов голубь. — Вот какого пса с тобой всё время что-то происходит? Ты цыганку, что ли,
матом обложил в детстве?— Сам бы не отказался узнать, Тём, — пропыхтел я. Двигаясь следом за ним по вполне нормальной и заметной лыжне со звуком опаздывающего на поезд лося. — И насчёт детства — точно нет. Я тогда такой лапочка был, на фотокарточки смотришь — диву даёшься, куда что девается?
— Та же фигня, — вздохнул краса и гордость.
— Иди ты? Ты тоже маленьким был? А я думал — сразу такой народился, в берете, со Стечкиным и прищуренный. Вот, думаю, мамку-то удивил!
Так и шли, подкалывая друг друга и пугая смехом белок и птиц. Пару раз видали белых зайцев, следов же их, приметных, треугольных: два длинных по бокам сзади и два коротких в ряд впереди, было и вовсе несчитано. И лесок в эту сторону был не такой густой, как в самом начале, вокруг царь-ели — шли прогулочным шагом.
Выстрелы были слышны уже давно.
— По банкам садят, — равнодушно заметил Головин, когда я насторожился. — Километра два с лихом до них. Трое стрелков: две двустволки, «тулки», вроде, и «сайга».
Спорить с экспертом, что среди леса влёт на слух по голосам различал стволы и калибры, как я — ворону от сороки, было глупо. Кто на что учился. А уж он-то науки впитывал и тренировал явно с большими усердием и успехом. Поэтому, когда правая рука его поднялась вверх, а потом указала кистью следовать за ним налево, я возражать тоже не стал.
На площадку возле избушки, невеликой, в два окна, почти вросших в землю, вышли по натоптанным следам, судя по заветренным краям лыжни — вчерашним. Рядом с первой колеёй от полозьев, глубокой, легкими лентами тянулась вторая, видимо, оставленная лесником. На дворе, хотя забора вокруг никакого не было, стояли три вооружённых мужика сильно в возрасте.
— День добрый честной компании да Бог в помощь! — опередил меня Головин. Наверное, к лучшему — у него всяко было побольше опыта в общении с вооружёнными людьми. Находившимися, к тому же, как говорится, «будучи находясь в состоянии».
— И вам не хворать, — прогудел самый большой и, кажется, самый старший дед с бычьей шеей и щеками бульдога. Очень крупного и очень старого.
— Угостите сигареткой, а то так выпить хочется, что переночевать негде? — продолжал паясничать приключенец, вгоняя в тоску моего внутреннего скептика. Сам же при этом снимал рюкзак, заметно стараясь не делать движений резких и лишних. Старые охотники, конечно, народ обстоятельный, с техникой безопасности знакомый, но случайности потому так и называются, что их редко ожидаешь заранее.
— Чего б не угостить, если человек хороший? — кажется, заинтересовался большой.
— Куревом богаты, а вот насчет выпить — посложнее задачка, — включился второй, чем-то напоминавший сенатора Кузнецова и Ивана Степановича, главного врача из Белой Горы. Наверное, аккуратно подстриженными седыми усами.
— На этот счёт — ни слова больше! — и вождь приключенцев жестом фокусника достал прямо из закрытого, вроде бы, рюкзака, и поднял над головой двумя руками четыре бутылки. И ведь ни разу не звякнуло ничего до сих пор! И это я ещё колдун!