Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
Март в том году поразил всех: ни тебе вьюг, ни лютых морозов, за который знающие люди называли его «марток — надевай семеро порток». Снег сошёл в городе везде, и даже за МКАДом — практически везде, оставаясь, пожалуй, только в непролазных лесах. Куда нам, ясное дело, и надо было. Даже Пётр Алексеевич, по его словам, такого марта не помнил. Но, как он сам сказал, «раз уж Солнышко радовается — то и нам носы вешать не след!». Я с вековым стариком был полностью согласен. Да и некогда нам было.
Трофимыч, вдумчиво, с бумагой и карандашом, перепроверил «в столбик» выкладки Ланевского. Поразился, что тот считает в уме трёхзначные числа быстрее, чем их можно успеть набрать на калькуляторе. И тому, что, несмотря на тревожное банкирство в анамнезе и учёбу за кордоном, Серёга оказался вполне порядочным
Иван Трофимович Минин ушёл на заслуженный отдых. То есть всё село в клубе целый вечер провожало его добрыми и благодарными словами, вспоминая былое: весёлое и грустное, простое и сложное. А он сидел, добродушно улыбаясь. А наутро, как всегда, пришёл в контору, только не к себе в кабинет, а в сторожку Петра Алексеича, который нам, мне, Тёме и Серёге, велел звать себя дедом Петей, удивив местных до оторопи. Мы, три весёлых гуся, новоявленных внучка, спорить с веком-волкодавом не стали. И пошла работа. Не монотонная, как на заводе, с восьми до восьми, а практически круглосуточная, и настолько разнообразная, что за монотонность я бы, пожалуй, отдал приличные деньги.
Мы сидели за столом, тем самым, генеральским, в кабинете Трофимыча, а теперь — полноправно моём, потому что по документам я являлся генеральным директором леспромхоза. Вот такая карьерная загогулина для нечаянного богача. Спасало только то, что Серёга взял на себя, а, вернее, на своих ребят, всю бухгалтерию, а Тёма — охрану и порядок. Ланевский лично прособеседовал всех финансовых работников, остался рад и счастлив, что люди так хорошо знали своё дело, и всем нашёл задачи. Пересмотрев мотивацию так, что материально ответственные дамы в возрасте едва не перестали уходить домой — за такие зарплаты надо было держаться двумя руками. Головин сделал то же самое по своей части — и в первый же день выпер на улицу пятерых чьих-то родственников, которые приходили на службу спать и бухать. Ему в тот же день здешняя маргинальная элита решила устроить «тёмную». И в полном составе заехала к Петру Ильичу, заняв большую часть стационара. Но новый корпус уже достраивали — Андрусь заскучал в тёплых краях и прилетел к нам на помощь, включившись в работу мгновенно. Хотя, думалось мне, что без бабы Даги там не обошлось.
Мы хмуро и молча цедили чай. Полчаса назад вернулись из Мякинино, из областного правительства, куда ездили по рекомендации Второвского бухгалтера. Он договорился о встрече с какими-то «нужными людьми», вот мы и рванули. Оставили там Раджу на парковке у торгового центра, где продавалось всё для дома-сада-огорода, и направились, удивляя редких прохожих, в цитадель исполнительной власти. Не каждый день люди видят, как из синего пикапа выгружаются трое стильно и дорого одетых граждан и шагают в дом правительства. На КПП у нас сличили паспорта с фасадами, внимательно и дотошно, заставив Головина снова сделать страдальческое лицо. Пропустили на территорию. Там, покатавшись на дорогого вида стеклянном лифте и погуляв по красным ковровым дорожками, мы оказались в кабинете, снабжённом правильными гербами и портретами. Где отягощённые полномочиями дяденьки битый час мотали нам нервы, изъясняясь при этом на том самом жутко протокольном наречии, которое использовал сенатор Кузнецов, пытаясь предупредить меня об опасности. Надувая и без того сытые щёки, закатывая под разными углами глаза, ответственные господа чиновники изо всех сил пытались дать понять, что команду «поддержать инициативу и поспособствовать всем силами» они разделяют всей душой, но платно. И что есть определённые наработанные годами схемы государственно-частного партнерства, которые специально созданы для того, чтобы все стороны оставались глубоко удовлетворёнными сотрудничеством. И пять-семь посредников тоже. То, что дело при этом раскладе делаться не будет, и это ещё в самом лучшем
случае, дяденек в дорогих галстуках и туфлях вряд ли тревожило. Мы пообещали внимательно всё обсудить и вернуться через некоторое время с инициативными предложениями, говоря их же языком. По-людски если — никто никому ничего внятного не сказал.— Я, конечно, не по этим делам, но сдаётся мне, господа, нас планируют начать доить, — глубокомысленно произнёс Тёма, глядя без всякой приязни или пиетета на стеклянные башни.
— Я придумаю, как минимизировать ущерб от, хм-м-м, административного блока, — ответил Лорд. Но без уверенности.
«Надо послать их всех…» — внутренние фаталист и скептик снова разошлись во мнении, куда именно следовало направляться чиновникам. Единства не было даже в предлогах: там были и «в», и «на», и даже «через». И этот подход мне как-то больше импонировал. В «контору» мы ввалились, как три предгрозовые тучи: чёрные, пока молчаливые, но издалека было видно, что это не надолго. Заглянули в каморку к Трофимычу и деду Пете, выклянчили у них один из самоваров — и расселись за директорским столом в кабинете.
И вот в таком «благостном расположении духа» нас и застал посетитель.
— Салют! — сообщил с порога высокий подвижный мужик за сорок. Он был в синем плаще, костюме и туфлях, и видно было, что не пешком пришёл и не на автобусе приехал.
Лорд и Тёма повернули на него головы, как две башни танков. Я сидел по центру, поэтому просто поднял глаза, как стволы корабельных орудий.
— Прошла информация, что тут планируют дороги строить-чинить? Это ко мне, мужики! На севере области мои ребята берут контракты. Договоримся? — он вальяжно шагнул вперёд, протягивая руку к спинке стула, планируя, видимо, пододвинуть его к нам.
— О чём? — на всякий случай уточнил реалист. Едва не повиснув на фаталисте и скептике, что чуть не кинулись с воем наружу.
— Как полагается — я консультирую и готовлю тех.задание, вы говорите мне даты и реквизиты закупки. Немного коррумпируете меня, я немного коррумпирую вас. И все в шоколаде! С нужными людьми я договорился, — он, откинув полы плаща по-хозяйски уселся на стул. И улыбнулся широкой улыбкой человека, полностью уверенного в своей правоте.
— Дим… — начал Головин, и рычание было слышно даже в звуках, вовсе для этого не предназначенных. Я поднял ладонь в его сторону, мол, рано.
— Нет ли тут ошибки? — глухим, но каким-то звякающим при этом голосом уточнил Ланевский.
— Никаких ошибок! — разваливаясь на моём стуле в моём кабинете, категорично отрубил визитёр. И добавил со значением, — Я от Леонид Аркадьича!
При этом он понизил голос, но поднял до критических уровни пафоса и самоуверенности, скосив глаза к потолку, сделав эдак бровью и продублировав мимику указательным пальцем, ткнув наверх так, будто указывал как минимум лично на Архангела Михаила.
— Серёг, ты ждёшь кого-нибудь от Якубовича? — дожигая дотла остатки выдержки, глухо уточнил я.
— Тём? — повернулся вопросительно к приключенцу, после того, как Лорд отрицательно покачал головой. Дождался такого же жеста от Головина.
— Ошибся ты, дядя! Дверью, и вообще, — откинулся я на спинку кресла, разжимая кулаки. Слыша, с каким звуком расходятся в угрожающих улыбках-оскалах губы друзей по обе стороны от меня. И видя, как испаряется апломб с гостя.
— Но… Как же? Я же от Леонид Аркадьича, — продолжал он цепляться за свою реальность. Не сводя глаз с наших, в которых, надо думать, начинали загораться знакомые огоньки, жёлто-зелёные слева, у Тёмы, и такие же, как у меня, жёлто-оранжевые — справа, у Серёги.
— Да хоть от Эммануил Гедеоныча! — рывкнул злым командным голосом приключенец, едва не сдув посетителя, что пришёл учить нас коррупции.
— Вам, полагаю, следует знать, что на самом верху, — вернул я ему загадочный взгляд в потолок, — всерьёз задумались о том, чтобы пересмотреть наказания за казнокрадство. Предлагают рубить руки.
— Как?! — икнул смертельно побледневший деловой господин.
— Для начала — по локоть, — уверенно кивнул я, — а там как пойдёт. А я бы сажал на кол… Прошу освободить кабинет, — добавил, порадовавшись тому, что звук «р» получился на загляденье, только что эхо от стен не отразилось. Или отразилось? Но ужас в глазах коррумпатора был очевиден, это точно. Не совладав с собой, я громко гавкнул и клацнул зубами. Поймав хулиганскую волну, Ланевский заливисто свистнул в два пальца, а Головин затопал ногами и загудел, как на стадионе.