Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
— Ага, и шпрот! — не выдержал я. Серёга хохотал уже давно, а вот девчата многое из сказанного, кажется, приняли на веру. — Не слушайте вы его, а то он сейчас расскажет, что я камни оживляю!
— А он уже рассказал, про лося! — воскликнула дочь, аж подпрыгивая, чтобы попасть в объектив всей головой целиком. Надя смилостивилась и чуть наклонила смартфон. Они лежали на шезлонге, загорелые, красивые и любимые настолько, что если лететь куда-то и хотелось — то только к ним.
— Папа, а где находится польско-эстонская граница? — озадачилась дочь. Вот оно, потомственное критическое мышление, слава Богам!
— Вот тут, — ответил любознательной дочурке я, прижав палец ко лбу довольного, как слон, Головина. — Говорю же, шутит дядя Тёма! Нету у Эстонии и Польши общей границы.
Аня
— Тогда сам и рассказывай, правдивый ты наш! — обиженно скрестил он руки на груди, отмахнувшись от моего указующе-обличавшего перста у лба.
— Да нечего особо рассказывать, после тебя уже не интересно, — отмахнулся я. — Сейчас вот позавтракаем, оденемся потеплее — и поедем участок смотреть. Погуляем, костерок запалим, может и заночуем там, как пойдёт.
— Ты издеваешься, что ли? — отшатнулся, едва не съехав со стула, он. — Там участок с Мальту размером! Но где он — и где Мальта?! Лес, зима! Дима, может, дождёмся лета?!
— Оставь патетику, друг мой, — я поднял руку жестом цезаря, снова заставляя телевизор смеяться пятью голосами. — Землица полдня стоит одна, без хозяина! Это неправильно в корне!
— Это ты сам неправильный, и в корне, и в сучьях! — Тёма тоже надел маску древнегреческого трагика и лишь усугублял пафос. — Говорю тебе, латифундист проклятый: дождись, когда Ярило лучи свои на землю наспошлёт с теплом!
— Ого, удивил, — поднял брови я. Уж от кого можно было ждать театрального этюда с языческими мотивами, но точно не от Головина. Кажется. — Нет уж, поедем сегодня же. А то весной тебе слякоть помешает, а летом жара и комары. Нет уж, дудки! Карету мне, карету!
На последней фразе я вскочил, уронив стул, и жестом будто закинул тогу на левое плечо. Головин резко поднялся следом, правой рукой приобнял меня, а левую простёр к телевизору, будто указывая на незримую даль. И лицо скроил торжественное донельзя. Родня и друзья у бассейна покатывались от хохота.
— Дим, я справочку тебе скину сейчас, — утерев глаза и успокоившись, вернулся к делам Лорд. — Там по округе мало чего особенно интересного по моей части, но с главой поселения, начальником лесхоза и старшим от РЖД в тех краях я бы рекомендовал познакомиться.
— Лады, присылай. Познакомимся точно, но вот насчёт сегодня — не факт. Суббота, утро, живы ли? Посмотрим, в общем. Ладно, девочки и мальчик, очень рады вас видеть были здоровыми, радостными и загорелыми! Поедем с дядей Тёмой сопли морозить!
Экраны гасли один за другим, посылая воздушные поцелуи, улыбки и говоря тёплые слова. Это было даже приятнее, чем в трубке телефонной их слышать. Только вот обнять никого не вышло, к сожалению. Личного общения, как я был уверен полностью, никакая техника не заменит никогда, конечно.
А потом мы почти час сидели с Тёмой, тыча пальцами в планшеты и глядя на большую карту, которую он тоже вывел на плазму, решая, с какой бы стороны лучше начать знакомство с нашей новообретённой Мальтой. Логика подсказывала, что следовало приехать, как полагается, на шестёрке вороных, согнать народ в клуб или дом культуры и разом всех осчастливить-обрадовать нашим нечаянным соседством. Но где я — и где логика? Поэтому, поругавшись ещё для порядку, Головин согласился с предложенным вариантом: доехать до северо-западной границы наших земель, где карта обещала село Воскресенское, и от него пройтись пару десятков километров лесами-болотами пешком до сельсовета. Ну, то есть, по-новому, до административного центра сельского поселения. Туда Раджу нам должны были подогнать Слава с Лёхой. Они подтянулись по звонку к концу нашего совещания и очень помогли с гренками, которых Тёма нажарил с размахом, от всей широкой военной души, дорвавшейся до чужих запасов продовольствия. Меня же в том углу больше насторожили и почему-то заинтересовали ручьи и устья рек. Там брали начало Локня, Липица и речка с нежным названием «Трупянка». А ещё несколько ручьёв, впадавших в реку Держу, про которую
что-то пыталась, но пока не могла сообщить память внутреннего реалиста. Как и про оригинальное название «Сукромля», в котором даже начинающий лингвист заподозрил бы какую-то тайну.* Юрий Визбор — «Волейбол на Сретенке».
* Юрий Визбор — «Вставайте, граф!».
Глава 19
Лесные знакомства
Лес я любил с самого раннего детства, наверное. Там тогда не паслись маньяки, не бродили чёрные копатели, не смотрели пристально с каждой ветки жуткие энцефалитные клещи. Время было другое, попроще гораздо. Под ноги смотри да головой думай — вот и вся техника безопасности. Провалился в яму или наступил на змею? Сам виноват. Клещей же, не спрашивая фамилии и уж тем более не отправляя в комфортабельных баночках и коробочках в лабораторию на анализы за большие деньги, мы вынимали петлёй из нитки, расщеплённой веточкой или просто пальцами. А маньякам, напоровшимся в лесу на советских детей, по моему глубокому убеждению, можно было лишь посочувствовать. Тот, кто ел гудрон, муравьёв, смолу, мог добыть огонь трением, мытьём и катаньем, умел находить дорогу домой, даже не зная сторон света, из черепа маньяка легко сделал бы скворечник или иную поделку для уроков труда.
Зимний лес — дело особенное. Медитативное сосредоточение светлого и тёмного, добра и зла. Чёрные деревья склоняли отяжелевшие лапы под белоснежными шапками к сугробам, в которых стояли по колено. Такой сугроб, упав рядом, легко мог сделать заикой кого послабже. Следы лесной живности читались, как раскрытая книга, благодаря простой школьной программе. Те же, кто дополнительно читал про геологов, путешественников и охотников-промысловиков, чувствовали себя в этой книге полноправными героями. А возможность найти в стылом зимнем лесу сторожку или заимку, затопить внутри буржуйку, где предыдущим посетителем заботливо сложена растопка, только спичку поднеси — это гимн вере в добро и чудеса. Я, по крайней мере, считал именно так.
Головин, судя по вечно недовольному лицу, считать не любил вовсе, ну, максимум, до двух, на «первый-второй». Он доставал из кузова Раджи груз, который очутился там без моего вмешательства, поэтому удивлял продуманностью. Я бы вряд ли додумался до коротких охотничьих лыж и прочей современной туристической ерунды, которая, впрочем, здорово упрощала жизнь. Мы накинули рюкзаки, надели лыжи, на которых я последний раз стоял, наверное, ещё в средней школе, махнули Лёхе со Славой — и шагнули с некрутого склона за селом в поле, за которым чуть шумел тот самый, сказочный, мистический, пугавший с первого взгляда зимний русский лес. То, что света ни в одном из окон села не зажглось, хотя ехали мы не таясь, да и тропок к калиткам видно не было, немного настораживало.
— В прошлый раз ты сперва подвёл меня под монастырь в самом прямом смысле слова, а потом чуть не учинил братоубийственную бойню среди отдельно взятых нас, — бубнил себе под нос Тёма, легко и широко шагая первым. Я в монолог не лез, сосредоточившись только на том, чтоб не рухнуть в стороны, потому что такой привычки к лыжам не имел. Да и никакой не имел, честно признаться.
— Перед этим — ледяные великаны и древние Боги. Чуть раньше — людоед-гипнотизёр. До него — одна из крупнейших в стране ОПГ. Плевать, что страна не наша, не перебивай! — махнул он рукой, не оборачиваясь. Хотя я перебивать по-прежнему и не думал, следя исключительно за равновесием.
— Ещё чуть раньше — валютные махинации и цветмет в особо крупных, но это так, баловство, конечно. Чечены, лезгины, волки, медведи, кабаны… Я впервые, наверное, в растерянности, Дима! Что дальше?
Я пожал плечами под рюкзаком, забыв, что он меня не видит, потому что сам смотрел только на лыжню.
— Молчишь, вредитель? Ну молчи, конечно! Мы идём ранним утром субботы не в баню, не в зал, не в, мать её, библиотеку в конце концов! Мы идём чистым полем, тёмным лесом, за каким-то интересом. И интерес этот кроется аккурат возле истока речушки с милым и добрым названием Трупянка, да?!