Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
Не утерпевший и приехавший с Володей легендарный «золотой дед», Владимир Иванович Дымов, облазил всё лично, от пилорамы до крайней границы участка, убив весь день, всё пальто и все ботинки, но проникшись духом будущего города на все сто.
— Молодец, Димка! Не ошибся в тебе! — он сжал мне ладонь так, что внутри заойкал-заскулил скептик, и ожидаемо хлопнул по плечу. Но сегодня я подготовился, ноги поставил заранее пошире и напряг шею, поэтому голова на этот раз не дёрнулась, как у курёнка, не то, что в прошлый. Прямо сам себя зауважал за продуманность. И мужики вокруг загудели одобрительно.
Со стройкой и проектированием вышла ровно та же самая история,
Сперва сорвались на мат и хриплый визг демиурги-зодчие, услышав, что гарантийный срок составит десять лет, а договор предусматривает личную материальную ответственность собственника. Это, откровенно говоря, была рискованная новелла в российском правовом поле, но Дымовы, Минин, Черепанов и ещё с десяток других подрядчиков приняли её с восторгом, вернув мне было веру в то, что не все контрагенты — строители, которых какой стороной не поверни — везде задница. Но тут, как говорится, нашла Оксана камень… То есть, коса на камень, да.
Я гонял желваки по скулам, слушая оголтелый лай про то, что так не бывает, так не работают, и что мы охренели. Перед камерой сидел Ланевский, тоже, кажется, из последних сил удерживая человеческое интеллигентное лицо. Меня в кресло не пустили, усадив на диван и всучив кружку с чаем от деда Пети, с мятой и зверобоем, потому что видео-конференция уже шла, а менять «говорящую голову» в процессе переговоров было дурным тоном, как нашептал мне на ухо Тёма. С хитрой, правда, улыбкой.
Минуты на три-четыре хватило нас с чаем. Потом я отставил чашку на столик рядом и встал с застонавшего, словно в предвкушении действа, дивана. Лорд поднял на меня скорбные глаза — и откатился на кресле от камеры. Чаячий базар жадных до чужих денег меж тем и не подумал утихать.
— Христопродавцы! — было первым, и, наверное, единственным цензурным словом в ответном монологе-экспромте, который я начал, находясь ещё за кадром, и продолжал, наращивая обороты, встав перед камерой, уперев кулаки в стол. Рык отражался от дубовых панелей.
— Мать моя волшебница! Это ж, никак, сам Волков! Я в деле! Куда переводить обеспечение контракта?! — завопил один из строителей. Тот самый, что подписался на прошлую авантюру в Могилёве. И лично не покидал площадки, пока не получил от дёрганного и невыспавшегося меня все подписи на закрывающих документах.
— Тот самый? — прозвучало несколько голосов.
— Он! С одним стадионом умудрился весь мир на глобус натянуть и моргать заставил, а тут целый город! Ну нет, я этого точно не пропущу, — не унимался узнавший меня, подогревая в остальных интерес, как нанятый зазывала.
В результате контракты мы заключили, а первые партии рабочих примчались в Княжьи Горы в тот же день, хоть и поздно вечером. Обалдело заселились в блочные гостиницы, наши «Гуляй-городки», которых было уже три штуки, с разных сторон большой площадки, оценив комфорт и размах, которые друг другу не уступали. И с утра впряглись в работу так, будто строили дома сами для себя.
«Впихнуть невпихуемое» набирало обороты. Я вплотную познакомился с новинками альтернативной энергетики, особенно в части геотермальной энергии. Вышло дорого. Солнечные панели из какого-то сверхнового, сверхпрочного и сверхэнергоёмкого материала, которыми оклеили все двускатные крыши и часть стен у домов, денег тоже стоили сверхчеловеческих, конечно. Но не дороже геотермальной установки. Три речушки, отведённых в ходе
подготовки площадки, дали нам приличное озеро и каскад прудов-фонтанов, который, помимо красоты, свежести и прочего, тоже электричество вырабатывал, да прилично так. Конструктор клялся, что может сделать так, что пруды и зимой замерзать не будут, но мы с друзьями отказались. Красиво, конечно, но не по-русски как-то, чтоб вода, да зимой льдом не становилась.Раньше мои познания в градоустройстве ограничивались сплошными риторическими вопросами. К примеру, зачем класть дорожки во дворах по прямым линиям, если народ через некоторое время всё равно протопчет свои так, как ему удобнее? Чего бы вот не подождать, а потом замостить красиво те, по которым люди уже ходят? Теперь же оказалось, что какие-то программы и решения могут просчитать и это, и специальный, тоже дорогой, архитектор, один из лучших специалистов по «городским средам и пространствам», сделал всё, как и обещал: красиво, максимально эффективно и функционально, но при этом как-то с душой. И это чувствовалось. У каждого квартала, у каждой улицы, у каждого дома была какая-то индивидуальность, узнаваемые черты, свой образ. Та самая душа.
Мы построили живой город за лето. Как я и предполагал, среди задействованных нашлись люди, и много, которые не захотели из него уезжать. Получилось так, что, строя нашу мечту, они загорались ей. А уходить от мечты, построенной своими руками — дураком быть. Поэтому, как и прогнозировал тот самый градоустроитель, мы заложили определённый процент квартир и домов под тех, кто решит «понаоставаться». Сам он, архитектор-виртуоз и гений современности, тоже попросился жить в Княжьих Горах.
Ходить по пустым улицам в самом начале было страшновато, конечно. Дома, смотревшие на чистые и безлюдные дороги и тротуары окнами, заклеенными крест-накрест малярным скотчем, наводили на тоскливые мысли о постапокалипсисе. Но стоило дойти до уже обжитой и заселённой окраины — всё менялось. Мамочки с колясками в парках и палисадниках. Малышня на детских площадках под присмотром бабушек. Дворник, поливающий из шланга клумбу. И тележка с мороженым, из-за которой нам улыбалась Валька-Чума, старшая сестра жуткого товарища Директора, тоже оставшаяся жить здесь.
Народ подбирался так, будто сами Боги задались целью собрать хороших людей в одном месте. Через пару домов жил Барон с семьёй. В больнице (а тут была построена именно больница, пятнадцать отделений) трудился Док, что логично, и его жена, реаниматолог. Я предложил ему сразу стать самым главным врачом, но Стас был и оставался человеком в высшей степени разумным, поэтому аргументированно объяснил, почему ни ему, ни мне нельзя быть главврачами. Потому что, как совершенно резонно учили нас Платон и Зинаида Александровна Кузнецова, «Каждому — своё!». Зато отделение диагностики он возглавил без разговоров, и очень помог в дальнейшем «доукомплектовании» больницы.
Не менее, а то и более, помогла и баба Валя, в которую незримо превратилась Валентина Васильевна, ставшая любимицей и детей, и взрослых. Она не просто помнила, кто из жителей какое мороженое любит, но и кому сколько можно — мамы потом в пояс кланялись ей, когда хмурые дети сообщали, «что бабка откуда-то знает, что у меня недавно ангина была, и эскимо не продала!». Ясно, что знала она не только это. С её подачи в разных концах города появлялись старички и старушки, занимавшиеся сугубо мирными делами: сапожники, швеи, слесари и плотники. И лишь у строго ограниченного круга лиц, знающих или чувствующих, вроде нас с Тёмой и Серёгой, иногда проскакивали странные чувства, когда в глазах пожилых людей мелькало что-то такое, о чём наверняка ещё лет сто нельзя ни писать, ни говорить, ни даже думать.