Зарубежный экран. Интервью

Жан-Поль Лe Шануа

Трудно назвать другого французского режиссера, которому повезло бы в Советском Союзе так же, как Жану-Полю Ле Шануа: почти все его лучшие произведения шли на наших экранах. «Адрес неизвестен», «Беглецы», «Папа, мама, служанка и я», «Папа, мама, моя жена и я», «Отверженные» видели десятки миллионов. «Мсье» и другие картины показывались на московских фестивалях. Их простота, правдивость, поэтичность, художественное изящество и важность поставленных проблем — все это сделало Ле Шануа известным в нашей стране. Сам он говорит:

— Я поставил семнадцать или восемнадцать картин и люблю все — так же как мать любит всех своих детей, хотя одни из них лучше, а другие хуже. Но все-таки больше всех я люблю картины, которые достигли своей цели — привлекли внимание к важным вопросам, затрагивающим всех и каждого. Это «Школа бездельников», получившая в 1949 году приз Каннского фестиваля», «Брачное агентство» и «Случай с доктором Лораном».

«Школа бездельников» обошла почти весь мир и считается классикой. Это комедия, но рассказывает она о серьезных проблемах, правильных принципах воспитания детей. Герой картины молодой учитель — его играет Бернар Блие — не по-казенному заботится о своих воспитанниках и налаживает с ними подлинные дружеские отношения. Эта тема очень интересует меня. Возможно, в каждом из нас сидит неоткрытый Моцарт, и, если бы в детстве нас правильно учили и воспитывали, каждый из нас сегодня был бы лучше. Это — важнейшая забота общества. «Школа бездельников» до сих пор показывается на педагогических конгрессах. Это, пожалуй, самая полезная из моих картин. «Брачное агентство» я поставил два года спустя. Это тоже важная картина — об одиночестве мужчин и женщин, о том, что ищет в жизни каждый из нас: дружбу, нежность, заботу. И это комедия.

«Случай с доктором Лораном» поставлен в пятьдесят шестом году. Он рассказывает о перипетиях парижского врача, который, заболев, уехал работать в горы. Там, в деревне, он решил ввести обезболивание родов, но все — и мужчины и женщины — воспротивились новшеству. О борьбе доктора за новый метод, окончившейся победой, и рассказывает картина. Она сыграла свою роль — медики не раз говорили мне об этом.

В главной роли снимался Жан Габен. Роль врача — активного поборника революционных преобразований в медицине необычна для него. Габен специализировался на ролях старых бандитов в полицейских фильмах, весь пропитан этим и с удовольствием их играет. Это корсет, который он сам на себя надел и из которого не хочет выйти. Да и публика недовольна, когда он выступает в других ролях. Жан Габен — великий актер. Он может сделать намного больше и интереснее того, что ему позволяют детективные ленты. Он очень боялся роли доктора Лорана, а сыграл ее блестяще. В следующем году он играл Жана Вальжана в моем фильме «Отверженные».

— Но в ваших фильмах «Мсье» и «Садовник из Аржантея» — Габен выступает в обычном для себя амплуа.

— Тут уж виноват я. Оба эти мои фильма — уступка требованиям коммерческого кино. В «Мсье» герой Габена — человек высшего света, который скатывается до должности полового в отеле. В «Садовнике из Аржантея» у него более любопытная роль — он простой человек, но жулики считают его фальшивомонетчиком. Если в «Мсье» была дорогая для меня мысль о необходимости доброго отношения к человеку, помощи тем, кому не везет в жизни, то «Садовник из Аржантея» в большей степени подчинен канонам коммерческого кино.

Жан-Поль Ле Шануа

— Вы считаете своими лучшими фильмами те, которые поднимают серьезные общественные вопросы. И почти все эти фильмы — комедии. Нет ли тут противоречия?

— Я думаю, что во всяком художественном произведении кроме честности и скромности должен присутствовать юмор. Юмор неотделим от жизни и заставляет как-то иначе смотреть на все ее трудности.

Когда я делаю фильм, то не знаю, что из него выйдет. Но я всегда знаю, что хочу сказать им, ради чего он делается, что отстаивают его герои. Короче говоря, фильм должен быть правдивым. А без правды жизни нет и комедии. В комедийной форме можно говорить о серьезных проблемах — положении женщины в семье и обществе, алкоголизме, воспитании детей, невежестве, рутине, бездушии. Я ненавижу легковесные неправдоподобные комедии о том, как хорошенькая секретарша становится женой премьер-министра. Не люблю историй, которые происходят в среде людей праздных, бездельников, неизвестно какими путями зарабатывающих деньги на легкую жизнь.

— О чем ваш следующий фильм?

— Надеюсь, что это будет совместная советско-французская постановка. Сценарий я пишу в соавторстве с Алексеем Каплером. Жанр — современная комедия, которая будет веселить людей и во Франции и в Советском Союзе. Герои — мужчина и женщина. Как обычно, с подобными героями все очень непросто. Женщина — француженка. Мужчина — русский. Они познакомились в Париже пятнадцать лет назад, когда оба были студентами. В результате встречи родилась дочка. Это обстоятельство очень все осложняет. Речь идет о том, кто должен воспитывать ребенка, ибо между родителями две тысячи километров. Как найти соломоново решение? Двадцать лет назад такая история могла стать сюжетом для драмы. Теперь это все-таки комедия, потому что, несмотря на все трудности, проблема может быть решена. Боюсь, что в коротком пересказе все выглядит немного глупо. Но это жизненная история. Такой фильм может помочь нам лучше понять друг друга. По стилю, манере, тону он будет напоминать фильмы «Папа, мама, служанка и я» или «Адрес неизвестен». Я буду писать французскую часть, Каплер — русскую. Естественно, что Ее будет играть француженка, а Его русский артист — симпатичный, с открытым лицом, лет тридцати восьми. Для французов он должен быть воплощением русского человека.

«Беглецы»

— Что, по-вашему, характерно для сегодняшнего дня французского кино?

— Сегодня прогрессивному режиссеру получить работу такую, какую он хочет, — дело очень трудное. Сегодня для постановки фильма нужна не важная проблема, а международный капитал и «звезды». В почете гангстерские ленты, пустые комедии, фильмы, запрещенные для показа несовершеннолетним.

Серьезному кинематографу противостоит и так называемая «новая волна». Режиссеры этой «волны» — представители зажиточного класса. Их творчество не для широкого зрителя, а для снобов. У них за душой нет ничего глубокого, настоящего, о чем могли бы рассказать. Говорят, что они ищут новые формы. А я думаю, что их так называемый современный стиль — это просто отсутствие знаний своей профессии. Как если бы в литературе объявили новым стилем незнание правил орфографии и пунктуации. Режиссеры очередной «новой волны» 1968 года — Ив Буассе, Ги Жиль, Франсис Леруа, Жан-Даниэль Симон, — несмотря на молодость, имеют большой профессиональный опыт. Сейчас все зависит от того, за какие темы они возьмутся.

Сегодня концентрация кинопроизводства и кинопроката, происходящая во Франции, ликвидация многих независимых фирм тяжело ударили по тем художникам, которые не хотят подчиняться моде, которые хотят быть честными. Но они разобщены, им необходимо объединиться, найти общий язык. Нужно прекратить раздоры между молодыми и старыми режиссерами. Вместе мы сможем решительнее разговаривать с властями.

«Папа, мама, служанка и я»

Что касается меня, то мои надежды сегодня связаны с телевидением, находящимся во Франции в руках государства. Я верю в его большое будущее.

Я оптимист. Это не значит, что я наивен, — я знаю жизнь и подвергался ударам судьбы. Но оптимизм — мой жизненный принцип.

— Судя по вашим фильмам, этому принципу вы следуете не только в жизни, но и в искусстве.

— Я верю в человека, в его добрые чувства, в его благородство. Для меня плохой человек — исключение. Для меня на свете мало плохих людей: есть люди несчастные, заблуждающиеся или обманутые. Но не думайте, что мои герои только добры. Если бы они были только такими, они были бы идиотами или существами, лишенными всякого интереса. Я стараюсь их показать правдиво, но не в исключительном, не в необыкновенном, а в повседневном. Добрые чувства никогда не бывают скучны. Этому принципу следуют и советские кинематографисты. Их произведения романтичны, душевны, согреты чувством. Таковы и «Баллада о солдате», и «Последний месяц осени», и «Отец солдата», и «Нежность», и «Маленький беглец», и многие другие картины советских режиссеров. Я снимаю шапку перед советским кино. Я хорошо знаю ваше искусство. Первый раз я приехал в СССР еще в 1939 году как актер, участник представления французского рабочего театра на Декаде международного революционного театра.

Не знаю, удастся ли мне осуществить совместную постановку, но я хочу показать в этом фильме то, что свойственно и вашему обществу и вашему искусству: вы не ангелы, но вы сердечные люди.

...После отъезда Ле Шануа из Москвы он прислал в Комитет по кинематографии письмо: «Я знаю разных людей вашей страны. Знаю, какое глубокое и великодушное сердце дала им природа, какая горячая у них душа, сколько нежности и понимания в каждом из них. Именно потому я как художник хочу попытаться высказать все это советским людям, хочу выразить свое восхищение ими.

Улыбка... Улыбка... Улыбка... Она будет основой нашего совместного фильма «Вести из Москвы». Я хочу показать советских людей влюбленными в жизнь, активными, глубокими, дружескими, впечатлительными. Такими, какие они есть в своем большинстве. К этому я стремлюсь как режиссер, сценарист и давнишний друг Советского Союза».

1968 г.

Мишель Морган

Получилось так, что весной 1972 года в Москве показывались сразу две картины с участием Мишель Морган, картины, которые отделяют друг от друга почти тридцать лет. На Неделе французского кино демонстрировалась лента Мишеля Девиля «Бенжамен», снятая в 1967 году, — последний из фильмов, где играет Мишель Морган, а в прокат поступила картина Марселя Карне «Набережная туманов», снятая в 1938 году и принесшая тогда мировую славу восемнадцатилетней дебютантке. Мир изящных плутней влюбленных аристократов в «Бенжамене» даже отдаленно не напоминает мир чувств влюбленного дезертира (Жан Габен) к девушке Нелли (Мишель Морган), случайно встреченной им на пустынном туманном берегу. Но те, кто смотрел подряд оба этих столь непохожих один на другой фильма, может быть, почувствовали в них какую-то общую интонацию. Она шла от Мишель Морган, от ее прекрасного загадочного лица, не ставшего менее прекрасным и менее загадочным за тридцать лет, огромных прозрачных чуть диковатых глаз, сдержанного достоинства и женственности, которыми дышит весь ее облик, от неповторимости ее личности.