Заря коммунизма
Шрифт:
– Аграфена Степановна! Соединили!
Девочка прошмыгнула вперёд бабушки и юркнула в кабинку. Она схватила холодную трубку и дрожащей рукой прислонила её к уху.
– Папа?
С той стороны донеслись скрипы, трещание, тщетно мужской голос на другом конце страны пытался докричаться. В отчаянии Маша глянула на бабушку. Та подоспела на помощь, выхватила телефон и громко заговорила:
– Паша?! Сынок?! Ты нас слышишь?!
И тут же вернула трубку внучке.
– Папа?
– Да? Я слушаю, говорите! – прозвучало очень далёким родным голосом с помехами, и у девочки ёкнуло сердце.
– Папа, это я...
– Плохо слышно! А, чёрт! Почему никто не может починить
И связь оборвало.
Маша растеряно вернула трубку на место и разочаровано вышла из кабинки.
– Там что-то на линии, – участливо высунулась в окошко почты женщина с пышной причёской. – Уже несколько дней то и дело срывается. И не прозвонить...
– Как жаль-то! Как жаль! – запричитала бабушка, боясь, как бы эта новость не огорчила внучку и не вернула её прежнюю полную замкнутость.
– Тогда идём домой? – спросила Маша, а у самой наворачивались слёзы.
– Пусть пройдёт немного времени, – подошла бабушка, ободряюще обняла девочку за плечи и повела в село. – Они там всё починят, поправят, и я снова закажу звонок. В субботу или воскресение, когда ты точно будешь дома.
Маша кивнула и позволила себя увести.
– Давай завтра сходим к Матрёне Петровне на похороны? – неожиданно попросила девушка.
– Зачем это?
– Она была хорошей...
– Не она ли и рассказала тебе о вампирах? – с подозрением покосилась Аграфена Степановна.
– Да, она.
– Вот ведь старая калоша, а!
– Не говори так о ней!
– А как мне ещё говорить?! Как ей ума-то хватило! Не её это дело, детям ужасы такие рассказывать!
Маша разозлилась, отскочила от бабушки и выпалила:
– А чьё это дело?! Родителей? Так их у меня нет! Или бабушки?! Так я спрашивала, а она ответила, что Галина Александровна бесноватая! И отправила меня в самую гущу вампиров! Без защиты, без знаний, с одним лишь крестиком!
– Машенька... Я же о тебе переживала... Когда не знаешь, так ведь лучше...
– Так переживала, что готова была отдать на съедение?!
– Ну вот что, – бабушка больно схватила её за руку и потащила в село, – говори да не заговаривайся! Я оградить тебя хотела!
– Оградила!
– Да! Как умела! Твои родители тоже хороши! Увезли незнамо куда, я и видеть тебя не видела!
– А причём здесь это? – не поняла внучка, и Аграфена Степановна спохватилась.
– Расстроилась я, вот и мешаю старые обиды в одну кучу! Идём домой, у меня полно дел!
Девочка не стала спорить и нехотя пошла позади раздражённой бабушки. Машу вновь швырнуло в бездну уныния, и как бы она ни карабкалась, как бы ни просила о помощи, всё было пустынно и одиноко. Затем она вспомнила обаятельного Константина Петровича. Было в нём что-то притягательное, но в то же время отталкивающее, рядом с ним её коленки подкашивались, а сердце замирало, и всё же это не была влюблённость. Совершенно очевидное теперь отсутствие чувства заставило Машу посмотреть на мужчину иначе. По тонкой ложбинке позвоночника пополз холод, и страшная догадка, даже не догадка, а явная уверенность ударила в девочку невидимым разрядом. Нет, неспроста он заявился к ним в дом... Впрочем, может оно и к лучшему. Все они говорили, что это приятно: и Люда, и Галина Александровна. Может, и ей стоит попробовать? Ведь за последние полгода она не ощущала ничего хорошего.
Глава 17
Тягучий день неторопливо перетёк в тревожный вечер. Чем темнее становилось на улице, тем порывистее бабушка делала дела. А когда стрелка старых часов указала на восемь, Аграфена Степановна захлопнула входную дверь, как
будто от силы нажатия могло что-то измениться, и звонко задвинула клин. Маша сидела в столовой и безуспешно читала книгу. Она видела метания бабушки, но не пыталась ей помочь. Вместо этого девочка мрачно ожидала, когда к ним в дом постучит стратилат. Она была уверена, Люда передала её послание, да и неспроста он приходил сегодня днём... Маленькое сомнение всё же терзало Машу – вдруг председатель просто председатель, а остальное она подрисовала?За окном совсем стемнело, Аграфена Степановна села рядом с внучкой и сказала, с опаской поглядывая на тёмно-серое небо:
– Сегодня днём мы слишком разволновались, напридумывали ерунды...
– По-моему, ты не веришь в то, что говоришь.
– А ты почём знаешь?
Девочка не ответила и опустила глаза в пол.
– Машуль, ты не обижайся на меня, а?
– Я не обижаюсь, – донёсся безразличный ответ.
– Мало того, что Паша по военному делу и сам себе не принадлежал, да ещё и тебя таскал повсюду. Ну и маму твою... – поспешно добавила она под конец. – А я тут одна куковала, всю жизнь...
– А дедушка?
– Рано он ушёл... Мне было всего-то сорок с небольшим.
– Мне об этом не рассказывали, – смягчилась девочка.
– Потому что ты со мной-то и не была! Я бы тебе всё-всё рассказала! Но Паша как узнал про упырей этих...
– По-моему, он всё правильно сделал. Увёз семью подальше.
– А я-то?! Я-то не семья?! – с обидой хлопнула ладонью по груди бабушка.
– Ты могла уехать за ним.
– Мы с дедом дом этот сами строили! На каждом кирпичике наш пот и кровь! Как я его брошу?! А хозяйство?! Кур куда? Гусей?!
– И это гораздо важнее того, что в любой день тебя могут убить?
– Но не убили же! – наивно и немного глуповато воскликнула бабушка, отчего у Маши поднялась тошнота. – К ним ведь привыкаешь, к вампирам этим... Они как болото гадкое, как лес дремучий, есть и есть, ничего поделаешь! А жизнь-то идёт!
Девочка ошеломлённо посмотрела на женщину и онемела.
– Ну живут они себе под боком, ну промышляют... Звери же дикие тоже едят людей!
– Поэтому мы и построили города, чтобы быть в безопасности и не хоронить родных...
– Маша, кровиночка, послушай! Мне надо, чтобы ты всё поняла... – Аграфена Степановна выглядела отвратительно: заискивающе, виновато и вместе с тем непоколебимо. – Упыри эти просто как особенность нашего села!
У внучки снова пропал дар речи. Она и без того не испытывала к бабушке глубоких чувств, самое большое – благодарность, но теперь, когда от слов женщины повеяло смрадом и глупостью, Маша осознала – понятно, почему отец сбежал и забрал с собой семью. Но не понятно, почему полгода назад всё-таки бросил её, родную дочь...
Маша лежала в кровати без сна. Воздух в комнате казался спёртым, но она не могла открыть окно – воспоминание о ползущей Галине Александровне твёрдо засело в голове. Но несмотря на это, девочка с романтической тоской подумала о стратилате. Вот бы он всё-таки пришёл, укусил её, и боль от прожитой короткой жизни стёрлась, позабылась, а на её место пришло бесконечное блаженство. Затем она подумала о крови – ей предстоит пронзать тонкую кожу шеи и впиваться клыками в горячую плоть... Маше стало не по себе, и слабые рвотные позывы скрутили челюсти около ушей. Она бросила рассеянный взгляд в окно, за которым чернели ветви слив, и вздохнула. Постепенно зрение соединилось напрямую с осознанием, и девочка быстро села в кровати: за стеклом торчала чья-то голова. Сколько бы раз Маша ни моргала, ни протирала глаза, ни щипала себя за руку – видение не исчезало.