Заря коммунизма

– Подъём, – улыбнулась пиявица и стряхнула с волос крупные капли.

Не успела она это произнести, как в коридоре раздался звонкий голос Валентины Михайловны.

– Сегодня будет прекрасный день, – зловеще заявила Люда, но ей так никто и не ответил.

Интернат зашевелился, загудел, донёсся суматошный топот самых голодных ребят. Девочки собрались быстро и вышли к мокрым умывальникам, где уже столпилась очередь.

– Вечером приходи ко мне, – шепнула Маша Лиде, когда Новосёлова и Сидорова оказались далеко от них.

– А твоя бабушка не будет против?

– Да нет, не думаю. Наоборот обрадуется.

– Почему? – спросила девочка и пытливо заглянула в большие глаза подруги.

– У меня наконец-то появился друг, – совершенно серьёзно ответила та.

– Только вряд ли она обрадуется таким друзьям...

– Каким это – таким?

Лида замолчала. Она опустила голову и принялась ковырять носком яркие от влажности травинки. Только она собралась с духом, чтобы ответить нечто откровенное, а Маша поняла это точно – по дрогнувшим губам, по печали, нехарактерной для девочки, как где-то запели:

Что стоишь качаясь, тонкая рябина,Головой склоняясь до самого тына...

Лида мгновенно напряглась, застыла, маленькими рывками повернула голову к дороге и приоткрыла рот. Там, из влажной серости тумана, показались две фигуры. Одна – тонкая, угловатая, ветром дунешь – упадёт, и другая – коренастая, округлая и очень звонкая.

– Это кто? – удивилась Маша.

Но подруга почему-то не ответила. Она сорвалась с места и кинулась к разгульным силуэтам.

– Нет!!! – донеслось категоричное заявление, и плотно сбитая тётка с лёгкостью поволокла на себе пушинку-мужичка, обходя девочку вокруг.

– Смотрите-смотрите, – донеслись смешки, – это ж мамка Лидкина...

Заинтересованные ребята зашушукались, утренний сон как рукой сняло. И только одна фигура в разношёрстной толпе школьников выделялась иным отношением: Люда с торжеством глядела на разгоравшийся позор. И тут Маша ответила на все свои вопросы...

Из интерната вышла Валентина Михайловна в тёмном шерстяном костюмчике. Она живо уловила в воздухе скандал и посмотрела на дорогу. Лида шла спиной вперёд и что-то яростно втолковывала маме, но та ни в какую не соглашалась и лихо тащила на себе местного алкаша Николая. Впрочем, тот был не против и любовно закатывал глаза, когда доярка обращала на него мимолётное внимание.

– Я просто спрошу, как тут моя дочура! – убеждала Лиду мама, когда троица оказалась в ста метрах от интерната.

– Не надо, просто иди домой, – втолковывала девочка, и у Маши от жалости стиснуло в груди – такой растерянный и подавленный был голос у подруги.

– О! Валентин Мхална! – отодвинула в сторону дочь женщина. – Как моя Лидуся?

Учительница опешила, не зная, как себя вести, а затем то ли получила приказ от пиявицы, то ли разозлилась сама:

– Как вам не стыдно! Вы почему пришли сюда в таком виде?

– А ты меня не учи! У самой-то, небось, тоже рыло в пуху?

– Мам, пожалуйста, уходи, – Лида вцепилась в руку матери и пыталась оттащить её назад, но дядя Коля позорно щёлкнул её по лбу. Тогда девочка отстала.

– Вот они, умные-образованные! – уткнула руки в бока мама Лиды. – А мы, значит, хуже тебя?! Мордой не вышли?!

– Простите, я забыла, как вас зовут? – учительница подошла немного ближе.

– Лизавета я, – сообщила женщина, а затем, гордо выпятив грудь, добавила: – Викторовна!

Ребята захихикали, и Валентина Михайловна строго на них посмотрела.

– Елизавета Викторовна, вам лучше уйти. Сейчас мы умываемся и идём завтракать, а затем...

– Так мы с вами пойдём, да, Коль? – пихнула женщина алкаша в бок и залилась противным смехом. – По пути и побалакаем!

Лида, бледная и затравленная, на каменных ногах вернулась к умывальникам. Она не смела поднять глаз, но боковым зрением прекрасно видела, как Верка Исаева беззвучно пародирует её мать.

– Не расстраивайся... – тихо подбодрила Маша, и подруга сжала кулаки.

– Не понимаю, почему она это сделала... Она же не пьёт... Что на неё нашло?.. Дядь Коля во всём виноват... Постоянно к нам шастает... Но раньше она его выгоняла... Почему сейчас не выгнала?..

– Твоя мама ни при чём, – одноклассница взяла Лиду за руку и заставила поднять голову. – Это Люда.

Подругу точно ударила молния – она посмотрела на мать, которая не переставала пререкаться с учительницей на потеху ребятам, а затем на комсорга. Та не просто светилась от удовольствия, а сияла как бенгальские огни.

– Я её убью! – рванула Лида к пиявице, и Маша с трудом её удержала.

– Она это не сама! Её заставляют, понимаешь?

– Никто её не заставляет! Она могла выбрать любую тушку, но хочет меня!

– Если ты ей поддашься, то... – девочка не договорила и ошеломлённо уставилась на подругу.

Лида оттягивала на шее нить и уже не слушала Машу. Её внимание было слишком далеко, чтобы снова до него добраться.

– Я! Я вырастила её одна! – закричала Елизавета Викторовна и рванула на себе халат, из-под которого вылезли чашечки бюстгалтера. – Мне никто не помогал! Все рожу воротили! Плевали, как на собаку! Нет! Хуже! Собаке хоть кость перепадала, а мне что?!

Пьяные глаза женщины пылали. В них плескались не только боль и возмущение, но и вызов, раздражение, праведный гнев. Эти чувства, как и многие другие, копились в сердце много лет, а теперь излились на самого неподходящего человека.

– Пожалуйста, успокойтесь, – подняла ладошки учительница, но вместо того, чтобы принять этот жест как примирение, Елизавета вдруг существенно толкнула Валентину Михайловну в плечо. Крепкая рука доярки заставила простодушную женщину покачнуться и едва не упасть.

Все вокруг затихли.

– Не могу больше... – прошептала Лида и сдёрнула крестик.

Пиявица сверлила девочку глазами, но как только единственная защита пала, она подошла к Елизавете Викторовне и совершенно серьёзно произнесла:

– Идите домой, выспитесь. И вам следует извиниться перед нашей учительницей.

В тот же миг выражение лица доярки прояснилось, и в нём отразился ужас и стыд.

– Простите меня, бога ради! – искренне прижала она руки к груди и оттолкнула от себя сухопарого Николая. – Не понимаю, что на меня нашло...