Защита Чижика
Шрифт:
— Когда я могу подъехать?
— Прямо сейчас.
— Хорошо, я выезжаю.
От госпиталя до виллы — двадцать минут езды, если не гнать. Петляков не только не гнал, он добирался все сорок минут. Пока согласовывал, пока то, пока сё. Может, и машину пришлось заправлять? Легко.
— Из госпиталя пришли, — сказал Ахмет.
— Зови, — ответил я. — И приготовь, пожалуйста, напитки. Гранатовый сок, минералку.
Ахмет и Адиля работают по дому. По вилле, ага. Остальную прислугу мы распустили на время отсутствия остальных обитателей, Ми и Фа, Лисы и Пантеры, бабушек. Что здесь делать остальной прислуге?
Гостя я встретил приветливо, усадил в мягкое кресло, расспросил, как добрался, был ли путь благополучен? Какие вести с родины, все ли домочадцы в добром здравии? Предложил напитки, особо порекомендовал гранатовый сок. Это не из трехлитровой банки пить, это сок живой, только-только из плода получен.
Уговорил, да.
Потом я прочитал ему интересующую часть «Зеленой Книги»:
— Послушайте, Матвей Матвеевич: «Жилище должно обслуживаться теми, кто в нём живёт. В тех случаях, когда участие работников все же необходимо, домашняя работа должна выполняться не прислугой, работающей за плату или бесплатно, а работниками, пользующимися правом продвижения по службе и имеющими те же социальные и материальные гарантии, что и остальные работники сферы общественных услуг»
Вот я и думаю, товарищ майор: Ахмед, что подавал напитки, и Адиль, которая сейчас занята другими делами, занимаются домом. Виллой. Если бы жилищем занимался я, у меня просто не оставалось бы времени на другие дела. Если бы занимался после того, как сделаю другие дела, мне бы не хватило времени, и дом бы пришел в небрежение, что недопустимо. Следовательно, домашние помощники мне необходимы, разве не так?
— Допустим, — осторожно сказал начмед. — Или вы можете переселиться в небольшую квартиру. Или даже в общежитие. Врачи нашего госпиталя так живут, и ничего, не жалуются.
— Врачи госпиталя очень даже жалуются, — возразил я. — Интересуются, нет ли в «Космосе» вакансии.
— А вы? Что вы отвечаете?
— Пока не истек контракт с госпиталем, вопрос не имеет смысла, — уклонился я от ответа. — Возвращаясь же к ситуации: какое продвижение по службе я могу обещать Ахмеду и его жене? Никакого. Социальные и материальные гарантии? Так это именно плата и есть, деньги гарантируют доступ к материальным и социальным благам. Вопрос осложняется тем, что Ахмед и Адиля — не граждане Ливии.
— Нет? А кто же они?
— Наши соотечественники. Жили на берегу великой реки Итиль, работали… где надо, там и работали, а, выйдя на пенсию, захотели сменить обстановку. Их мне порекомендовал уважаемый человек, и вот они — здесь. Прошу, Матвей Матвеевич, подумайте над этой ситуацией, а когда я вернусь из Союза, мы ещё поговорим. А теперь… Впрочем, давайте пройдём к бассейну, там прохладно, и небо синее. Какая прекрасная земля — Ливия!
Начмед меня понял, и мы прошли во внутренний дворик и сели у фонтанчика. Не очень большого, но дающего прохладу, и журчанием своим создающим акустическую завесу. Нет, прослушивающих устройств на вилле быть не должно, но кто знает, что придет этим пчёлам в голову.
— Теперь можете говорить свободно, — сказал я начмеду.
— Они и в самом деле наши? — спросил Петляков. — Ахмет и его жена?
— В самом деле.
— Я по поводу больного.
Вы… Вы никому не докладывали о своих подозрениях?— Какого рода подозрениях? — деланно спросил я.
— Ну… О лучевой болезни?
— Ах, вы об этом… У меня, дорогой товарищ майор, начальства нет. Даже вы, при всём уважении, ни разу мне не начальник. И полковник Давыдов ни разу не начальник, опять же при всём уважении.
— А… А местным властям?
— Вы полагаете, было нужно? Но мы проверили: источником радиоактивного заражения больной К. не является. Конечно, у нас нет той аппаратуры, которая обследовала бы его в полной мере на радионуклиды, но…
— Нет, нет, всё правильно, — думаю, просветленное лицо начмеда было заметно даже из космоса. — Мы, конечно, на всякий случай обследовали — одежду, смывы с кожи, мочу, кал — никаких оснований подозревать радиацию, как причину патологии, нет.
— Вот и славно, — сказал я. — Откуда в пустыне возьмется источник радиации, мощный источник? Ниоткуда.
— Вот именно, — подтвердил начмед.
— Не с неба же свалился на бедного инженера.
— Нет, конечно, — но начмед опять поскучнел.
— Как, кстати, его состояние?
— Мы поставили ему диагноз «Отравление суррогатами алкоголя». Вы тоже думали об этом?
— Это был наиболее вероятный диагноз. Частые болезни встречаются часто.
— Именно, именно, именно. Пьют невесть что… Лучше бы разрешили водку. Мы-то не мусульмане, нам можно. Нет, не здесь, но в пустыне-то кому помеха?
— Так каково же состояние этого инженера? — не отступал я.
— Тяжёлое, — вздохнул начмед. — Настолько тяжёлое, что мы его отправляем в Союз. Транспортный самолет должен — он посмотрел на часы, — да уже сейчас должен взять курс на Москву. А мне пора возвращаться в госпиталь. Заступать на дежурство.
— Работа в госпитале — это благо. Это не в шахматы играть. ?? ??? ??????? ???? ??? ??????? — напутствовал я его.
И пошёл слушать радио. Не появился ли у «Космоса — 954» брат по несчастью?
Но никто ни о чем ни полслова. Спите спокойно, жители Багдада, Триполи, Москвы, спите спокойно!
Спите… спите… спите…
Глава 5
29 апреля 1980 года, вторник
Земля — воздух — земля
Прощались мы по-арабски. С обнимашками, но всё-таки без поцелуев. Сначала во дворике «Космоса», где тень от финиковых пальм ложилась на белый мрамор, а воздух был густ от аромата сирени и крепкого кофе. Потом — в аэропорту, где уже не пахло ничем, кроме бензина и человеческой суеты.
В аэропорт меня провожали одни старики — Женя, Сеня, Игнат. Все трое в галабеях, с куфиями на головах, в сафьяновых туфлях, вышитых золотыми нитями. Одежда их была просторна и удобна, как сама жизнь в этой стране — неторопливая, словно течение Нила в его низовьях. Они постепенно привыкают к местным обычаям, к этому солнцу, которое своих не жарит, а ласкает, к этому ветру, что несёт с моря не прохладу, а лишь намёк на неё.
А я стоял среди них в своём европейском костюме, в галстуке, который уже казался мне ненужной удавкой, в туфлях, жмущих ноги после месяцев вольных сандалий. В Москву ведь улетаю.