Защита Чижика

Но стращать полковника я не собирался. Так только, чтобы границы чувствовал. Не путал моё и наше.

— Насчет финансирования я поговорю со своим министром, с Чазовым. А вы, товарищ полковник, со своим. Глядишь, и подбросят снарядов в Сталинград. Ну, я надеюсь… — доброжелательно, и даже покровительственно произнес я.

— Мы… Я… Я очень устал, знаете. Вот иногда и несу чушь, — повинился Давыдов.

— Это бывает, Егор Петрович, это бывает. Не бережете вы себя. Светя другим, сгораете. А вы не лампочка копеечная, не свечечка. Вы нужны людям, нужны и себе. Светить можно, сгорать — нет, — сказал я тоном посвященного в тайны бытия. Только что по плечу не похлопал. — Знаете, резервы, они и у вас есть. Направляйте на обследование не тех, кто требует, а тех, кому это необходимо.

Да, три четверти направленных в «Космос» из госпиталя могли прекрасно пройти обследование и в госпитале. Не только могли, но и проходили. Но ведь рядом есть чудо медицины, самые новейшие аппараты, их даже в Кремлевке нет, а тут — пожалуйста! И зачастило к нам начальство великой стройки. Крупное, среднее, а за ним и мелкое устремилось.

А мы что? Мы ничего, мы руку набиваем, опыта набираемся. Любой каприз за ваши деньги. Не прямо ваши, из своего кармана никто не платит. Из кармана госпиталя. Средства исчерпываются быстро, а привычка по первому свистку получить премиум-обследование остаётся. И плодятся жалобы. А это — повод придержать карьеру.

«Космосу» жалобы неверных безразличны, а вот госпиталю терпеть, улыбаться, и просить «в порядке исключения», а оно им нужно?

И тут на столе зазвонил телефон. Обыкновенный, наш, советский. Красной пластмассы. Только без номеронабирателя.

Полковник взял трубку, прижал крепко к уху, но я расслышал. Срочно принимайте больного из Жёлтой Реки, сделайте все возможное и невозможное, вот что сказали.

Жёлтая Река, вот оно как. Yellow river is in my mind and in my eyes

— Простите, но у меня срочное дело. После договорим, — сказал он.

— Ещё как договорим, — согласился я.

На прощание я бросил взгляд на барометр. Стрелка теперь указывала на «Бурю». Песок, смешанный с обрывками плакатов «Слава труду!», бился в стекло, словно требуя впустить его внутрь, мол, я здесь хозяин.

Глава 4

27 апреля 1980 года, воскресенье

Задача на сообразительность

— Итак, мы начинаем!

Передо мной — четыре конверта. Женя Конопатьев, Игнат Шишикин, Сеня Юрьев записали свое мнение, положили в конверты, то же сделал и я.

Мнения — по поводу обследуемого больного, Ивана Григорьевича К., инженера, геолога и просто советского человека. Его доставили к нам под утро. Экстренное обследование. И мы постарались. Тяжёлый случай, видно невооружённым глазом. А вооружённым новейшей техникой, видно ещё лучше. Но следует понять, что мы увидели. Перед лабораторными анализами снимайте шляпу, но не теряйте головы — этому нас ещё на третьем курсе учили. И хотя возможности «Космоса» несравненно больше, нежели лабораторные анализы, это отнюдь не освобождает от обязанности думать, напротив, пищи для размышлений становится только больше. «Чем больше телескоп, тем больше перед вами загадок вселенной» — оттуда же, с третьего курса.

Собрались мы в ординаторской «Космоса», где стоит книжный шкаф, где есть аквариум, большой, с рыбками, но главное достояние ординаторской — самовар. Электрический, но пузатый, под старину. Да, врачи любят пить чай. В одном пакетике заварки, будь то наш, «Советский Краснодар», или британский «Липтон», обыкновенно содержится пятьдесят миллиграммов кофеина, или около того. Если в чашку кипятка опустить два пакетика, будет сто миллиграммов, что бодрит — умеренно. Другие алкалоиды-теины расширяют сосуды, предотвращая повышение давления. А чайная ложка гречишного мёда дает топливо для маленьких серых клеток. Не таких уж, впрочем, и маленьких. Кнутик и пряник в одной чашке. Выпил, и два часа работаешь в турборежиме. Проверено в школе «Ч»: шахматные задачки после чая решаются и вернее, и быстрее.

Я достал из конвертов листки, разложил на столе. Стол в ординаторской большой, прочный, довоенной работы, двенадцать докторов уместятся без тесноты. Но сегодня нас только четверо, старая гвардия.

На листках мы написали предварительные диагнозы. На листках — чтобы избежать влияния «общественного мнения». Сначала каждый излагает собственное. Чтобы топором не вырубить. Никого, да. Нам не нужны Раскольниковы, нам нужен Пётр Петрович Лужин. Человек в поисках истины.

Поставить диагноз «с лёта» удается не всегда. Положим, откусит акула ногу пловцу, тут всё ясно, травматическая ампутация конечности, не поспоришь. А вот если человек жалуется, что всю ночь слышит голоса — это что? Живёт в общежитии? Слуховая галлюцинация? Правильный ответ — работает транзисторный приёмник. На пятом курсе был случай. У парня с нашего потока. Стал слышать голоса по ночам. Причём, на иностранном языке. Кажется, на английском — в языках он был не силён. Приёмник завалился за диван, включенный, но работал, на минимуме, тихо-тихо, днём и не разобрать, а батареек хватило надолго. Ночью же, когда всё вокруг умолкало, он слышал Би-би-си. На английском. А языка не знал. Потому решил, что его кто-то облучает. Скрытый враг, шпион, или что-то вроде. То ли со спутников, то ли ещё как. Смешно, да не до смеха. Помог сбор анамнеза: парень делил комнату с братом, моряком. Брат ушёл в плавание, дальнее, тогда-то и начали звучать голоса. Причина в том, что у брата был радиоприемник, хороший, купленный в «Альбатросе». Доктор посоветовал человеку обыскать комнату самым тщательным образом. И — ура, ура, разгадка оказалась за диваном. А могло всё кончится печально, да.

Сегодня утром из госпиталя доставили больного — для обследования. Доставили, потому что больной был в том состоянии которое обычно расценивают, как состояние средней тяжести. Сам бы не дошёл. В госпиталь он попал ночью, как только улеглась песчаная буря, но госпитальных возможностей оказалось недостаточно. Давай в «Космос»!

Давай.

И вот мы его проверили и так, и этак, результаты передали сопровождению, и больного увезли назад, в госпиталь. У нас-то стационарного отделения нет, не наша функция. Может быть, когда-нибудь, потом, но вряд ли. Это совсем другая структура — госпиталь. Совсем-совсем. И по штатам, и по деньгам, и вообще.

И потому наши доктора практикуют в больнице Аль-Фатех. Хирургам нужно постоянно оперировать, чтобы не было рахита, то бишь чтобы навык не терять, а, напротив, развивать и наращивать. Терапевтам тоже полезно. Диагностика диагностикой, амбулаторный приём — хорошо, но стационара заменить ничто не может.

Больного, значит, увезли, а мы стали думать. Полезное занятие. Желательно каждый день думать, хотя бы по полчасика. Лучше час. А вот больше — не всякому полезно.

В листках каждый написал три возможных диагноза, диагноза-кандидата. Отравление — ну, это понятно. Инфекция — тоже очень может быть. Наши организмы к африканским вирусам непривычны. И поэтому все эти диагнозы заподозрили.

Но опять же все заподозрили и третью вероятность — острую лучевую болезнь. Что меня порадовало. Не сам диагноз, конечно, но то, что все вспомнили о нём.

В нашей практике такого прежде не встречалось — острой лучевой болезни. Откуда? Одна лишь теория. Если НАТО размещает в Европе ракеты средней дальности, мы должны быть готовы ко всему — так считали, да и сейчас считают те, кто составляет учебные программы.

Собственно, сомнения диагноз не вызывал. Сомнение вызывал анамнез, вернее, его отсутствие. Что нам было известно? Нам ничего не было известно. Обследуемый ничего не говорил. То есть говорил-то он многое, но ничего такого, что указывало бы на причину его состояния. А состояние было неважное: головная боль, слабость, повторная рвота, снижение давление, сухость слизистых. Тут о чем в первую очередь думаешь? Об отравлении суррогатами алкоголя. Частые болезни случаются часто, опять же третий курс, а отравление этими суррогатами происходит чуть не каждую неделю: за невозможностью выпить водки, пьют что попало. Но, во-первых, инженеры что попало всё-таки не пьют, а во-вторых, анализы не показали наличие алкогользамещающих веществ в организме. Инфекция? Опять картина не укладывается в диагноз.

Исключите невозможное, и то, что останется, будет истиной, какой бы маловероятной она не казалась, учит нас доктор Конан-Дойль.

Откуда здесь, в Ливии, в пустыне, на трассе Великой Рукотворной Реки, или рядом, источник радиации, причем источник мощный? Ведь, судя и по клинической картине, и по данным обследования, пострадавший заполучил от трех до пяти зиверт, по старинке — от трехсот до пятисот рентген в биологическом эквиваленте. Такую дозу где попало не схватишь.

— Может… Может, ядерное оружие? — предположил Игнат. — Секретная база?