Защита Чижика

И теперь… Теперь в «Москве» всё дышало импортной технологичностью. Кофемашины, похожие на реторты алхимиков, булькали и шипели, рождая эспрессо невиданной крепости и аромата. Посудомоечные агрегаты гудели, как мирные кибернетические звери, переваривая горы фаянса. Лифты бегали бесшумно и точно. В номерах стояли телевизоры с дистанционным управлением — диковинка! — и кондиционеры, способные создать микроклимат по желанию постояльца. Нет, конечно, первоначальный план был железобетонным: использовать только свое, родное, советское! План — это святое. Но…

Но не нашлось.

В самом деле, честно, не нашлось. Оказалось, что в необъятном Советском Союзе, покорившем атом и космос, просто не выпускают оборудования для гостиниц высокого класса. Для гостиниц второго разряда, для общежитий, для ведомственных домов отдыха — пожалуйста! Выпускают. Громоздкое, капризное, вечно ломающееся, но выпускают. А для «Интуриста» одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, для витрины мирового уровня, для мест, где должны останавливаться буржуазные гости, чьи впечатления станут достоянием простого западного народа… Для этого — нет. Советское оборудование для таких задач откровенно не годилось. Оно было функциональным, как лопата, и эстетически близким к станку токарному. Представьте: приезжает иностранец, делегат или журналист, заходит в свой «люкс», видит телевизор, размером с комод, показывающий оранжевое небо, холодильник, гудящий как трактор, и норовящий пуститься в пляс, пытается принять душ из крана, где вода то ледяная, то обжигающе горячая… Оглядывается и вопрошает с искренним, неподдельным удивлением: и это… всё? Это и есть вершина ваших достижений после шестидесяти трех лет строительства коммунизма? Серьёзно?

Такой вопрос хуже диверсии.

Но теперь-то… Теперь всё хорошо! Всё просто отлично! Не громче кота урчит холодильник, телевизор показывает нашу действительность во всей полноте палитры, бесшумно скользят лифты, а унитазы работают, как часы. В коридорах «Москвы», в её ресторанах и административных недрах, на Надежду и Ольгу смотрят не иначе, как на сошедших с Олимпа богов. Точнее, богинь снабжения. Юных, дерзких, обаятельных и непостижимо эффективных. Они прошли сквозь броню Министерства и вышли победительницами, добыв для «Москвы» невиданные сокровища Запада. Ну, и меня, завсегдатая этих мест, теперь холят и лелеют по-особому. Не просто как клиента с историей, а как человека, причастного. Причастного к великой Тайне Снабжения, к тому, как железные ломы девочек разбили бюрократический лед. Официанты особенно предупредительны, а порции стали щедрее. Я — свидетель и немножко соучастник.

Ну, и щедр на чаевые. Это тоже помогает.

И вот мы снова здесь. В новой «Москве». За столиком у окна, за которым бурлит вечерняя столица. Запахи… Да, все те же: краска, лак, новизна. Но теперь к ним примешивается аромат идеально приготовленного стейка (поставки мяса, кстати, тоже прошли через фильтр девочек), свежего хлеба из новой печи и «олимпийского» кофе. Мы обедаем. Вкусно. Здорово. Как у себя дома. Дома в этом странном, перекраиваемом на ходу мире, где сталкиваются планы и козни, Министерство и Андерсон, социалистическая реальность и импортная мечта о комфорте. Мир, где девочки с железными ломами становятся богинями, а гостиница превращается в символ победы комсомола и прогресса. Пахнет будущим. Слегка синтетическим, но очень привлекательным.

Дома мы не едим. Мы — это я, Надежда, Ольга — существа, втянутые в водоворот этой странной, бурлящей Москвы. Дома мы перекусываем. Как космонавты на орбите, поглощая функциональные калории из холодильника, больше похожего на шкаф с реактивами. Быстро, без церемоний, между делом. Энергия для следующего броска в мир, где решают вопросы снабжения гостиниц мирового класса и литературных судеб.

Ми и Фа — другое дело Для них бабушки — бабушка Ка и бабушка Ни — творят кулинарное волшебство. Строго по науке. Науке диетологии, детям — всё лучшее. И едят они, бабушки, тоже строго по науке. Но уже по науке экономии.

Сколько ни убеждали их, сколько ни втолковывали простые истины о том, что средства у нас сейчас — не то чтобы безграничны, но вполне достаточны, что деньги — условность, бумажки, назначенные решением партии и правительства, а не сокровища, отчеканенные из звонкого золота в подземных кузницах гномов, что копить их тяжкий, почти метафизический грех против логики прогресса… Всё напрасно. Инстинкт, вшитый на уровне генов, сильнее любых разумных доводов. Они норовили купить что-нибудь подешевле. Особенно для себя. Нам-то и так сойдет, мы привычные, говорили они, а в глазах светилась та самая неприхотливость, что пережила и голод, и войну, и очереди за всем подряд. Особенно бабушка Ка.

Отчасти выручали заказы — та самая магия «достать», которой владели Надя с Олей. Раз уплачено, значит, нужно использовать. Но и здесь бабушки включали свою загадочную логику сохранения. Продукты «долгоиграющие» — тушёнка, сгущёнка, банки с болгарским лечо или венгерским горошком — немедленно подвергались процедуре сокрытия. Их прятали. Тщательно, с любовью, как драгоценности. В глубины кладовок, а кладовки в нашей квартире знатные, слона спрятать можно. Или в дальний угол холодильника, подальше от глаз, подальше от соблазна немедленного потребления. Это на праздник!

Вы не знаете. Не знаете, что такое Нужда. Что такое настоящий Голод. Вам кажется, что это персонаж из страшной сказки, вроде Лиха Одноглазого или Бабы-Яги, которая детей в печи запекает. Сказка, да. Но помните: сказки порой становятся былью. И гораздо, о-го-го как гораздо чаще былью становятся именно сказки страшные. Вот так-то.

Надежда попыталась приглушить этот вековой страх, нависающий над кладовкой, как грозовое облако. Она купила тушёнку. Не просто банку-другую. Целых пять ящиков. Настоящей, армейской, с пятилетним сроком годности, в жестяных банках с суровым, лаконичным дизайном. Где? Как? Это оставалось ее профессиональным секретом. Теперь эти ящики выстроились в кладовке, накрытые весёленькой клеёнкой с цветочками. И они, эти ящики, явно согревали бабушек. Физически, конечно, нет. Но ментально — да. Они были материальным воплощением запаса, щитом против призрака Голода. Бабушка Ка, глядя на них, вздыхала, и в ее вздохе была странная смесь тревоги и удовлетворения.

История, как водится, имела корни. Глубокие, уходящие в прошлое. У бабушки Ка была своя бабушка, женщина из породы тех, кто читает газеты не только про передовиков производства, но и между строк. И вот эта прабабка, прочитав осенью 1939-го в «Правде» памятные статьи про конец «уродливого детища Версальского договора», поняла что-то такое, что не укладывалось в оптимистичные сводки. Начала она тихо, по-мышиному. Ежемесячно покупала по десять-пятнадцать банок консервов — на сколько хватало денег после обязательных трат. Сардины, шпроты, тушёнка. Квартира была небольшая, но, слава богу, отдельная, не коммунальная — меньше глаз. Приносила она эту добычу украдкой, по две, редко три банки за раз, и аккуратно укладывала в старый дедушкин сундук, обитый жестью. Старый, но вместительный. И строго-настрого запретила юной пионерке Ка болтать о запасах. Иначе придёт Царь Крыс. Придёт и всех сожрет подчистую, и нас, и запасы.

Юная Ка, конечно, не особо вникала. Ленинград 39-го, 40-го, даже первой половины 41-го — это светлая пора после суровых тридцатых. Жизнь налаживалась! Пионерские слёты, кино, чай с пирожными в 'Норде… Газеты клеймили паникеров в августе 41-го, уверяя, что продуктов в городе вполне достаточно, и даже более того. А врагу до Колыбели Революции — как до Луны! О тех, кто думает иначе, звонить по телефону…

А потом… Потом сундук стал сокровищницей. На этих консервах держались. Долго. Пока юная Ка, движимая порывом доброты, не отнесла банку драгоценных сардинок в масле своей подружке, у которой дома совсем туго стало. Прабабка узнала. И… не было скандала. Был взгляд, полный такого безысходного ужаса и предрешенности, что Ка запомнила его на всю жизнь.

И Царь Крыс учуял. Пришёл. И всё забрал себе.

Прабабка не пережила зимы.

Ладно. То было давно. Почти сорок лет назад. Сейчас жизнь — совсем хорошая! Не то что тогда. Превращать дом в продовольственный склад — бессмыслица, пережиток тёмных времен. Ладно уж тушёнка, с ней просто: следующим летом передадим тушёнку нашим бурденковцам-стройотрядовцам, в Чернозёмске с тушёнкой не очень, чтобы уж очень, бойцам науки лишние белки с жирами очень пригодятся. А бабушкам купим новые. Чтобы срок годности продлить. Стратегическим резервам — советскую гарантию!