Застава на Аргуни

Вспомнив что-то, одному ему известное, Кулунтай хитро подмигнул официанту и вышел из харчевни, мурлыкая под нос случайно услышанную где-то песенку о веселых гейшах…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В один из ясных, теплых дней июня на заставу возвратился Слезкин. Он поправился, окреп и даже заметно возмужал.

Он соскучился по товарищам и вернулся на Стрелку, словно в родной дом. Все здесь радовало его. И чистый заставский двор, и распускавшаяся зелень в скверике, и образцовый порядок в казарме, и запах ружейного масла. Он сбегал к своей Жемчужине и долго стоял, обхватив ее за шею. С Айбеком они обнялись, как два боевых ветерана. Повар Михеев схватил его лапищами и приподнял над землей, как мальчишку. Валька Дудкин, изгибаясь в поклоне, подал ему цветок.

— Здорово, дружище! — крикнул издали Морковкин, возвращавшийся верхом из наряда.

Выслушав четкий доклад бойца о прибытии, Торопов весело сказал:

— Вы совсем молодцом! Вот недельку отдохнете — и в строй!

— Я чувствую себя хорошо. Прошу сегодня же назначить в наряд, — проговорил Костя. — Соскучился я по работе.

— Нельзя нарушать предписания врачей, — возразил лейтенант, показывая на медицинскую справку. — Если хочется работать, идите к старшине. Он готовится к посадке овощей. Помогайте ему.

— А еще лучше, пожалуй, так, — продолжал Торопов, вытаскивая из планшетки полевую книжку. Он что-то написал, вырвал листок и подал его бойцу: — Возьмите эту записку, поезжайте к Моисею. Захватите продуктов, поживите у старика недельку. В тайге хорошо отдохнете.

Предложение лейтенанта Костю обрадовало. Он слышал о старом охотнике много интересного, знал по рассказам товарищей всех обитателей таежной заимки, но виделся пока лишь с одним Степкой — сыном Моисея, который иногда наведывался на заставу.

Пограничники встретили сообщение Кости с нескрываемой завистью. Нашлись желающие сопровождать его. Слезкин знал, что на заимке живет внучка Моисея — красавица Зойка, за которой многие из стрелкинцев пытались ухаживать. Любой из пограничников считал за счастье хоть на денек завернуть на заимку.

Костя не спеша укладывал в вещевой мешок продукты и слушал наставления товарищей.

— Возьми книжек побольше, — подсказывал Павличенко.

— Зачем они ему? Там будет не до книг. Нужно и поохотиться, и Моисею помочь, и за Зойкой приударить, — говорил Морковкин.

— Вот для нее и возьми, — пояснил Павличенко. — Любит дивчина почитать!

Слезкин сходил в ленкомнату, принес несколько книжек.

— Говорю заранее: расцелует она тебя, — пообещал Павличенко, перебирая книги. — С тоски помирает в этой глуши.

— Ты на Зойку особенно не заглядывайся, а то… знаешь… того… — предупредил Дудкин.

— Ну, таким щелкоперам, как ты, она запросто поворот даст, — бросил проходивший мимо Борзов.

— Я не о себе говорю, — огрызнулся Дудкин. — Моисей не любит, когда с Зойкой кто-нибудь шашни заводит. А насчет поворота вам, товарищ сержант, лучше помолчать. Вы его, кажется, одним из первых получили…

Борзов скрылся за дверью, сделав вид, что не расслышал замечания связиста.

— Еще тебе один совет, — проговорил Павличенко, помогая завязать мешок. — Не спорь со стариком. Жутко, как любит приврать. Хлебом не корми, а дай только поговорить. И, боже сохрани, перечить ему. В два счета выгонит. Станешь поддакивать — будешь есть сметану, сливки, мясо, ягодки. Попробуешь уличить в брехне — мигом скомандует: «Валяй-ка ты домой по столбам да больше не заглядывай!» А что это такое — спроси у Дудкина. Он тебе разъяснит.

Пограничники засмеялись. Дудкин сознался:

— Был такой случай, скрывать не стану… Через моисеевскую заимку проходит наша телефонная линия. Я частенько ездил «ремонтировать» ее. Первое время старик относился ко мне нормально. Я рассказывал ему о последних сводках Совинформбюро, возил Зойке книжечки.

— А «Даурию» ты, случайно, не туда уволок? — спросил неожиданно Павличенко, вспомнив, как ругались пограничники, обнаружив пропажу книги.

— Какую «Даурию»? — округлив глаза, спросил Дудкин.

— Будто и не знаешь — какую?

— Не знаю. Кроме Де Лапеги, я ей ничего не возил.

— Кого? — переспросил Павличенко засмеявшись.

— Ну, этого самого, который «Собаку на сене» написал.

— Будешь возвращаться — прихвати, — попросил Павличенко Костю, не обращая внимания на притворство Дудкина. — Только не Де Лапега, а Лопе де Вега.

Валька продолжал:

— А однажды Моисей увидел нас с внучкой за сараем. Не помню уж, о чем мы тогда шептались. Насупился старик, как барсук. Мне бы, дураку, к нему с подходцем, а я возьми да что-то возрази. «Что, говорит, по столбам захотел прошуметь?» Я на дыбки. Как же так: связисту и вдруг — по столбам? Тогда он мне и скомандовал. С тех пор «цепочка» там и не ремонтируется. Никак не могу осмелиться нанести старику «визит». Перед Зойкой стыдно… Будешь у них, разведай, какая там сейчас обстановка…

Восьмидесятилетний охотник Моисей Васильевич Потапов, коренной русак, неизвестно по каким соображениям нареченный родителями библейским именем, жил верстах в пятнадцати от заставы, в пади Дальджиканской. Добрая слава ходила по границе о старом охотнике.

Спросите у любого пограничника, знает ли он Потапова, и он вам непременно ответит:

— Моисея? Как же, как же! Кто же не знает Моисея?

Если собеседник разговорчивый, то из такого вопроса может возникнуть длинное повествование о доблестных похождениях смелого старика. Если вам предстоит дальняя дорога, будьте уверены: время пролетит незаметно. Вы даже пожалеете, что путь ваш недостаточно долог. Вам расскажут о том, что Моисей имеет на своем счету более двух десятков задержанных или подстреленных нарушителей границы, и о том, что он трижды участвовал в столкновениях с закордонными бандами, и о том, что ему принадлежит немалая роль в разгроме группы белогвардейского генерала Шильникова, и о том, что Моисей имеет грамоту Верховного Совета. Словом, вам расскажут столько любопытного, что вы обязательно захотите познакомиться с этим человеком.

Но лучше всех знают Моисея все-таки стрелкинцы. Для них он — свой человек. Не зря старшина Кукушкин сказал однажды: «Мы зачислили тебя, Моисей, в списки личного состава навечно. Ты — наш!»

Когда поселился Моисей в Дальджиканской пади, никто толком не знал. Поговаривали, что этот глухой уголок выбрал еще его отец — беглый каторжник с Карийских приисков. Говорили, что это было лет сто назад, если не больше. Может быть, поэтому моисеевскую заимку до сего времени по старинке и называли «выселком».

Вместе с Моисеем на заимке жили: его жена Фекла, двадцатипятилетний сын Степан и внучка Зойка — дочь старшего сына Иннокентия, погибшего на Хасане. Глуховатый Степка, в детстве сломавший ногу, — она срослась так, что стала короче, — получил освобождение от службы в армии и помогал отцу.

Было на выселке небольшое хозяйство: домик, банька по-черному, амбарчик, огородишко, пара коровенок, лошадка. Зимой старик охотился, летом заготавливал ягоды и грибы.

Так и жил он на отшибе, вдали от людей. Попытка втянуть старика в колхоз провалилась. Он хоть и не был против колхоза, но переезжать в Кирпичный Утес отказался. «Нечего мне там делать, — заявил он представителю укома партии, приезжавшему агитировать его. — Здесь как-никак своя земля. Помру, будет где крест поставить».