Застава на Аргуни
Шрифт:
Торопов, волнуясь, отдал команду собрать личный состав, а сам бросился звонить в штаб отряда. Накануне он получил приказ об освобождении от должности. Как же теперь поступить? Передать командование Панькину, назначенному временно исполняющим обязанности начальника заставы? Или взять ответственность за судьбу операции на себя?
Услышав в трубке голос начальника отряда, Торопов спросил:
— Как поступить мне?
— Как предписано!
Торопов понял, что начальник отряда имеет в виду литерный сигнал.
— Я говорю о вашем приказе, — пояснил лейтенант.
—
Обрадованный доверием начальника Торопов возбужденно заходил по канцелярии…
…В казарме шли приготовления к боевому расчету. Становясь в строй, Слезкин заметил, что в шеренге были все пограничники заставы, даже те, кто должен был в этот час находиться на границе.
— Почему возвратились наряды Пушина и Борзова? — шепнул он соседу.
— Прорыв где-нибудь! — ответил тот.
— Тогда почему сняли наряды?
Улыбка вошедшего в казарму Торопова рассеяла тревожные мысли бойцов. Внешне начальник казался спокойным. Лишь румянец, разливавшийся по обветренным, слегка побледневшим щекам, выдавал его волнение. Сверкнув глазами, он сказал:
— Товарищи, сегодняшней ночью заставам пограничных отрядов Дальнего Востока приказано перейти государственную границу и разгромить вражеские кордоны.
В казарме наступила гробовая тишина. Бойцы затаили дыхание, слышали стук собственных сердец. Откуда-то из-за границы донесся заунывный плач филина. Слезкин почти задохнулся от волнения. Он знал, что совершается событие, которое он не забудет всю жизнь.
— Нам приданы для усиления бойцы соседних застав, — как в тумане слышал Слезкин торжественный и суровый голос Торопова. — К нам подходит взвод маневренной группы. Мы должны уничтожить кордон Уда-хэ и гарнизон в станице Георгиевской в пятидесяти километрах от границы.
Торопов взглянул на часы, сказал:
— Прошу сверить! Сейчас восемнадцать сорок пять. Выступаем в двадцать четыре ноль-ноль.
Сержанты и солдаты начали сверять время. Слезкин, волнуясь, все никак не мог загнуть обшлаг гимнастерки. Торопов продолжал:
— Приказываю в оставшееся время подготовиться к операции. Получите у старшины дополнительные диски к автоматам, патроны, гранаты. Накормите коней. Подготовьте пятидневный запас фуража и продовольствия. Для охраны границы на заставе останутся…
Услышав это, бойцы заволновались. Шуточное дело — остаться в такой момент на заставе! Сколько бессонных ночей провели они в засадах, секретах, дозорах, мечтая о встрече с ненавистными самураями в открытом бою! И вдруг остаться? В эту незабываемую, тревожную минуту перед грядущей битвой Слезкин гневно подумал: «Если оставят — не подчинюсь!» Он насупился, весь напружинился, угрожающе стиснул зубы. Прозвучали фамилии остающихся. Лицо Слезкина просияло, он облегченно переступил с ноги на ногу.
— Больные есть? — спросил Торопов.
Больных не оказалось.
— Вопросы есть?
— Разрешите, — зазвенел накаленный
голос Айбека.— Пожалуйста.
— Зачем так, товарищ лейтенант: если соревнования — Абдурахманов нужен, если бой — Абдурахманов не нужен? — в голосе слышалось клокотание обиды.
Торопов чуть заметно улыбнулся.
— Вас, товарищ Абдурахманов, можно хоть в тот, хоть в другой список включить. На вашу долю выпало самое ответственное поручение. Как лучшему кавалеристу, поручаю быть связным между штурмовой группой и заставой. Придется одному пробираться по тылам противника. Возможны встречи с врагом в одиночку.
— Спасибо, товарищ лейтенант, — прошептал Айбек.
— Есть еще вопросы? Нет! Готовьтесь к бою. Старшина, приступайте… Командирам отделений зайти в канцелярию!
Торопова точно подменили. Все то, что мучило последнее время — вся тоска, тревога, неразбериха в личной жизни — все это отошло куда-то вдаль перед тем, что должно было совершиться. Теперь жизнь его не принадлежала ему. Он с радостной готовностью отдавал ее родимой земле. Командиры отделений не узнавали своего начальника. Торопов будто помолодел, расцвел, движения его были четкими, голос звучал властно. Такому они подчинялись с радостью. Еще никогда Торопов не казался таким красивым. Но никто не знал, что и таким счастливым он еще никогда не был.
Торопов подозвал командиров к карте, четко, словно не раз уже до этого штурмовал Уда-хэ, разъяснял:
— Повторяю: выступаем с заставы в двадцать четыре ноль-ноль. Двигаемся тыловой тропой в сторону Уда-хэ. Переправляемся через Аргунь на подручных средствах вот здесь, на перекате. Обходим по юго-восточному склону высоту с отметкой 365, сближаемся с кордоном. Сержант Карпов и ефрейтор Павличенко пойдут вперед, снимут часовых и дадут сигнал. Тогда начинаем атаку. Удар должен быть внезапным, действия решительными!
— Этот вариант вступит в силу, если мы убедимся, что для японцев наше выступление — неожиданность. В противном случае будем действовать по второму варианту.
Лейтенант подошел к рельефу участка.
— Вот здесь будут стоять минометы под командованием Кукушкина. Если японцы успеют занять огневые точки и задержат нас на подступах, мы окопаемся и с рассветом завяжем перестрелку. По нашему сигналу старшина начнет обстрел кордона зажигательными минами. Будем выкуривать противника таким образом. Это — на худой конец.
— А как быть с конями? — спросил Карпов.
— Коноводы будут наготове. Как только с кордоном покончим, я пошлю на заставу Абдурахманова. Старший лейтенант Панькин обеспечит переправу коней вплавь. Где это сделать — он знает. Понятно? — спросил Торопов сержантов.
— Понятно! — дружно ответили они.
— Тогда — за дело! Расскажите бойцам обязанности во время штурма. Проверьте подгонку снаряжения. Пусть люди отдохнут, хорошенько поедят. — Торопов вытащил пачку папирос, угостил сержантов. — Вы, товарищ Пушин, возьмите Слезкина и отправляйтесь на НП. Внимательно посмотрите, что делается на кордоне. С наступлением темноты вернетесь на заставу. Звонить по телефону разрешаю только в экстренном случае.