Затерянные во времени
Шрифт:
— Мне нужно в туалет, — хмуро сказала она.
— В туалет?
— Удобства? Уборная? — Шеннон сморщилась, когда он рассмеялся. — Я правильно сказала?
— Конечно. Тебя проводить? — не ожидая ответа, он позвал: — Герцогиня! — Помахивая хвостом, собака вылезла из-под кровати. — Присмотри за Шеннон, Герцогиня.
Шеннон схватила туфли и вышла на улицу, задумчиво посмотрела на лес, отделяющий ее от саскуэханноков. Ей очень хотелось к ним. Они ошибались, думая, что у нее больше общего с человеком по имени Джон Катлер. Возможно, из-за происхождения или языка. Но правда вспыхнула в ней, как
— Ваша земля священна и для меня, — прошептала Шеннон, глядя на деревья. — Не только потому, что там нашли вечный покой мой отец и ваши предки, но и за ее чистоту и красоту. Я напрасно боролась против загрязнения окружающей среды, бессмысленной охоты и хищнической эксплуатации полезных ископаемых. Душой и телом я с вами, а не с «моим» народом. Если бы вы только знали об этом…
Шеннон устремилась к сараю. Интересно было узнать, с какими еще животными мог сосуществовать Джон Катлер. Слегка приоткрыв дверь, чтобы, не дай бог, какая-нибудь живность не сбежала, она заглянула в темный сарай. Но оказалось, что это не сарай и не стойло, а миниатюрная кузница. Широко распахнув дверь, Шеннон смогла рассмотреть в лунном свете наковальню, мехи и аккуратно разложенные кузнечные клещи и кочерги. Она рассмеялась, представив себе заросшего, громадного Джона Катлера в черном кожаном фартуке. Весь в поту, чертыхаясь, он кует инструменты… для кого? Для каких целей?
«Капканы», — с отвращением подумала Шеннон. Стоило только обратить внимание на мужчину или поверить ему, как оказалось, что он жесток. «Пусть это послужит тебе хорошим уроком, Шеннон, — сказала она себе. — Держись подальше от этого зверя».
Бросив взгляд на хижину, Шеннон сняла грязные джинсы, яростно вытрясла их и вошла в кое-как сколоченную уборную.
— Останься за дверью, Герцогиня, — приказала она собаке.
От реки дул холодный пронизывающий ветер. Шеннон быстро оделась и вернулась в хижину.
— Я принес тебе воды… Там, в тазу. И щетка для волос…
— Спасибо, у меня своя. — Шеннон привела себя в порядок, признательная Джону за его притворную незаинтересованность, и разделась у него за спиной. Интересно, хватит ли у него наглости проверить, сняла ли она лифчик. Аккуратно сложив одежду, она положила ее на постели, нырнула под одеяло и сообщила: — Я уже легла.
Джон одобрительно посмотрел на нее.
— А теперь закрой глаза, мисс Шеннон, и я расскажу тебе о твоем герое.
— Он вовсе не мой герой, — по многолетней привычке Шеннон принялась заплетать в косу длинные золотистые волосы. — Начинай свой рассказ, Джон.
Несколько минут Джон, как зачарованный, следил за плавными движениями ее руки, а затем начал свой рассказ.
— Мой отец был человеком своенравным. Когда-нибудь я расскажу о нем подробнее. Сейчас достаточно сказать, что он был своенравным. Мама знала об этом, когда выходила за него замуж. Но она не могла предположить… насколько это усложнит их жизнь.
— Они англичане?
— Да. Но мать моего отца была француженкой. — Джон натянуто улыбнулся и прибавил: — Для Кахнаваки это имеет значение. Он питает склонность к французам, а не к англичанам.
Шеннон вспомнила историю гибели саскуэханноков… Возможно, ее ускорила тайная встреча с французами…
Она
вздрогнула.— Он не должен доверять им, — вырвалось у нее непроизвольно.
— Согласен.
— Продолжай, Джон.
— Мой отец отправился в Америку по торговым делам моего деда. Дед надеялся, что путешествие и трудности, встречающиеся в пути, обуздают его нрав. Но он ошибся. Отец влюбился в девственную природу. Фактически, он так и не вернулся к матери.
— Он не послал за своей семьей?
— Нет. Он прислал деньги, чтобы обеспечить нас… по долгу совести. Но мама потратила их на собственные поездки. Она переехала в Нью-Плимут.
— Твоя мать, должно быть, удивительная женщина.
— Да. Даже отец был потрясен. Его не интересовал Нью-Плимут, и он перевез нас в Нью-Амстердам. Здесь постоянно находился компаньон отца, торговец Питер Ван Хорн. Он присматривал за нами, когда отец бывал в отъезде. А уезжал он часто и надолго. Однако, мне посчастливилось хорошо узнать его. Мой отец по-своему был добрым человеком.
— Когда он умер?
— Около семи лет назад. Уже на смертном одре он признался, что у него есть еще одна жена, — лицо Джона исказилось от боли.
— О! — не удержалась от восклицания Шеннон.
Джон холодно кивнул.
— Можешь представить, что там было. Если бы он не умирал, я, наверное, задушил бы его собственными руками.
— Какое потрясение для твоей матери!
— Это еще не все. Он не просто пренебрегал ею, — слегка прихрамывая, Джон начал ходить по комнате. — Он не был верен ей. Я не раз слышал, что французы женятся на индианках, нo…
— Она была индианкой? — поразилась Шеннон. — А как ее звали?
— Оджибва. После смерти отца мама отправила меня на ее поиски. Я должен был сообщить ей, что она овдовела. Мама сочувствовала ей, она была удивительной женщиной. — Джои остановился, расправил плечи. — Это предыстория моей встречи с Кахнаваки. Я путешествовал в глубине страны, где был вовлечен в драку с бандой индейцев-шони. Они бы прикончили меня, если бы не Кахнаваки. Мы с ним бились бок о бок. Кахнаваки прекрасно владеет ножом, я — кулаками. Мы здорово дрались, но были в меньшинстве.
Шеннон видела, что воспоминания о том бое захватили его.
— А сколько было шони? — застенчиво спросила она.
— Восемь, — Джон усмехнулся. — Правда, с ними был пленный, которого нужно было охранять. Поэтому с нами дрались только семеро, но…
— Семеро против двоих!
— Да, драка была что надо. Временами мне казалось, что меня вот-вот убьют. Потом мы стали их теснить. Это нас опьянило. Кахнаваки был похож на сумасшедшего. Наверное, это роднит вас. Глядя на него, и я дрался, словно одержимый. В конце концов, мы их разогнали.
— Здорово!
— Я думал, мы отправимся залечивать раны, но у Кахнаваки были другие планы. Он совсем плохо говорил по-английски, я не знал ни слова по-ирокезски; тем не менее, он умеет быть убедительным. Он сказал, что мы должны освободить пленника шони. Им был сын одного высокопоставленного мохаука. Кажется, — по лицу Джона пробежала тень неудовольствия, — Кахнаваки спас мою жизнь из корыстных побуждений. Он нуждался в помощнике для освобождения пленника.
— Саскуэханноки — союзники мохауков?