Затерявшийся в мирах (Лафайет О'Лири - 2)

– Вполне возможно, - ответил Лафайет.
– Скажи мне, Гроунвельт, что ты знаешь об этой... э-э-э... леди Андрагорре?

– Да так, ничего особенного. Только то, что она самая богатая и самая красивая дама во всем Меланже. Да еще что в герцоге разгорелась страсть к ней, словно пожар в Чикаго.

– Тебе известно о пожаре в Чикаго?

– А как же, пивнушка такая. Сгорела дотла на прошлой неделе. А что?

– Нет, ничего. Так о чем ты говорил?

– Я говорил, что у его светлости ничего с ней не выйдет.

– А почему?

Гроунвельт хитро подмигнул и понизил голос:

– Да ходят слухи, что у нее есть кто-то другой, вот почему.

– Кто-то другой?

Лафайету показалось, что сердце остановилось у него в груди.

Гроунвельт ткнул его локтем под ребро:

– Ну да! Герцог Родольфо и не подозревает, что его уже опередили. Говорят, мошенника зовут не то Долговязый Лоренцо, не то Счастливчик Ланселот.

– Долговязый Лоренцо?
– пробормотал Лафайет, а Гроунвельт тем временем принялся за его кандалы.

– Скажу тебе по секрету, - заговорщицки прошептал СФВ, - все думают, что миледи нынче отправилась проведать свою престарелую тетку и ее двенадцать кошек. Но, между нами говоря, она держит путь в охотничий домик в горах, где намеревается провести медовый месяц с ловким повесой.

– Медовый месяц?

– Совершенно верно. Ну, а теперь нам пора отправляться к гофмейстеру. Он приоденет тебя для аудиенции у его светлости.

Герцог Родольфо сидел в большом кожаном кресле с подлокотниками, когда Лафайета ввели в его покои. На О'Лири был новый чистый костюм из расшитого блестками шелка, который пришелся ему почти впору.

– Садись, Ланселот, - предложил герцог с деланной сердечностью. Что-нибудь выпить? Сигару?
– Он указал рукой на глубокое кресло и низкий столик, на котором стояли бутылка, бокалы и ящичек с сигарами.

– Благодарю.
– Лафайет плюхнулся в кресло и широко зевнул.
– Прошу прощения, в это время я уже обычно сплю. Кстати, меня зовут Лафайет.

– Ты хорошо пообедал?

– Вполне, если учесть, что во время обеда шесть служанок терли мне спину, накладывали пластыри на нарывы и растирали ушибы. Но я не жалуюсь.

– Прекрасно. В таком случае не будем ходить вокруг да около, Ланселот. Скажи мне, какие у тебя... э-э-э... отношения с леди Андрагоррой?

Герцог дернул себя за заусенец на пальце и в упор посмотрел на Лафайета.

– Мои отношения с леди Андрагоррой?
– переспросил тот, пытаясь выиграть время.
– Ну, как бы это сказать... дело в том, что я ее муж.

Лицо герцога окаменело.

– Как, муж?!
– проговорил он неожиданно осевшим голосом.

– Но мы живем врозь, - поспешил уточнить Лафайет.
– Сказать по правде, мы практически не общаемся.

– Я и не знал, что миледи вышла замуж, - в голосе Родольфо прозвучала угроза. Он потянулся к бутылке, налил себе полный бокал и залпом осушил его.

– Да к тому же еще и развелась.

– Она прекрасная девушка, - вставил Лафайет.
– Такая веселая, жизнерадостная...

– Меня не интересуют интимные подробности, - оборвал его Родольфо. Он закусил нижнюю губу.
– Теперь мне понятно донесение капитана Ритзпо. Он доложил, что ты пытался заговорить с ней на улице, за что получил удар хлыстом.

– Капитан Ритзпо...
– начал было Лафайет, - ...очень проницательный человек, - закончил он.

– Остается только гадать, чем ты вызвал столь сильное отвращение у такой благородной леди.

– Ну, началось все с шутки в постели, - начал О'Лири и вдруг заметил, что черты герцога покрыла мрачная тень.

– Шутка - так зовут ее кошку, - придумал он на ходу.
– Леди Андрагорра привыкла спать с ней, а у меня аллергия на кошек. Так что, вы сами понимаете, семейная жизнь у нас не сложилась.

– Так значит, она не... ты не...

– Именно так.

Лафайет с облегчением отер пот со лба кружевным манжетом и налил себе бренди.

– Твое счастье, Ланселот, - проговорил Родольфо ледяным голосом.
– В противном случае я был бы вынужден немедленно казнить тебя.

– Меня зовут Лафайет. И не стоит больше говорить об этом, - сказал О'Лири, осушив бокал. Сморщившись, он продолжал:

– По какой-то причине я вам понадобился: вы приказали меня одеть и доставить в ваши покои. Чем же я могу быть полезен?

Герцог забарабанил пальцами по столу, но вдруг резко остановился:

– Я воспылал страстью к миледи, - отрывисто сказал он.
– По этой причине я пригласил ее провести несколько дней со мной в моем зимнем дворце. Однако, вместо того, чтобы с благодарностью принять мое приглашение, она отказалась, сославшись на то, что должна навестить престарелую родственницу.

– Ну и что?

– Возможно, я становлюсь чересчур мнителен, но мне почудилась некоторая холодность в ее манерах.

Герцог вновь наполнил свой бокал.

– А что, если вы не в ее вкусе?
– высказал предположение Лафайет и последовал примеру герцога.

– Что значит "не в ее вкусе"?

– Ну, начать с того, что вы ей в отцы годитесь, - заметил О'Лири.

– Это не имеет значения.

– Возможно, для вас, но не для нее. К тому же, если позволите мне быть до конца откровенным, вам не хватает жизнерадостности. А Даф... то есть леди Андрагорра, не прочь поразвлечься.

– Жизнерадостности? Да откуда же ей взяться, если меня замучали государственные заботы, несварение желудка, головные боли и неблагоприятный платежный баланс?

Герцог схватил бутылку и наполнил свой бокал. Затем, вспомнив о Лафайете, налил и ему.

– Вот об этом я и говорю, ваша светлость: чрезмерные заботы лишают вас жизнерадостности. Мешай дело с бездельем - проживешь жизнь с весельем, заключил он.

– Как-как? Мешай дело с бездельем? Отлично сказано!

Они чокнулись и выпили. Герцог облизнул губы:

– Да, теперь я понял свою ошибку! Какой же я был идиот! Ну что мне стоило без всяких церемоний подойти к ней и пригласить на увеселительную прогулку в музей - мы могли бы вместе осмотреть мумии. Или предложить провести вечерок в непринужденной обстановке за картами? Так нет, я приглашал ее на официальные обеды или в гостевую ложу на заседания Тайного совета.