Заводные апельсины

– Глубокая гипнопедия, - отвечает один (или какое-то словцо наподобие, точно не помню).
– Похоже, вы выздоровели.

– Выздоровел?
– возмутился я.
– Валяюсь тут плашмя на койке, а вы говорите - выздоровел? Поцелуй меня в яму, вот что, корeш!

– Подождите, - сказал его приятель.
– Теперь уже недолго осталось.

Я ждал, бллин, а заодно поправлялся, а заодно уплетал за обе щеки всякие там яйца-шмяйца, тосты-шмосты, запивая их чаем с молоком, и вот настал день, когда мне сказали, что ко мне пришел очень-очень необыкновенный посетитель.

– Но кто?
– допытывался я, пока поправляли белье на постели и причесывали мне гриву - повязку с головы уже сняли, и волосы начали отрастать.

– Увидите, увидите, - вот все, что мне отвечали. И я наконец увидел. В полтретьего дня палату заполонили фотографы и газетчики с блокнотами, карандашами и прочей мурнеи. Они чуть ли не в трубы трубили, встречая великого и важного вeкa, который должен был посетить вашего скромного повествователя. Он пришел, и, конечно же, это оказался не кто иной, как министр нутряных, или внутряных, или каких еще там дел; он был одет по последней моде и вовсю поигрывал интонациями своего хорошо поставленного начальственного баса. Щелк, щелк, бац - ожили фотокамеры, как только он подал мне рукeр поздороваться. Я говорю:

– Так-так-так-так. Что за дела, корeш, чего при-персиa?

Похоже, никто меня толком не пони, но один говорит:

– Смотри, парень, не забывай, с кем говоришь, это министр!

– В гробу я видал, - чуть ли не гавкнул я ему в ответ, - и тебя, и твоего министра.

– Ну ладно, ладно, - торопливо вклинился внутря-кой.
– Он говорит со мной как друг, верно, сынок?

– Ага, я всем друг, - отвечаю, - кроме тех, кому враг.

– А кому ты враг?
– спросил министр, и все газетчики схватились за свои блокноты.
– Скажи нам, мой мальчик.

– Моим врагам, - отвечаю, - всем тем, кто плохо себя ведет со мной.

– Что ж, - сказал Миквнудел, присаживаясь на край моей койки.
– Мы, то есть все правительство, членом которого я являюсь, хотели бы, чтобы ты считал нас своими друзьями. Да-да, друзьями. Мы ведь помогли тебе, вылечили, правда же? Тебя поместили & лучшую клинику. Мы никогда тебе не желали зла, не то что некоторые другие, кто и желал, и воплощал это желание в реальных действиях. Я думаю, ты знаешь, о ком я говорю.

– Да-да-да-да, - продолжал он.
– Есть люди, которые хотели бы использовать тебя, да-да, использовать в своих политических целях. Они были бы счастливы, да, счастливы, если бы ты умер, потому что думают, будто им удалось бы это свалить на правительство. Думаю, ты знаешь, кто эти люди.

– Есть такой человек, - после паузы вновь заговорил МВД, - некий Ф. Александр, сочинитель подрывной литературы, так вот он как раз и жаждал твоей крови. Прямо с ума сходил, до чего ему хотелось всадить тебе нож в спину. Но ты уже можешь не бояться. Мы его изолировали.

– Но мы с ним вроде как покорeшaлисс"- сказал я.
– Он был мне как мать родная.

– Видишь ли, он узнал, что ты когда-то нехорошо поступил с ним. Во всяком случае, - сразу поправил сам себя МВД, - он думает, что узнал это. Он вбил себе в голову, что из-за тебя умер один очень близкий и дорогой ему человек.

– Вы это к тому, - проговорил я, - что ему рассказал кто-то?

– Просто он вбил это себе в голову, - сказал МВД.
– Он стал опасен. Мы изолировали его для его же собственного блага. Ну и, - добавил он, для твоего тоже.

– Спасибо, - сказал я.
– Большое спасибо.
– Когда тебя выпишут, продолжал министр, - тебе ни о чем беспокоиться не придеця. Мы все предусмотрели. У тебя будет хорошая работа и хорошая зарплата. Потому что ты нам помогаешь.
– Разве?
– удивился я.

– Мы ведь всегда помогаем своим друзьям, верно?
– Тут он снова взял меня за руку, кто-то крикнул: "Улыбочку! ", я, как бeзумни, без единой мысли в бaш-кe осклабился, и - щелк, бум, трах - заработали фоторепортеры, снимая меня с Минвнуделом в обнимку.
– Молодец, - похвалил меня великий деятель.
– Ты хороший парень. Вот, это тебе в подарок.

Подарок - сияющий полированный ящик - тут же внесли в дверь, и я сразу понял, что это такое. Стереоустановка. Ее поставили рядом с кроватью, соединили шнуры, и какой-то вeк из свиты министра включил ее в розетку.

– Ну, кого поставим?

– спросил очкастый диaдиa, тасуя передо мной целую стопку пластинок в глянцевых роскошных обертках.
– Моцарта? Бетховена? Шенбер-га? Карла Орфа?

– Девятую, - сказал я.
– Мою любимую Девятую. И Девятая зазвучала, бллин. Народ на цыпочках, молча стал расходиться, а я лежал с закрытыми глазами и слушал восхитительную музыку. "Ты хороший, хороший парень", тронув меня за плечо, проговорил министр и вышел. Какой-то вeк, оставшийся последним, сказал: "Вот, здесь подпиши". Я открыл глaззя и подписал, а что подписал - без понятия, да и не желал я, бллин, ничего пони мaтт. После этого меня оставили наедине с великолепием Девятой Людвига вана.

О, какой это был кaиf, какой бaлдеж! Когда началось скерцо, мне уже виделось, как я, радостный, легконогий, вовсю полосую вопящий от ужаса белый свет по мордeр своей верной очень-очень опасной бритвои. А впереди была еще медленная часть, а потом еще та, где поет хор. Я действительно выздоровел.

– Ну, что же теперь, а?

Теперь представьте себе меня, вашего скромного повествователя, с тремя корeшaми - Леном, Риком и Бугаем, которого так прозвали за толстую бытшjу шею и громкий бы+ши критш - гыыыыыыыыы! Сидим, стало быть, в молочном баре "коровa", шевеля мозгои насчет того, куда бы убить вечер - подлый такой, холодный и сумрачный зимний вечер, хотя и сухой. Вокруг народ в о^пaдe - тaс+шaциa от молока плюс велосет, синтемеск, дренкром и всяких прочих шиу-тшeк, от которых идет тихий бaлдеж, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь мозг проскакивают искры и фейерверки. Номы не это пили, мы пили "молоко с ножами", как это у нас называлось, - от него идет fортш, и хочеця дрaцинг, хочеця гaситт кого-нибудь по полной программе, одного всей кодлои, но это я уже объяснял в самом начале.

Каждый из нас четверых был одет по последней моде, что в то время означало пару широченных штанов и просторную, сияющую черным лаком кожаную кур+eнн, надетую на рубашку с открытым воротом, под которым намотан шейный платок. Еще в то время было модно брить тыкву, чтобы посередине все было лысо, a волосниa только по бокам. Что же касаеця обувки, тут ничего нового не наметилось: все те же мощные говно-дaвы, чтобы пинаться.
– Ну, что же теперь, а? Я был как бы за главаря в нашей четверке, корeшa видели во мне предводителя, но мне иногда казалось, что Бугай втихaриa подумывает о том, чтобы взять верх, - ведь он такой большой и сильный и у него такой громкий критш на тропе войны. Однако все идеи исходили от вашего скромного повествователя, бллин, а кроме того, играло свою роль и то, что я был вроде как, знаменитость; все-таки фото в газетах, статьи про меня и всякий прочий кaл. К тому же я куда как лучше всех был устроен в смысле работы - служил в наценальном архиве грамзаписи, в музыкальном отделе, и в конце каждой недели карманы у меня ломились от бaбок, да еще и диски имел бесплатно для моего собственного услаждения.

В тот вечер в "коровe" собралось множество вeков, кис, дeвотшeк и мaллтшиков, которые пили, смеялись и посреди разговора выпaдaли, разражаясь чем-нибудь вроде "Горгорская приятуха, когда червяк вдрызг на-тюльпанит по кабыздохам", а из динамиков стереуста-новки несся всякий эстрадный кaл типа Неда Ахимоты, который тогда как раз пел "Эх, денек, ух, денек, йе-йе-йе". У бара стояли три дeво+шки, прикинутые по последней моде нaд+сaтых: длинные нечесаные пaтлы, крашенные в белый цвет, накладные груди, торчащие вперед на полметра, и коротюсенькие юбчонки в обтяжку с торчащими из-под них беленькими кружавчи-ками, на которые все поглядывал Бугай, вновь и вновь повторяя: "Эй вы, пошли к тем лошадкам, есть шанс проехаться, ну, хоть троим из нас. Все равно ведь Лену это не нужно. Пускай сидит тут, своему богу молиця". А Лен не соглашался; "нafиг-нafиг, как же тогда дух товарищества, как же тогда один за всех и все за одного, а, дружище? " Я же, ощутив одновременно дикуjу усталость и вместе с тем щекочущий прилив энергии, сказал: