Зажигалка вечности

Он остановился, слегка запыхавшись. Не от усталости — его тело не знало усталости в привычном смысле. Скорее от эмоционального напряжения. Каждый круг был попыткой уйти, каждый шаг — бегством, которое никуда не вело.

Следующий ритуал — попытка ведения календаря. Бессмысленное занятие, но он продолжал его из упрямства. Аид сел в центре своей камеры и закрыл глаза, пытаясь вспомнить, сколько времени прошло с момента заточения.

— Пятьсот тридцать лет, два месяца, семнадцать дней, — произнёс он вслух. — Или пятьсот тридцать один год? Или пятьсот двадцать девять?

Числа расплывались в его памяти, как краски под дождём. Время без ориентиров теряло смысл. Он мог спать год или час — разницы не было. Мог думать неделю или минуту — результат был тот же.

Но он продолжал считать. Это помогало сохранить иллюзию того, что время ещё что-то значит.

Затем пришла очередь воспоминаний. Аид выбирал из памяти сцену — обычно приятную — и проигрывал её в деталях. Сегодня он вспомнил летний день в одном из миров, который он посетил до заточения. Зелёные поля, голубое небо, смех детей, играющих в деревне. Он почти чувствовал запах скошенной травы и тепло солнца на коже.

Потом вспомнил, как этот мир сгорел. По его вине.

Аид резко открыл глаза, прогоняя видение. Некоторые воспоминания лучше было не трогать. Они жалили острее, чем огонь стен.

— Поговорим о чём-нибудь хорошем, — сказал он вслух. — О планах на будущее, например.

Он засмеялся — звук получился горьким.

— Планы. У заключённого, которому некуда идти и нечего делать. Отличная идея.

Но разговор с самим собой помогал. Голос, даже собственный, нарушал мёртвую тишину камеры. Аид рассказывал себе истории, декламировал стихи, которые помнил, пел песни. Иногда он устраивал целые дебаты, играя обе стороны спора.

— Вопрос дня, — объявил он, поднимаясь на ноги. — Что лучше: сойти с ума от одиночества или сохранить рассудок и страдать осознанно?

— Глупый вопрос, — ответил он сам себе другим голосом. — Безумие — это побег. Рассудок — это мужество.

— Или упрямство.

— Возможно. Но если я сойду с ума, кто будет помнить о том, что я когда-то был человеком?

— А ты до сих пор человек?

Вопрос повис в воздухе. Аид не знал ответа. Века заточения изменили его — это было очевидно. Но во что он превратился? В монстра, заслуживающего своей участи? В мученика, страдающего за чужие грехи? Или просто в уставшее существо, которое забыло, кем когда-то было?

***

Память о последней попытке побега нахлынула неожиданно, яркая и болезненная. Аид почувствовал, как в груди разгорается знакомая ярость — та же, что довела его до отключения сознания.

Он помнил, как всё начиналось. Очередное пробуждение после периода забытья, осознание того, что он всё ещё здесь, всё ещё заперт. Но в тот раз что-то было не так. Стены казались... менее прочными. Пламя мерцало неровно, словно нарушился какой-то важный ритм.

Аид решил, что наступил его час.

Он начал с обычных попыток. Сначала пытался пройти сквозь стену, игнорируя боль. Огонь обжигал его, но не смертельно — Виктор Крид был слишком умён, чтобы дать ему такой лёгкий выход. Потом он попробовал копать. Пол оказался таким же неприступным, как и стены.

Затем пришла очередь потолка. Аид прыгал, пытался дотянуться до мерцающей дымки наверху, но она отступала от его рук, словно мираж в пустыне.

— Выпусти меня! — кричал он, бросаясь на стены. — Я выучил урок! Я понял! Выпусти меня!

Но стены молчали.

Ярость нарастала. Аид чувствовал, как она поднимается из глубин его существа, как лава из жерла вулкана. Он был могущественным магом когда-то. Он разрушал миры, повелевал стихиями, сгибал реальность по своей воле. Неужели какая-то зажигалка, пусть и артефактная, могла удержать его навечно?

— ВИКТОР! — взревел он. — ВИКТОР КРИД! ТРУС! ВЫЙДИ СО МНОЙ НА РАВНЫХ!

Эхо его голоса билось о стены, возвращаясь многократно усиленным. Казалось, что кричит не один человек, а целая армия.

Аид собрал всю свою оставшуюся магическую силу — крохи того могущества, которым когда-то обладал. Он направил её на стены, пытаясь пробить брешь, создать трещину, найти слабое место.

И тут произошло нечто странное.

Стены... ответили.

Не болью, как обычно. И не отторжением его силы. Они словно приняли его магию, поглотили её и превратили во что-то другое. Пламя изменило цвет, стало более ярким, начало пульсировать в новом ритме.

Аид почувствовал, как его собственная энергия возвращается к нему, но изменённая. Словно стены переработали её и отдали обратно в новой форме. Это было одновременно знакомо и совершенно чуждо.

— Что... что это было? — прошептал он.

Но ответа не последовало. Вместо этого сознание начало покидать его. Не от боли или усталости — от чего-то другого. Словно его разум не мог выдержать того, что только что произошло.

Последнее, что он помнил — ощущение, что стены зажигалки не просто живые. Они мыслящие.

***

Теперь, вспомнив тот эпизод, Аид смотрел на стены с новым интересом. Что-то определённо изменилось после той попытки побега. Изменилось тонко, почти незаметно, но он чувствовал разницу.

Пламя дышало.

Это было единственным способом описать то, что он видел. Стены поднимались и опускались в медленном, гипнотическом ритме. Словно зажигалка действительно была живым существом, а он находился в её лёгких.

— Интересно, — пробормотал Аид, приближаясь к одной из стен.

Он протянул руку, но не коснулся пламени. Просто держал ладонь рядом, чувствуя исходящее от стены тепло. Оно пульсировало в том же ритме, что и движение стен. Как сердцебиение.

— Ты живая, — сказал он стене. — Не просто магический артефакт. Ты живое существо.

Пламя мерцнуло ярче, словно отвечая на его слова.

Аид отступил, размышляя. Все эти века он воспринимал зажигалку как тюрьму — мёртвую, созданную для одной цели. Но что если он ошибался? Что если Виктор Крид не просто заперёл его в артефакте, а поместил внутрь живого существа?